Литмир - Электронная Библиотека
A
A

   - Знаешь, как зовут человека, который не тащит девушку на первом свидании в постель?

   - Как? - Леночка удивленно чуть приподнимает брови.

   - Тормоз... - Леночка улыбается.

   - И что?

   - Так вот, я не тормоз (я вижу, что поставил девушку в затруднительное положение и, чтобы прервать ее раздумья, продолжаю). Просто у меня через три часа самолет на Дрезден.

   Леночка о чем-то задумалась. Потом решительно заявила:

   - Так нам пора? - я в ответ киваю головой.

   - Можно, я тебя провожу? - теперь я ошарашен, но все-таки киваю головой в ответ.

   Официант вызывает такси, мы мчимся сначала ко мне домой, я беру документы и самые необходимые вещи, потом так же стремительно несемся в Борисполь. Слава Богу, трасса никем не перекрыта, поэтому я успеваю. Регистрацию уже объявили. Я беру Леночку за руку... И тут она прижимается ко мне, обнимает за шею и целует. Нежно и страстно одновременно.

   - Так вот, я тоже не тормоз, - сообщает мне она, - скорее всего, я бы приняла твое приглашение.

   Я лечу в эту чертову темноту, в этот чертов Дрезден, и никак не могу понять, кто же тут тормоз, черт меня подери!

   Глава двадцатая

   Возвращение на круги своя

   Когда я приехал в Город, то бросил курить. Но сегодня у меня совершенно другие потребности. И почему это мужчине после секса очень хочется курить? Я аккуратно освобождаю руку. Девичья головка склонятся, прижимается к подушке, брови чуть вздрагивают... Господи! До чего хорошо!

   Я тихонько встаю, закутываюсь в простыню и выхожу на балкон. Там у меня хранится кисет с самосадом от бабки Маланки. А-а-ах, была - не - была. Я скручиваю самокрутку, и начинаю дымить на балконе, осознавая, что таким табачком начать дымить дома - самоубийственное безумие.

   Когда я влюблен - у меня все получается. Был Дрезден и встреча с Димкой. И море водки. И эти немецкие ностальгические стенания о том, что тут не с кем выпить и не с кем поговорить по душам. В принципе, первое важнее, поскольку разговор по душам - это всего лишь прилагательное к слову "выпить". И была Дрезденская галерея, пойти в которую не было ни времени, ни охоты, ни возможности. Есть вещи, которые важнее полотен старинных мастеров, даже если каждый из них - шедевр. Восприятие шедевра зависит от того, настроен ли ты воспринимать его, как шедевр. И не более того. Я сознательно скомкал всю программу пребывания, чтобы как можно ускорить отлет. В Дрездене все получилось как нельзя лучше. Я не мог дождаться рейса домой. Как только мы расстались с Димоном, как только самолет оторвался от взлетной полосы международного аэропорта для того, чтобы через пару часов приземлиться в Борисполе (спасибо нашим украинским ракетчикам-пэвэошникам что никто в наш самолет не запулил, по ошибке, ракетой, спасибо и швейцарским диспетчерам, что они оставили наш рейс в покое и не прикасались к нему со всей своей швейцарской осторожностью), как только самолет коснулся родной украинской земли, я понял, что любовь во мне бурлит, бьет ключом, рвется наружу...

   Она встречала меня, хотя время было уже к ночи. Она встречала меня, хотя я и не ждал, что меня кто-то будет встречать. Она встречала меня, а ведь я всю дорогу надеялся именно на то, что она меня встретит.

   Когда я люблю - мне все по плечу.

   Мы ехали в такси домой и не могли оторваться друг от друга. Мы ехали так быстро, как позволяла дорога, поторапливая таксиста... "Неужели им так неймется?" - скорее всего, думал таксист. Ехали ко мне, и нам действительно так хотелось как можно быстрее оказаться с глазу на глаз!

   И был долгий поцелуй. Долгий. Пронзительный, поцелуй, который длился вечность. Я не успел достать подарки, нам было не до этого. Одежда разлетелась комками по комнате, какие тут к черту плечики?

   Я чувствовал, как ее тело дрожит, я ласкал ее, а она реагировала на каждое прикосновение, на каждую ласку, она вцепилась в меня мертвой хваткой и не отпускала, не отпускала, пока я не вошел в нее, пока не стал с нею единым целым и только тогда она позволила себе расслабиться, и отдаться совершенно другим ощущениям. И эти ощущения захватывали ее, вели и ее и меня, вели кто его знает в какие выси, мы были только лишь одним - движением, поцелуем, жарким словом. И это единство, которое задавало свой, совершенно особый ритм вращения Земли, это единение возвело нас на вершину наслаждения, чтобы так же внезапно бросить вниз, чтобы испытать ту секунду опустошенности, бессилия и истощения, когда понимаешь, что все уже произошло.

   Все уже произошло. И все только-только начинается. Это и есть жизнь. Кончился один приступ секса, приступ, его и нельзя назвать по другому. Из сумки подарки перекочевали в руки принимающей стороны, а я добрался, наконец, до ванной. И все это только ради того, чтобы снова, по прошествии какого-то недолгого времени, которое можно измерить продолжительностью принятия душа и распития чашки горячего чая, снова ринуться в любовное наслаждение. И понять, что мы просто созданы друг для друга. Тела, которые так отзываются друг на друга, друг другу не лгут.

   Она заснула, истощенная любовными наслаждениями. А я все не мог заснуть. Клуб махорочного дыма поднялся по балконному пространству прямо вверх... Я услышал, как сосед сверху, по неосторожности своей вышедший в этот неурочный час на балкон (и что ему делать на балконе в три часа ночи?) закашлялся и даже стал давиться кашлем.

   - Приятель, что за дерьмо ты куришь там внизу?

   - Самосад. Бабка Маланка презентовала... - я выпустил еще один клуб дыма, но постарался направить его вбок. Тут с балкона сверху свесилась тонкая бечевка. Предложение было ясно без слов. Я завернул в тряпочку толику махорки и отправил ее, аккуратно перевязав, наверх, предварительно за веревочку дернув. Табачок ускользнул ввысь, а еще через пару минут я услышал:

   - Забористая, сука, вещь. Никакой травки не надо, бля. Спасибо.

32
{"b":"740579","o":1}