Когда я только сюда прилетела, я понимала, что не все хотят видеть меня здесь, но никогда лично не пересекалась с противниками чужеземной принцессы. И вот они передо мной.
Кон поднимается на ноги, стражники напрягаются ещё заметнее.
— Либо этот артефакт будет в свободном доступе, либо нет. Ничего в нашем мире не может быть предназначено только для моих глаз. Если это действительно Копариус, он принадлежит всем нам.
Все Серые обращают свои взгляды на Фейстуса, который выдерживает паузу, пристально глядя Кону глаза несколько долгих секунд, прежде чем кивнуть.
— Антейм мудр. Подойдите, взгляните сами. Копариус покажет, чего жаждет ваше сердце.
Кон переводит взгляд на меня.
— Я и так это знаю, — мягко произносит он. Я смущаюсь, но в то же время меня охватывает тревога.
Серые отходят, снова позволяя взглянуть на шкатулку. Кон медленно подходит к ней.
Тысяча мелких иголочек пробегают по моему позвоночнику. Это всё кажется неправильным. Да что там — опасным. Я мысленно пытаюсь установить контакт с Рондетом, прошу их о помощи. Мне нужно вернуть равновесие.
«Ренна?»
Кон подходит к шкатулке, и все Серые внимательно наблюдают за ним, будто он кусок мяса, а они умирают с голоду.
— Конлейт… Антейм… — голос Джондар выдаёт ту же тревогу, что и у меня на душе. — Кон, это неблагоразумно. Нужно соблюсти меры безопасности, провести опыты. Стражники, археологи…
Но Кон просто улыбается в ответ. Для него это загадка, которую нужно разгадать. Я знаю его, он не может устоять перед таким. Он ещё никогда не казался мне таким прекрасным, как в этот самый момент, когда открывает шкатулку и поворачивается, весь объятый золотым свечением, как солнечный свет в водном отражении. Его зелёные глаза сияют внутренним огнём ярче, чем когда-либо.
Я прокручиваю в памяти легенду о богине Копариус, повелительнице снов. Как там сказал Фейстус? Что нечестивые души будут наказаны? А ведь сны видят, когда спят. В этом есть какая-то связь. Кон не верит в совпадения, и я тоже. Как давно они нашли эту штуку? Когда начало распространяться заболевание?
Я вскакиваю на ноги, чуть ли не роняя трон за собой, и бросаюсь к нему. Чтобы остановить. Не знаю почему. Это слепой страх, чисто инстинктивное желание.
Внезапно в зал со стороны веранды врывается Фавре, с грохотом приземляясь на мозаичный пол. Он как будто стал ещё крупнее, размером с быка-рекордсмена. Его невероятный рёв полон ярости. Теперь я понимаю, откуда взялся этот страх. От него. От всех троих.
«Нет, Конлейт! Не трогай!»
Кон не шевелится — ни чтобы взять камень, ни чтобы отпрянуть. Он просто застыл на месте. Когда я подбегаю к нему, хватаю за руку, меня поражает, как холодна его кожа, как напряжены его мышцы. Он смотрит в шкатулку, не отрываясь, свет камня отражается в его зрачках. Губы Кона приоткрываются, и тут он вздыхает, будто внезапно устал, лишился всех сил.
— Кон? — я держусь за него, тяну на себя, будто я могу оттащить его от них.
— Арестуйте их! — слышу крик Джондара стражникам, окружившим Серых. — Арестуйте их всех немедленно!
И тут Кон оживает, так резко вдыхая, будто до этого не дышал вовсе.
— Нет, — произносит он и высвобождает руку, даже не взглянув на меня. — Нет, пусть идут. Всё в порядке, Джон. Не поднимай панику. Со мной всё хорошо. Это просто камень. Как кристаллы.
Он закрывает шкатулку, и свет гаснет.
— Теперь вы поняли? — спрашивает Фейстус. Он выглядит безумным, впавшим в транс. Это видно по лицу и по глазам.
— Мне нужно внимательно всё изучить.
Что-то проскальзывает между ними. Понятия не имею, что именно, но что-то есть. И мне это не нравится. Лиетт ухмыляется мне.
Его голос звучит странно. Они что-то сделали с ним. Не знаю, как я поняла, но я в этом уверена. Вот только что они с ним сделали?
Сердце колотится в груди. Я чувствую присутствие Фавре в своих мыслях. Но не знаю, чего он хочет. И пока я просто стою на месте, в зал влетают Ренна и Аэрон.
Серые падают на колени, все разом. Фейстус поднимает голову, глядя на Фавре, и восторженно улыбается.
— Приветствую Рондет. Копариус выражает вам своё почтение и сообщает, что время пришло.
Ренна вонзает когти в пол и рычит. Аэрон мотает своей огромной головой, размахивая хвостом из стороны в сторону. Фавре замер каменным изваянием, глаза гневно сверкают, от него исходят волны ужаса.
Серые медленно встают на ноги и кланяются Кону. Только ему.
А затем уходят.
Реакция наступает мгновенно, как взрыв: все в зале тут же бросаются бурно обсуждать произошедшее. Шок, ярость, возмущение, неверие и сотни вопросов. Все суетятся, кроме нас с Коном. Вокруг сплошной шум, а мы стоим молча и неподвижно.
— Кон? — зову я ещё раз. Мой голос дрожит.
Он поворачивается ко мне и улыбается. Своей привычной улыбкой, которую я знаю лучше, чем свою собственную, от которой моё сердце всегда тает. Он такой красивый, такой добрый, свет моей жизни.
— Я в порядке, любовь моя, — отвечает он и наклоняется, чтобы коснуться губами моих губ. Но даже они холодны, как камень. — Сегодня вечером бал, нам же ещё нужно подготовиться, да? И к нашей свадьбе завтра?
На краю моего сознания жутко всхлипывает Ренна.
«Я не слышу его, Беленгария. Я больше не слышу его».
Глава 10
ПЕТРА
Уже вечер, а я всё ещё торчу в лазарете, совершенно бесполезная, а может даже и мешающаяся. Хэли опускается на стул рядом с моей койкой и снимает респиратор. Кажется, она сильно устала. Да что там, она выглядит совершенно раздавленной.
— Мы потеряли его, — сообщает она. — Болезнь поразила центральную нервную систему, и полная остановка работы всех внутренних органов произошла чрезвычайно быстро, — видимо, у меня был взгляд полнейшей идиотки, потому что она попыталась пояснить: — Как если бы из тела выкачали все силы, и оно прекратило жизнедеятельность во сне.
— Мне… Мне жаль.
Я могу понять смерть солдат в бою. Но здесь, в месте, где всё буквально создано для того, чтобы спасать жизни, это кажется неправильным. Только что погиб ещё один из спящих. То есть уже две жертвы из тех, кто был здесь, когда я в первый раз попала с ранением. Этот был рыбаком из города у подножия Монсерратта. Другой был командиром седьмого отряда.
Она откидывает капюшон, открывая густые медные волосы, вьющиеся и влажные от пота. Респиратор и специальный костюм защищают как её, так и пациента.
— Сюда скоро доставят ещё троих. Девушку из первой группы и двоих из ещё одной деревни. Ну что, готова вернуться к нормальной жизни, генерал?
Разумеется, готова. Это вообще-то они зачем-то держали меня здесь. Будь моя воля, я бы с самого начала вернулась к себе в покои.
Хэли выписывает меня, предварительно перечислив строгие указания, которые я обещаю — пока что — соблюдать. В частности, она не хочет, чтобы я перенапрягалась, но это только говорит о том, что о знает меня не так хорошо, как думает. И вообще она гораздо больше загружена делами, чем я.
Дуайер ждёт меня у дверей покоев. У него какой-то обеспокоенный вид, не сулящий мне ничего хорошего.
— Мэм, я пытался объяснить, пытался остановить…
— Остановить что?
Толкаю дверь. Вся моя комната заставлена букетами всех видов и цветов. Один только аромат заглушает всё.
— Что за?.. — начинаю я, потому что не знаю, как ещё на это реагировать. Прежде за всю жизнь мне подарили только одну ромашку. А теперь… вот это всё мне одной?
— Лорд Тил сказал…
— Ты позволил лорду Тилу заполнить мою комнату цветами? — Дуайер переминается с ноги на ноги, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. Кажется, я понимаю. У бедного мальчика не было ни шанса. — Но зачем?
Дуайер понуро свешивает голову.
— Я не знал, как его остановить.
— Нет, я имею в виду, зачем он это сделал?
— Он сказал… Он сказал, что вы настоящая героиня, а герои заслуживают всяческих почестей. И тогда его люди ворвались сюда со всеми этими цветами. А потом… он попросил разрешения сопроводить вас на бал-маскарад. Вон там есть платье.