- Ещё не со всеми, - сказал он.

   - Мне кажется, или ты разделил о них мнение твоего приятеля Спенси?

   Юру передёрнуло, и это не укрылось от уродца. Прикрыв рот ладонью, тот издал тонкий писк, лишь отдалённо похожий на смех.

   - Что ж, людям всё нужно попробовать на своей шкуре. Предупреждаешь их, предупреждаешь, так нет же, всё равно так и норовят сунуть руки в клетку с орангутангом. Прости, ближе к ночи меня всегда тянет пофилософствовать. У тебя наверняка есть вопросы, на которые в моих бездонных карманах найдутся ответы.

   - У Петра Петровича есть снотворное? - спросил Юра. - У моей жены с некоторых пор проблемы со сном.

   Потом, подумав, сказал:

   - А хотя знаешь, не нужно. Не хочу брать из ваших рук ничего, включая лекарства и воду, будь она хоть в запечатанной бутылке. Уж лучше схожу в город.

   - Однако выпивка тебе показалась приемлемой.

   - Я её вылил, - сказал Юра, не вдаваясь в подробности.

   - Как угодно. У нас есть неплохой врач. Проживает в сто восьмой комнате в правом крыле. Все мы под этой крышей братья, так что, если хорошенько попросишь, он не сможет отказать.

   - Жена говорила о каком-то враче и предупреждала, чтобы я с ним не связывался.

   - Как угодно, - повторил Спенси, поглаживая подлокотники кресла. - Отложи паломничество до завтра. Аптеки работают до шести. Как я понимаю, твоя супруга не в состоянии передвигаться, и вряд ли тебе захочется оставлять её одну на всю ночь. Я ещё раз повторюсь, что здесь ей ничего не угрожает, но ты же упрям, как гном садовый.

   Юра с сомнением поскрёб щёку, щетина на которой становилась всё более заметной. Ему хотелось действовать. Он ещё не знал, как собирается поступить, но необходимость отложить всё на завтра действовала угнетающе. Старый дом у озера не был тем местом, в котором хотелось бы задержаться.

   - Где Пётр Петрович?

   - Он редко здесь ночует. Должно быть, укатил на своём скрипучем велосипеде обратно, поддерживать этот свой мираж.

   - Ты имеешь в виду "Дилижанс"? Я жил там, и он вполне себе настоящий. По крайней мере, так выглядит. Давеча там на моих глазах сломала шею одна мадмуазель, а сегодня я обнаружил её живой и здоровой.

   - Настоящий дом отдыха для Усталых всегда был здесь, - раздражённо сказал Спенси. - Усталые - это мы. Разве ты не заметил этого на лицах людей, с которыми сегодня разговаривал? Они все смертельно устали. Их души уже отчаялись молить об отдыхе и спят крепким, обморочным сном. Каждый из нас таскает в себе маленького полумёртвого человечка, которым был когда-то в детстве, и едва ли существует на свете возможность вернуть его к жизни. "Дилижанс", с которым Пётр так носится, не что иное, как копия "Зелёного ключа" для обычных людей, что никогда больше не будут обычными, и для тех, кто только готовится ими стать. Вроде вас с женой.

   Пока Юра думал что сказать, собеседник бездумно смотрел в огонь.

   - Я всегда мечтал ездить на велосипеде. Крутить педали и чувствовать, как планета в ответ на твои усилия начинает поворачиваться. Мне кажется, это должно быть очень волнующее чувство.

   - Не совсем так, - сказал Хорь, вспомнив свои юношеские попытки совладать с железным конём. Он никогда не отличался ловкостью. - Сначала она будет бить тебя по рёбрам и по лицу.

   Спенси кивнул, словно ждал именно такого ответа.

   - Всегда так происходит с теми, кто восстаёт против привычного порядка вещей. Наша матушка-Земля не любит, когда её запрягают в телегу.

   На несколько минут комнату заполнило молчание; оно присело отдохнуть на один из стульев у входа, прежде чем двинуться дальше, вглубь леса, где подлинную тишину нарушали только животные вздохи, рождающиеся из сочетания небесной воды, ломкости листьев и пропитавшейся влагой земли.

   Наконец Юра пошевелился.

   - Хотелось бы услышать твою версию касательно того, кто вы такие. Версию фанатика-землекопа я уже слышал, как и конспиративную версию а-ля "ты сам должен догадаться", от нашего метрдотеля. Ты самый разумный человек из всех, кто мне здесь встречался.

   Обезьянье лицо перечеркнула ухмылка; в свете живого огня оно напомнило Юре одну из индейских масок, которые он видел на экспозиции в Эрмитаже. Спенси не мог похвастаться идеальной улыбкой: зубы его черны и торчали в разные стороны, словно семена граната. Юра только теперь заметил, что уродец сменил свой странный наряд. Теперь он был одет в красный детский жакет в клетку, из-под которого торчал воротник белой рубашки, и дорогие вельветовые брюки на единственной лямке, как у Карлсона в мультфильме Степанцева. Штанины подвёрнуты; одна из них закинута на подлокотник кресла, словно уродец решил расположиться с максимальным комфортом. Всё это смотрелось непринуждённо и в какой-то мере даже щегольски.

   - Не обманывайся, - сказал уродец. - Они презирают меня, считают, что я слишком много рассуждаю и слишком мало делаю для великой глотки. Но если бы существовали на свете аппараты, считывающие душу и внутренний мир, просканировав меня, ты бы увидел то же, что и у всех остальных. Мрак, смерть, смердящее, разлагающееся нечто. Шутка в том, что я ещё не до конца утратил саркастический взгляд на мир и способность рассуждать. Думаю, это как-то связано с внешним уродством. Геометрически-правильные люди обычно ломаются, как промокшие спички. Так что помни: я тебе не добрый дядюшка в шляпе и с сигарой, который решит твои проблемы.

   Хорь не нашёлся что сказать. Спенси вздохнул.

   - Итак, ты хочешь услышать однозначный ответ.

   Он вытянул губы трубочкой и продекламировал, довольно успешно скопировав голос Хоря и придав ему карикатурно-вопросительную интонацию:

   - Что же такое великая глотка, и почему мы все носимся с ней, как с писаной торбой?