Сегодня ночью, исследуя с ножом в руке силуэты кроватных спинок на предмет подозрительных звуков, коими оказались всего лишь стучащие в стекло ветки, я обнаружил потайной мир. Образы трёх девчонок наконец начали наполняться красками.

   С началом моего заточения я вновь, как в детстве, стал бояться заходить в тёмные помещения. Выключатель никогда не оказывается на месте! Уверен, каждому из вас, неважно сколько вам лет, знакома эта ситуация. Шаришь по стене, а поджилки медленно, но верно приходят в движение. Пока не включишь свет, этот мир полон чудовищ. Кто бы знал, какими способами им удаётся так быстро рассасываться по углам после того, как выключатель наконец замыкает цепь?

   Продвигаясь в недра тёмной комнаты в поисках заветной кнопки и стараясь, покуда это возможно, не выпускать ручку открытой двери, я вдруг подумал: "Живи я в помещении, что просматривается насквозь, будто кубик льда - где я прятал бы свои секреты?"

   Разве что под кроватью.

   Включив свет, я поднял и поставил на бок одну из ближайших коек. За ней пришла очередь двух остальных. Тени бросались из-под них наутёк, шурша чешуйчатыми животами по полу, но они меня больше не пугали. Я нашёл что искал. Потайной мир, в который девочки убегали среди ночи.

   На фанерном дне каждой кровати были изображены диковинные пейзажи. Точнее, пейзаж был один, он как из кусочков пазла складывался из трёх элементов и перемещал тебя за много миль в росистый луг где-то на окраине болот. Я видел чёрные коряги, над которыми танцевали тучи комаров. Видел синюю кромку леса, уходящие вдаль чёрные озёра, видел пламенеющие заросли шиповника, словно какой-то фокусник зажёг их, щёлкнув пальцами, и висящую низко-низко (потому что выше нельзя: увидят серебристый свет и заглянут под кровать проверить) полную луну. По всей видимости, у девочек в распоряжении была гуашь всего четырёх цветов, которую они экономили, как могли, иногда лишь намечая то, что хотели показать.

   Девочки хотели убежать. Как я. Если я создавал крошечный мирок у себя в голове, то они делили его на всех. Значит, всё было далеко не в порядке с укладом жизни в этой квартире. Чутьё меня подвело...

   А может, напротив, я счёл возможным сюда переехать только потому, что почуял знакомую атмосферу? Вдруг я как тот пёс, который, получив возможность жить в тёплой будке и питаться объедками со стола хозяев и цивилизованным собачьим кормом, по-прежнему шарится по помойкам и дерётся с каждой живой душой?

   Уходя, я оставил в комнате всё как есть. Может, рано или поздно эта дверь будет открыта и для меня. Может, я найду способ сбежать отсюда в тот мир по следам девочек.

   Отныне главным вопросом для меня будет вопрос - что искалечило их жизнь? Мне предстоит это выяснить...

   5.

   Полицейские спустились вниз, когда старинные часы над стойкой пробили пять вечера. Врач уже давно уехал; двое молодых, крепких и донельзя мрачных парней помогли ему погрузить в машину тело, завёрнутое от посторонних глаз в простыню. Славы не было видно, но один из полицейских, тот, что постарше, подошёл к супругам, всё ещё погружённым головами в облако одной общей задумчивости, и сказал:

   - Мальчишке сейчас нелегко. Вы уж, пожалуйста, присмотрите за ним.

   - Это ведь несчастный случай? - спросила Алёна.

   Старик закряхтел. Ему было жарко, и он, расстегнув на рубашке верхнюю пуговицу, ослабил галстук и оттянул пальцем воротник.

   - Я давно уже в этой должности, милая моя, - сказал он. - Каждый случай несчастный, если он оставляет после себя шлейф из человеческого горя. Не слишком важно кто был этому виной, кто пытался спасти положение, а кто стоял в сторонке.

   Он выпрямился, взглянув в глаза сначала Юре, потом Алёне.

   - Поддержите его, ладно? Вижу, вы хорошие ребята.

   Полицейские ушли. Юра заметил, что в заднем кармане того, что помладше, протекла ручка, но ничего не сказал. Они с Алёной глядели друг на друга, пока не заслезились глаза.

   Глава 8. В лучах своей звезды.

   1.

   Хорь остановился возле двадцать первого номера. Как споткнулся. Они с Алёной договорились дать Славе время до ночи, и сейчас, когда на улице стемнело, стало проблематично откладывать дипломатический визит. С тихим шуршанием заработали фонари; их белые шары светились за окнами большими бледными лицами.

   Он постучался и спросил.

   - Друг, ты как там?

   Тишина. Где-то животный скрежещущий звук... ах да, это же попугай! Он стал немного более общительным; резкий крик и стук клюва о прутья клетки то и дело разносился по этажу, заставляя налетевших с улицы мух замирать на белом потолке. Алёна осталась в номере. Она сидела с блокнотом и ручкой возле попугая, готовая записывать всё, что скажет попугай: Чипса, судя по записям Валентина, была довольно общительной девочкой. Юрий прислушался. Вот ещё звук, будто кто-то завёл мотоцикл, но это с улицы.

   Может, его нет в номере? Может, он почувствовал необходимость в поддержке родных и укатил на своём "Порше" из города... или же просто впал в панику и бежал от правосудия? Юре не хотелось об этом думать.

   Постучал ещё. В желудке неприятно, тревожно заурчало.

   - Слав, я просто хочу поговорить. Ты, конечно, не убивал её, мы тебе верим. Мы с Алёной..., - он подумал, что звучало всё это не очень, и от бессилия стукнул в дверь раскрытой ладонью. - Скажи хоть что-нибудь, а? Я хочу убедиться, что ты там не скончался от горя. Два трупа за вечер - это перебор, не находишь?

   Да, если то, что Юра сказал сначала, звучало довольно наивно, то теперь было грубо. В стиле самого Славы, хотя на поверку он оказался совсем не тем весёлым, обходительным говнюком, которому всё по боку и всё сходит с рук, каким хотел казаться там, в баре.