- Вы помните, как эти сны заканчиваются? - спросил Хорь, сбитый с толку.

   - Не всегда, - сказала Наталья, и голос её ёкнул. Она не стала развивать эту тему, переключившись на другую: - Один раз я всё же сделала вылазку в большой мир.

   - Два года назад, - подсказал Виль Сергеевич. Его ощеренные зубы и лихорадочно блестящие глаза были похожи на кусочки трумалина.

   - Да, наверное, именно тогда. Я услышала стрекот... знаете, он был похож на рёв взлетающего самолёта. Сначала еле слышный, он нарастал с каждой прошедшей неделей, и вот настал момент, когда я уже не могла спать. Стоит ли говорить, что больше никто его не слышал? Я перестала видеть свои сны... мне было плохо. Очень плохо, а перед глазами всё время стоял бывший муж. Я поняла, что должна его навестить. У меня оставались кое-какие сбережения... если честно, я давно их не проверяла и думала, что большая часть ушла на оплату комнаты, но всё было на месте. Словом, я взяла такси. Чем ближе я подъезжала к родному городу, тем сильнее становился стрекот. А в парадной дома, в котором мы с Моше жили, я вообще просидела около часа, пытаясь привыкнуть к этому невыносимо громкому звуку. Кузнечик сидел внутри моего мужа. Я, кажется, пыталась уговорить его поехать со мной, но упрямец не согласился, даже когда я высказала ему всё напрямую.

   - В такое сложно поверить, - сказал Виль Сергеевич. - И тогда вы оставили ему письменное послание...

   - Возможно. Я не помню. Я вдруг почувствовала боль. Как будто... как будто, знаете, меня разрывают на лоскуты. И поняла, что нужно возвращаться, немедленно.

   - Вы написали: "Ищи меня в луже".

   - Правда? - на лице Натальи впервые возникли какие-то эмоции. Удивление в её исполнении было похоже на тень птицы, скользнувшую по земле. - Я не помню. Что бы это значило?.. Уже, наверное, не важно. Кузнечик затих, Моше предпочёл скорее умереть, чем поверить мне. Вот и вся история. Ничего необычного, верно? А теперь выкладывайте. Что он просил мне передать?

   Прежде чем детектив успел открыть рот, Юра подал голос:

   - Здесь какая-то ошибка. Вы говорите, что приехали сюда в возрасте сорока девяти лет... но это неправда. В тридцатых Дом отдыха для Усталых переехал в город. Туда, где теперь располагается "Дилижанс". А в семидесятых "Зелёного ключа" уже не существовало. Это здание было заброшено.

   - Никакой ошибки нет, - женщина удостоила Юру полным презрения взглядом. - Я прекрасно помню фотографию в "Невской правде". И текст над ней, располагавшийся вот так, полукругом, - она выгнула ладонь: "Погрузив в круглое озеро душу, чувствуйте как зарастают телесные раны". Немного помпезно и не сказать, чтобы очень поэтично, но мне тогда не из чего было выбирать. Я искала место в глуши, как старая сойка ищет уступ высоко в горах, где можно в последний раз почистить перья. И я, как мне кажется, его нашла.

   Её искательный взгляд вновь устремился к Вилью Сергеевичу. Судя по напряжённому ожиданию, отразившемуся в опустившихся скулах и крепко сжатых губах, его физическое состояние, которое ввергло бы любого другого человека в шок, скользило по её сознанию лёгким, едва уловимым ветерком за гранью восприятия.

   - Погрузив в озеро душу... - повторил детектив и поднял испачканные в крови и склеенные чем-то липким брови. - А знаете, я рад, что всё-таки вас нашёл. Несмотря на то, что сам вляпался в то, что искал, по самые ноздри... да, да, я помню про послание, не смотрите на меня так. Оно состоит в следующем: "Милая Наташа! Я безумно хочу снова тебя увидеть. Даже после того, как меня не станет. Я предчувствую, что ты была права, и сейчас часы в спальне отмеряют последние отпущенные мне минуты. Где бы ты ни была - если посыльный и мой дорогой друг найдёт тебя, - возвращайся и будь всегда рядом со мной".

   По лицу женщины пробежала рябь. Резко запахло алкоголем, словно все скопившиеся в её организме газы просочились наружу через кожные поры.

   - Это неправда! Покажите мне письмо!

   - Нет никакого письма. Моше, старый хитрец, передал мне послание на словах. Мы разговаривали по телефону незадолго до его смерти.

   - Но это... - её глаза бродили от одной красной статуэтки к другой, - это невозможно. То, что он просит. По крайней мере, сейчас, когда я чувствую себя вполне приемлемо.

   - Ваша душа погружена в озеро, так ведь? И пока она там, вы чувствуете в себе способность продолжать жить ещё некоторое время - до вечера, до ночи, до утра... ещё пару дней, или месяц, может быть, даже год.

   - Это так, но... вы не понимаете. Он не понимает! Если я покину "Зелёный ключ" и Маркс, уеду хотя бы за двадцать километров, я умру.

   Юра сделал шаг в сторону, чтобы посмотреть в лицо детективу. Глаза Виля Сергеевича сияли. Конечно, он врал про поручение, он не разговаривал с хозяином "Вещей памяти" после того, как отказал ему в просьбе разыскать бывшую жену. Он блефует! Но зачем?

   Неожиданно Хорь понял. Возможно, и следовало позволить ей влачить своё жалкое существование дальше, смотреть цветные сны, думать о прошлом... но Виль Сергеевич так не считал. И Юра был с ним согласен. Вряд ли она понимает что натворила, вряд ли она вообще помнит о каком-то Славе, как и обо всех остальных, перед кем когда-либо блистала на сцене. Но разве это может считаться смягчающим обстоятельством? Разве незнание освобождает от ответственности?

   У него заболела голова, и, отрешившись от нарастающей истерики, которая разрывала в клочья меланхоличную красоту лица Натальи, от увещевающего голоса детектива, что пёр вперёд как паровоз, учитель вдруг услышал стрекот собственного кузнечика. Он звучал не внутри, а как будто снаружи. Где-то высоко вверху, одевшись в полушубок туч, где первые заморозки превращали любой живой организм в кристаллик льда.

   И тем не менее кузнечик продолжал петь. Мир сдвинулся - так автомобиль, который, потеряв сцепление с дорогой, улетает в колею. Ощутимо тряхнуло... но ни крошки земли не просыпалось с потолка, не затрещали колонны, и Виль Сергеевич продолжал говорить, а Наталья продолжала слушать, закусив три средних пальца правой руки и обхватив запястье левой.

   - Именно поэтому вам и нужно уехать, - говорил детектив. - Страх смерти - это естественно. Но вам следует принять во внимание, что существование имеет мало общего с жизнью. Вы говорили о себе в третьем лице. Значит, пусть даже подсознательно, но понимаете, что я не пытаюсь подсунуть вам рыбные консервы под видом первоклассной форели. Мне просто виднее со стороны, как обстоят дела - мне и моему юному другу. Этот дом как спичечный коробок с дохлыми жуками. Он полон живых мертвецов, и вы - вот так сюрприз! - всего лишь одна из них. Я тоже... но это ненадолго. Я уже сделал свой выбор (он выразительно посмотрел на Юру, которого что-то отвлекло; он пялился в потолок). Советую и вам. Зря вы уехали. Вы должны были быть с Моше - до самого конца. Возможно, в этом случае он не стал бы желчным, ворчливым стариком, полным недоверия ко всему миру, так, будто тот мог умчаться в любой момент, оставив его на обочине.