— Я сказала только, что необязательно ночевать снаружи. Само собой, я останусь в кровати, а вы можете поспать на полу.

Он драматично прижимает руку к груди, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы сдержать улыбку.

— Но пол же такой жёсткий и холодный… прямо как твоё сердце!

Думаю, это довольно точное определение моего сердца, но не говорю это вслух. Вместо этого закатываю глаза.

— Огонь в камине тебя согреет.

— Я бы предпочёл, чтобы меня согрела ты…

Открываю рот. Он предугадывает, что я собираюсь сказать, и расплывается в улыбке.

— Даже за всё золото Маравильи, нет, — произносим одновременно.

Вздрагиваю от удивления, но он взрывается таким искренним смехом, развеселившись нашим ответом, сказанным в унисон, что уголки моих губ невольно дёргаются. У меня даже вырывается смешок, но я тут же скрываю его фальшивым кашлем.

— Зачем ты это делаешь? — внезапно спрашивает он. Смотрю на него непонимающе. — Зачем сдерживаешься? Зачем так стараешься выглядеть невозмутимо, когда тебя переполняют эмоции, девочка изо льда?

Сглатываю ком в горле. Потому что намного проще казаться сильной. Потому что так сложнее причинить мне боль. Потому что всем кажется, будто я ничего не чувствую. Потому что так я менее уязвима. Потому что так никто не увидит мои шрамы.

Но я не произношу этого вслух.

Вместо этого меняю тему:

— Что они тебе предложили?

Улыбка пропадает с его губ, словно самый ловкий вор в мире украл её за долю секунды. К моему большому удивлению, принц отводит взгляд. Ему как будто стало не по себе.

— Корону, — выдавливает он.

Ожидаемый ответ. А что же ещё? Он всё это путешествие затеял ради этого. Чтобы стать достойным короны. Или чтобы доказать остальным, что он её заслуживает. Ему её предложил король? Артмаэль ведь всё-таки хотел, чтобы отец им гордился. Вполне логично, если гулы приняли его облик…

— Ты подумывал взять её?

Он садится, и мне становится чуточку лучше — я уже не чувствую себя такой слабой. И глупой.

Я не единственная, кто был готов поддаться искушению…

Вот только Артмаэль устоял, а я нет.

— Я был близок к этому, — признаётся. — Отказался… в последний момент. Награда, которая шла в придачу… была слишком хороша.

— В придачу? Помимо короны? Чего ты же ты желаешь сильнее, чем корону?

— Не сильнее… Почти так же, наверное… — замолкает и смотрит на меня. Не знаю, как расценивать этот взгляд, но прежде, чем успеваю спросить, он встряхивает головой. — Там была девушка. Она надела корону и предложила забрать её у неё, а сама раздевалась… Ну давай, скажи это: я извращенец.

Вот теперь я точно не чувствую себя глупой. Он чуть было не умер из-за сексуальной фантазии.

Мужчины.

— Ты извращенец, — соглашаюсь с ним.

Принц предпринимает попытку защитить уязвлённую гордость:

— А тебя, конечно же, соблазнили мной, привязанным к кровати и без одежды.

— О да. Как видишь, я получила желаемое, — говорю я, указывая на кровать.

— Но я же не привязан и одет…

Улыбаюсь насмешливо.

— Это легко исправить.

Как и вчера, в той яме, он смущается. Или, точнее сказать, отодвигается и откашливается.

— Ну, давай, потому что брюки мне уже немного давят…

С моих губ срывается хихиканье, потому что я не ожидала такого прямого признания. Прикрываю рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Но когда поднимаю на него взгляд, он просто смотрит на меня, спокойно, улыбаясь. Я немного зажимаюсь. Почему он смотрит на меня вот так? Когда он улыбается, то совсем не похож на высокомерного развратного принца. Он кажется… невинным. Хотя это слово подходит ему меньше всего.

— Так что? — спрашивает неожиданно.

— Что?

— Мне предложили корону. Хасану — как я понимаю, поступление в Башню волшебников в Идилле… А что предложили тебе?

Вопрос выбивает меня из колеи. Он возвращает образы, которые всё ещё остаются в моей голове. Цветочные луга в свете звёзд. Замки на воде. Многолетние леса с существами, порождёнными тьмой. Улыбки. Духи. Залеченные раны.

Спокойствие.

Улыбка Артмаэля тоже меркнет. Он отводит взгляд в сторону, и мы сидим в тишине.

— Всё хорошо, — произносит он вдруг. — Ты не обязана ничего говорить.

Я вздрагиваю, но не отрываю взгляда от его плаща. Не хочу, чтобы он знал, как мне больно. Не хочу, чтобы видел, какая я слабая. Не хочу, чтобы знал о моих душевных ранах: они только мои. Это моё бремя и только моё. Мне не нужна его жалость. Ни его, ни чья-либо ещё.

— Послушай, Линн… — начинает нерешительно. — Иногда… мы хотим чего-то всем сердцем… или просто по мимолётной прихоти. Но это не значит, что мы станем счастливее, если просто получим это. Задумывалась когда-нибудь об этом?

Не понимаю, что он хочет этим сказать. Как можно быть несчастным, если у тебя есть всё, что ты хочешь?

— Разве ты не будешь счастлив, если получишь свою корону?

— Не знаю, уместно ли здесь слово «счастлив». Я хочу её не для того, чтобы стать счастливым. Но… она сделает меня более значимым, позволит реализоваться в жизни.

На мгновение забываю, как дышать. Не хочу в этом признаваться, но это очень похоже на то, что я чувствую. Поднимаю глаза и вижу, что он всё также смотрит на меня. Никогда ещё не чувствовала себя такой маленькой, как под пристальным взглядом его серых глаз.

— Для меня это и есть счастье, Артмаэль, — признаюсь ему, сама не знаю почему. Прямо сейчас я бы не отказалась от той бутылки, что мы распивали во время нашего первого разговора по душам, чтобы избавиться от этого кома в горле. — Для тебя это… чувство долга, если тебе так нравится. Ты хочешь править, потому что твоя цель — помогать другим, ведь так? Потому что… это твоё королевство и ты хочешь приносить пользу своей родине, своему народу. А вот я не хочу ничего ни для кого: моя мечта — самой распоряжаться своей жизнью. Хочу приносить пользу, но не ради других, а… ради себя самой. Понимаешь? Я не такая благородная, как ты…

И вообще я, наверное, жуткая эгоистка. Только и думаю, что о себе.

— Всю жизнь за тебя решали другие, Линн, — хмуро возражает он. — Никто не будет винить тебя за желание жить по своему усмотрению, делать, что хочешь и с кем хочешь. И неважно, с какой целью. Будь это для других или для тебя самой — главное, что это твоё право, а остальное… не имеет значения.

Я снова слушаю его с потрясением. Мне больше нравится, когда он отпускает глупые шуточки или грубит, потому что тогда я знаю, как защищаться. Но как мне вести себя, когда он говорит с такой искренностью? Когда показывает, что за легкомысленным поведением он, как и я, скрывает настоящего себя.

Перевожу взгляд на окно. За треснутым пыльным стеклом начинает тускнеть вечерний свет.

— Они приняли облик моего отца. Сказали, что у меня будет успешное дело, как когда-то было у него. Что я заработаю состояние честным трудом и куплю свой собственный дом. Объеду весь свет в поисках необычных товаров, и моя слава будет бежать впереди меня. Я заработаю всеобщее уважение. Никого не будет волновать, кем я была раньше. Я стану свободна и успешна в своём деле.

И всё это исчезло, когда я очнулась. Теперь мне уже никогда этого не добиться. А как? Я же просто глупая девчонка, пытающаяся играть в игру, правил которой не знает. Гулы показали, какая я слабая. Как легко я поддалась их обману. Никто больше не купился, только я. Потому что я бесполезна. Даже не могу устоять перед собственными желаниями.

— Это было невероятно, да? — шепчет Артмаэль, не сводя с меня глаз.

Сажусь. Это было потрясающе. Я чувствовала себя полноценной. Живой. И даже… заново родившейся. Словно мне никогда не причиняли боли. Не унижали, а верили в меня. Разве такое может стать правдой? Кажется маловероятным, как бы я ни пыталась строить из себя уверенную, решительную, непобедимую девушку. Артмаэль уже заметил, что это всего лишь маска. Так кого же я пытаюсь обмануть? Хотя даже он не знает всего. Ему не понять, каково это иметь два голоса, что вечно спорят в твоей голове: один постоянно повторяет то, во что тебя заставили поверить окружающие, а другой всё пытается убедить тебя, что это неправда, но безуспешно. Принц не понимает, что меня пугают чужие прикосновения. Что мне было страшно, когда мы оказались так близко в той яме. Я была парализована ужасом.