Нож в моей руке задрожал. Я неловко махнул им и распорол себе карман на штанах. Дверь больше не была дверью. Металл стал набухшей, блестящей от пота плотью, а дверной глазок торчал там, где у человека положено находиться третьему шейному позвонку; он загадочно поблескивал между спутанных волос. Место дверной ручки заняли пальцы с грязными ногтями, такими могли рыть землю; они тихонько подрагивали, и тень от моргающей лампочки подрагивала тоже, с некоторым запозданием. Эта рука приглашала взяться за неё и пройти сквозь металл, вдохнуть подъездных нечистот и перечитать похабные надписи - с большим наслаждением, чем обычно.

   Я видел, как оно дышит. За каждым вдохом слышался скрип, будто что-то там, внутри, нуждалось в основательной смазке. Вип... вип... вип... этот звук увлекал за собой, как отлив уносит лунный свет. Я увидел, как волосы начинают шевелиться, словно от статического электричества, как они тянутся ко мне, а я, словно ребёнок, проделывающий в первый раз путь от отца к матери, делаю шажочек за шажочком и наклоняюсь вперёд.

   Спасла меня Чипса - после этого случая я почти поверил в загробную жизнь, по крайней мере, у животных. Почему бы и нет: ведь они не лгут, не лукавят, не действуют в собственных интересах, не нарушают заповедей, а если и нарушают, то с таким очаровательным видом, что ты улыбаешься и буркаешь себе под нос: "Нет, ну какая милаха"... Почему бы в таком случае Иисусу не собирать своим сачком их души прямиком на небеса или, по крайней мере, не даровать каждой мёртвой твари по нимбу и паре крыл? Если так, получается, мы окружены сотнями порхающих вокруг невидимых кошечек и собак, а в небе носятся с грацией лебедей крылатые коровы.

   Одним словом, я вспомнил Чипсу. И видение моего драгоценного компаньона-по-жизни, лежащего в своей клетке кверху лапками, ударило меня в грудь раскрытой ладонью.

   "Чёрт бы тебя побрал", сказал я. "Я больше не собираюсь никому подчиняться", сказал я.

   Пальцы у двери задёргались - хотели дотянуться до моего запястья. Я отступал в глубину коридора, по-прежнему держа перед собой нож. Волосы были похожи на пузырящуюся, ползущую по дверному полотну кровь.

   "Я докопаюсь до правды, - вывел я заключение. - Разберусь, что ты такое и откуда взялась... сестричка. Там полно бумаг, поняла? В них есть все имена, все до последнего. Одно из них будет твоим, и учти, как только я пойму какое, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы узнать твою историю"...

   5.

   Поздно вечером в сопровождении Александры они вновь спустились вниз, чтобы всё-таки поужинать. Спустились усталые, задумчивые, окружённые призраками былых потрясений и надежд людей, что жили здесь когда-то, а потом уехали, оставив в одном из обзорных люксов на последнем этаже груз со своих сердец. Будто опустошили рюкзаки, с которыми прошли не один километр, увидев на привале что там только камни.

   Ещё на подходе к кафе их поглотил шум, похожий на дуновение ветерка у моря: звон бокалов и смех.

   - Сегодня там шумно, - сказал мальчишка за стойкой портье. - Наш старый Вениамин отмечает день рождения.

   По легкомысленному подмигиванию, которое он адресовал Алёне, было заметно, что он тоже успел принять участие в торжестве.

   - Для тебя - Вениамин Витальевич, - холодно сказала Саша, проходя мимо. - Имей уважение к старшим.

   Вениамином оказался полный краснолицый мужчина, памятный по шахматной игре с тощим хитрым казахом, когда Алёна и Юрий знакомились с постояльцами. Сегодня на нём были брюки, испятнанные с одной стороны фруктовым желе, и рубашка навыпуск с галстуком тёмно-коричневого цвета. Лицо исковеркано смущённой, явно непривычной мужчине улыбкой.

   Наклонившись к самому уху, похожему на пельмень, один подвыпивший завсегдатай желал ему встретить следующий день рождения дома. Мужчина кивал, его лицо становилось всё более задумчивым. Юре показалось это в порядке вещей. Они поздравили именинника: сначала Александра, сердечно заключив его в объятья, потом Алёна от лица их двоих, выпили за его здоровье и присоединились к празднованию. Спустя какое-то время они вдруг обнаружили себя в противоположном конце помещения, за уютным деревянным столиком, пропитавшимся запахом кальяна и зелёного чая - в компании двух молодых людей. Была уже глубокая ночь. Большинство гостей разошлись, только возле стойки ещё варились в собственном соку несколько завсегдатаев, поднимая бокалы за здоровье именинника, - сам он тоже отправился спать. Юрий не слышал, чтобы за весь вечер он произнёс хотя бы слово.

   - Наверное, не стоило всё это рассказывать первым встречным, но я бы, наверное, лопнул, честное слово.

   Новый знакомец говорил чуть не шёпотом; возможно, причина была в изрядном количестве вина, которое он употребил. Его ощутимо вело влево, и подруга придерживала его голову руками у своей груди.

   Этих двоих они видели впервые. Мужчина на вид немного младше Юры, красивое лицо без единого волоска на подбородке (Хорь со своей щетиной почувствовал себя небритой обезьяной), типичный пай-мальчик, в глазах которого плясали чёртики. Похож на Ривера Феникса образца девяносто первого года, когда он вместе со столь же симпатичным и молодым Киану Ривзом снимался в своей лебединой песне, "Мой личный штат Айдахо".

   Женщина выглядела старше. Ненамного - быть может, года на четыре. Впрочем, есть тип женщин, которые всегда выглядят старше своих спутников, и есть тип смазливых, молодых людей с тонкими чертами лица, которые нравятся женщинам постарше. Словом, они подходили друг другу, как борщ и сметана. Высокая, прямая, совершенная, как греческая статуя, с роскошными чёрными волосами, прихваченными у шеи простой синей лентой. На ней не было вечернего платья - джинсы и простая белая футболка, - но отводя взгляд, Юрий ловил себя на мысли, что видит краем глаза его очертания. Тени от драпировок и густой уют ковров одевали её щуплые ноги в прекрасный вечерний наряд. Её звали Мариной, его - Владиславом, и они будто вывалились прямиком из телевизора, танцуя весёлое пьяное танго.

   Алёна сидела с напряжённой спиной. Видно было, что ей не нравится то, что она услышала, и этот разговор вообще.

   - Мы не раскаиваемся, - повторил Слава. - Я знаю, что так не должно быть, не такому учат детишек в детских садиках, но так уж получилось. Да, мы любим друг друга. Да, я всё ещё женат. Давно бы уже снял, но не идёт никак, паскуда. У меня суставы как у носорога.