– Точно, сержант из разведбата, пришел ночью из окружения с отделением. Мы же оба служили, кровь проливали, как же боевое братство?
– Что-то ты не очень о братстве вспоминал, когда своих быков прислал.
– Занят был, не знал, кто там сидит.
– Ничего, оторвал бы задницу от очередной бабы, приехал бы лично проверить, кто там завалил сынка босса, тогда и разговаривал бы о братстве. Сейчас ты враг, а лучший враг – это мертвый враг.
– Чего ты хочешь – денег? Все вы хотите денег. И я хотел. И добился этого, сделал себе приличный капиталец на хорошую жизнь.
– Я не против твоих трудов, сделал и молодец, теперь и я его буду делать. Расскажи об Ореховикове, что за человек. Кое-что я о нем знаю, но ты человек посвященный, поболе расскажешь.
– Хорошо, слушай.
– Вот только не надо шевелить руками! Что там у тебя – мобильная тревожная кнопка или бипер какой? Давай их сюда по-хорошему.
Я прощупал его карманы, но ничего, кроме сотового телефона, не нашел, поэтому на всякий случай отобрал его.
Громов рассказывал о том, что за человек этот Ореховиков, какие за ним тайные пристрастия имеются. Мерзкая информация, но полезная.
– Сволочью ты стал, Громов.
– Вот так мы и стали теми, кто есть сейчас.
– Ты не обессудь, но зарежу я тебя, как свинью. Быстро, чтобы не мучился, как ваши жертвы, потому что был настоящим офицером, но грязно, потому что стал скотом.
– Что задумал?
– Колумбийский галстук. Знаешь, что такое?
– Естественно.
– Прощай, майор Громов.
– Семью будешь прессовать? Они особо-то и не в теме. Так, живут на всем готовом, ни о чем не задумываясь.
– Нет, семью не трону, а вот Ореховикова – да. Как его дом охраняется?
– Два охранника на входе.
– Где ключи и твоя машина?
– Ключи в борсетке, машина на стоянке во дворе.
Я усадил бывшего майора на стул, после чего зашел сзади, резанул ему по горлу и вытащил через разрез язык. Затем сделал фото на телефон Громова и положил девайс себе в карман. После этого прошелся в спальню и разрезал скотч на ногах тетки, а то еще помрет, не сумев встать. Даже не стал думать, что почувствует эта «клизьма», когда увидит Громова в таком виде.
Половина дела сделана, осталось за малым, добраться до Ореховикова. Пожилой дедушка, сутулясь и опираясь на палочку, навсегда уходил из этого дома. Выйдя на парковку и поиграв брелком сигнализации, нашел, где был припаркован дорогой внедорожник, уселся в него и выкатился на улицу.
Я подъехал к дому Ореховикова, не опуская тонированных окон. С помощью электромоторов передо мной открылись кованные тяжелые металлические ворота, и я закатился во двор, тормознув возле домика с охраной. Оба охранника, на всякий случай, вышли и встали навытяжку возле моей машины. Я открыл дверь и произвел два выстрела из пистолета с глушителем, который забрал у Громова. Затем, проехав вперед, перекрыл своим джипом обзор тем, кто смотрит из окна, подобранным с земли брелком запахнул ворота и направился к дому «барина».
Нашел этого бизнес-руководителя в кабинете, где он изволил работать под хороший виски.
– Здравствуй, товарищ Ореховиков. Ты, батюшка, аки пчела, весь в трудах.
– Ты кто?
– Ты же меня искал. Вот Громов и попросил, чтобы я к тебе зашел.
– Как Громов?
– Ну, он твой бизнес подмять хочет, нанял меня, чтобы я с тобой рассчитался. Вот я и пришел.
– Вот сволочь. А сам он где?
– Скоро узнаешь. В общем, мне с тобой разговаривать долго желания нет, давай, побыстрее закончим наше дело.
– Дед, у нас с тобой дел нет и быть не может. Я дам втрое больше Громова. Подожди, ты смеешься надо мной! Так ты мне наврал про Громова?
– Естественно, захотелось посмотреть, как ты себя будешь вести.
– Я тебя в порошок перетру. Ты у меня…
– Не шуми, надоел ты мне. Давай выкладывай на стол все свои сбережения: наличные, счета и я пойду.
– А акции?
– Тебе оставлю.
– Дед, ты, видать, совсем головой тронулся. Ты, вообще, как сюда попал?!
Я подошел к нему ближе и от души залепил ему по зубам кулаком. Того словно ветром сдуло с кресла, перенеся на паркетный пол.
– Я смотрю, ты тупой или безграмотный, что не понимаешь русского языка, но упертый, то есть, как товарищ Сухов, желаешь помучиться.
– Ты не посмеешь, тебя уничтожат!
– Так ты на помощь кого-то ждешь? Если своего начальника охраны, то погляди, я специально для тебя сделал фото на его модный телефон.
Хозяин смотрел на фотографию своего начальника охраны, который сидел на стуле в окровавленной рубашке «с колумбийским галстуком» на горле.
– Это… Это что у него на грудь свисает? Боже мой, какой ужас. Это бесчеловечно! Дед, я жить хочу, отпусти!
– Не тебе о Боге говорить, гнида, он разозлил меня, вот и получил по заслугам. Спрашиваю в последний раз, где у тебя тут подвал с деньгами на карманные расходы и заграничные счета с паролями к ним.
– Сколько ты хочешь?
– Вот ты Дуремар – все хочу.
– А я на что буду жить я?
– А кто тебе сказал, что ты будешь жить, да еще и мстить мне. Я устал от тебя, поэтому или говори, или терпи. Кстати, забыл достать скотч и где твои носки.
– Зачем носки?
– Рот тебе заткнем, чтобы не отвлекал меня своим нытьем.
– Подожди, если ты заберешь все, убьешь меня, то зачем же я тебе буду говорить, где мои, слышишь, ты – это мои деньги, я их заработал.
– Смотри, какой работник нашелся. Ты еще скажи, что у токарного станка смену трубил, чтобы их заработать. Убил своих конкурентов, бизнес забрал, причем не сам – сам-то чистенький, а с помощью холуев, антикризисных помощников типа Громова. К слову говоря, твой главный охранник в прошлом офицер ВДВ, нормальный мужик, жесткий, но правильный был и воевал хорошо. А вот ушел на эту сторону баррикад, так стал таким же подонком, как и ты. Ладно бы врагов забугорных валил, так своих же соотечественников мочит, а перед заграницей расшаркивается.
– Я тебе ничего не скажу!
– В общем, я, смотрю, ты – мужик упрямый, значит, не обижайся. А сейчас давай-ка скорее левую ручку, ты какой документы подписываешь-то? Сам-то с удовольствием смотрел, как по твоему приказу других мучают, кассетки у Громова-то есть с твоими художествами.
– Записывал допросы, значит, вот сволочь!
Я не любитель крови и пыток, для этого нужно, чтобы у человека были нарушения в психике. Гораздо важнее и приятнее во всех смыслах было психологически победить противника, сломать его или договориться, как у нас было с Зией Мохаммедом. Но, если это было необходимо для дела, или нужна была акция устрашения, как, например, в Таджикистане или Афгане, где враги должны были знать, что с ними будет, если они попадутся нашему подразделению, то зачастую, пытал лично и пытал больно и кроваво. Пачкаться в крови мне не хотелось, но, наслушавшись рассказов Громова, этого человека я считал нужным заставить самому почувствовать боль.
Для начала я передавил ему своим пальцем путь движения жизненной энергии в районе запястья. Мужичок вначале сидел спокойно, затем у него участилось дыхание, потек пот и резко скакнул пульс, сердце стало бешено колотиться. Он задергался, по глазам стало видно, что он теряет ориентацию в пространстве, отчего испугался. Я отпустил руку и ткнул ему иголкой под ноготь, резкой болью возвращая того на землю. Тот плача, показал, что будет говорить.
– Чего надо? Видишь же, что мешаешь мне своими разговорами.
– Больно-то как и страшно, а тебе нравится так вот людей мучить?
– Людей нет, а таких, как ты – да, чего хотел?
– Обещай, что убьешь меня легко.
– Я в таком деле не обманываю.
– Деньги лежат в подвале, вход в него за фальшпанелью в одной из комнат. Шифр замка следующий, там же в подвале и сейф в стене, шифр от него такой. В сейфе два диска с номерами счетов и паролями к ним в разных банках.
– Надеюсь, никаких ловушек нет?
– Нету, нету.
– Что-то не доверяю я тебе. Пойдем-ка, товарищ, вместе со мной, сам там все мне и покажешь.