– Шакал! Недоношенный ублюдок!

Удары сыплются один за другим. Боль взрывается в теле алыми всполохами. Я с такой силой стискиваю зубы, что еще немного, и те раскрошатся. Похер. Я не доставлю им удовольствия криком. В конце концов, ничего нового не происходит. Меня часто бьют. Я привык к боли и постоянному унижению.

Первый удар приходится в голову. А следом второй – под дых. Инстинктивно сгибаюсь. Костя Бульдозер пинком под зад отправляет меня на липкий воняющий хлоркой пол. Фома бьет по почкам. Эти шакалы всегда нападают стаей. Я группируюсь, сжимаюсь в позу эмбриона, чтобы защитить внутренние органы, а руками с никогда не заживающими костяшками обхватываю голову. Плохо, что не устоял. Так гораздо больше шансов быть забитым насмерть. Если кто-то из мелких, проснувшихся, чтобы сходить в туалет, не поднимет шум. Вся надежда на них. А пока, кажется, мне конец. Страх ползет по избитому телу и оплетается вокруг горла. Я пытаюсь себя убедить потерпеть. Скоро все непременно закончится… Ненадолго, конечно. До следующего раза. Но все же.

На несколько секунд я теряю сознание. Прихожу в себя, потому что кто-то бьет меня по щекам. Влажным и липким от заливающей их крови. Кажется, я рассек голову о батарею.

– Что-то ты быстро сегодня отъехал! – ржет Бульдозер и снова бьет в живот. Успеваю поставить блок. Руку прошивает боль. И, кажется, я слышу, как хрустят мои кости. С губ срывается тихий стон.

– Ты гля! – ощеривается тот. – Как баба на хую стонет. Ты часом не пидор, а? Ну, чего молчишь, урод? Язык проглотил?

Удар. И еще удар. И снова… Их четверо. Или пятеро. И даже будь я покрепче, хрен бы от них отбился. Драки в детских домах – явление нередкое. Но так регулярно выхватываю я один. Почему? Потому что самый мелкий и слабый. Хотя мне скоро исполнится пятнадцать. И по возрасту я даже старше многих из этой шайки.

– Проверь! – кто-то из скинов заливается шакальим смехом.

– А что? Можно и проверить. Ну-ка снимайте с него портки!

Чьи-то руки ложатся на поясницу, оттягивают вниз резинку изношенных трусов. И только тогда до меня доходит…

– Руки убрал! – сиплю я. К горлу подкатывает истерика. Перед глазами мелькают серые точки. Я бы, наверное, потерял сознание, если бы не опасался того, что за этим последует.

– Ну, че, урод, ты педик?

– А ты, че, Фома, хочешь ему присунуть?

– А что? Дырка – она и в Африке дырка, – смеется тот.

Я не знаю, откуда берутся силы. Наверное, меня подхлестывает страх. Липкий тянущий ужас. Кулак взмывает вверх и со всей дури врезается в круглую как блин морду Бульдозера. Это тоже ошибка. За столько лет я должен был уяснить, что в таких ситуациях лучше не рыпаться. Но как? Мысль о том, что они задумали, доводит меня до безумия. И пусть они меня лучше убьют, чем…

– Су-у-ка. – Бульдозер трясет головой. А дальше… Дальше только боль. Я своего добился.

Вскидываюсь на разложенном кресле. Дышу. Пот льется по спине градом, выступает на висках. Сердце колотится, как ненормальное. Заходится в груди. Удивительно. С той поры прошло несколько лет. Позади осталась служба, за время которой я каких только ни видел ужасов, но вот ведь какая штука – в кошмарах ко мне все равно приходит та самая ночь в детдоме.

Трясу головой. Вместе с липким потом стираю с лица обрывки сна. Дерьмо… Может, стоит обратиться к психологу. Тем более что мне больше не нужно обманывать медкомиссию на предмет моих крепких нервов. Я не боюсь остаться без работы. Но… я опасаюсь, что вместе с этим кошмаром мне перестанет сниться… она. Та, которая каждый раз меня от него спасает.

Мне нечем дышать. Жму на стеклоподъемник. В душный салон полноприводного Джипа врывается по-зимнему морозный воздух. А ведь на дворе середина весны. Тяну вниз язычок спальника. Надо отлить. Да осмотреться. Я ведь для этого приехал сюда аж на два дня раньше нужного срока.

Извиваясь, как червяк, стягиваю спальный мешок и выхожу из машины, которую спрятал в глухом подлеске. Холодный ветерок обдает покрытую испариной кожу, и я ежусь, несмотря на закалку. Делаю свои дела. Застегиваю наглухо куртку и выхожу на большую поляну, с которой открывается невероятный вид на скалистые пики одних из самых высоких в округе гор. Точнее, их бы было видно, если бы не густой, как кисель, туман.

На многие километры вокруг – никого. Только первозданная природа заповедного края. Полагаю, где-то тут моя родина. Другой вопрос – на кой я сюда приехал спустя столько лет?

Возвращаюсь в машину. Завожу мотор. И пока тот прогревается, вспоминаю, как все начиналось…

– Какого хрена, Иса? Зачем тебе в эту глушь? – хмурится Первый.

– Теней один черт расформировали, – пожимаю плечами.

Под началом Первого я отслужил десять лет. В одной из самых засекреченных и элитных групп спецназа. А потом… Потом нас и впрямь расформировали. И, конечно, это становится неожиданностью для каждого члена группы. Но парни как-то справляются. Им есть на что переключиться. И только у меня, кажется, земля уходит из-под ног.

Тени не просто мои братья по оружию. Они – моя семья. Единственная семья, которую я когда-либо знал. И вот теперь, похоже, лишился.

– Ну и что? Я найду тебе место в конторе, – хмурится Богданов[1].

– Я – снайпер, командир. Это все, что я умею.

– Значит, войдешь в другую группу… Тоже мне нашел проблему.

– Нет. Я все для себя решил. Если не можешь помочь мне с работой на месте – просто подпиши рапорт, – отбрасываю в сторону политес.

– Ну, и упрямый же ты осел.

– Осторожно, я еще и злопамятный, – обнажаю зубы в улыбке. Теперь гадай, командир, шучу я или…

– Посмотрю, куда тебя можно пристроить, – бурчит Демьян. В ответ я киваю и ухожу, не смея больше задерживать важного человека, которым он теперь стал.

Возвращаюсь домой. В крохотную однушку в недавно выгнанном муравейнике на окраине города. Укладываюсь на матрац, брошенный прямо на пол. По потолку контурной картой растекаются давно изученные мною трещины. В незанавешенное окно бьет голая озябшая ветка. Мужики крутят у виска, когда им доводится здесь бывать. В их картинке мира не укладывается, как можно жить так аскетично. Особенно, когда твои доходы вполне позволяют не экономить. Теням не объяснить, что мне и того, что есть, вполне достаточно. Кривого-косого ремонта от застройщика, матраса вместо кровати и турника, который я сам прикрутил в дверном проеме единственной комнаты. После многочасовых лежек в засаде даже такой сомнительный комфорт мне кажется настоящим подарком.

Проходит три дня, прежде чем от Первого появляются какие-то новости.

– Чего? – туплю я, разглядывая бумажки. – Ты серьезно предлагаешь мне возглавить отдел охраны гребаного заповедника?

– А что тебя в этом смущает?

– Чем я там буду заниматься? Это же даже не ведомственная история. Им хоть оружие-то выдают?

– Кто о чем, а вшивый о бане, – закатывает глаза Демьян.

– Ну, а как иначе?

– Будет тебе оружие. Ты ж не думаешь, что они на браконьеров с голыми руками ходят? И хоть эта история действительно не имеет отношения к силовым органам, зато благодаря ей ты можешь быть в гуще событий, не привлекая к себе внимания. – Первый смотрит на меня с намеком. Я сощуриваюсь от неприятной догадки, что непыльная работенка в заповеднике будет лишь прикрытием для какой-то другой, более серьезной работы. Впрочем, я догадывался, что никто меня просто так не отпустит. Бывших разведчиков не бывает. Это известно всем. Понять бы еще, каким боком заповедник к разведке. Пока сложно представить, чем я могу быть полезен родной конторе, находясь там.

– Живет в тех краях один интересный мужик. Акай Темекай. Дал же бог имечко. – Киваю. Потому как Темекай – личность довольно известная. Даже здесь, в столице. Такому, как я, далекому от бизнеса человеку. – Так вот, этот Темекай вконец оборзел. Подмял под себя ментов, природоохранную прокуратуру. Можно сказать, построил в государстве отдельное государство, установив в нем свои порядки. Наверху выразили на этот счет беспокойство.