Старуха не использовала свой билетик, чтобы записать программу телепередач. Чутьё подвело Алёну: в этой квартире была загадка. Загадка была в этой женщине, которая провела в Кунгельве почти целый век, спускаясь каждый день по одним и тем же ступенькам и запуская руку в один и тот же почтовый ящик.
Возможно, всё дело в том, что есть на свете места, жители которых с самого детства вынуждены хранить секреты.
И Кунгельв, похоже, в их числе.
Обстановка простая, если не сказать, аскетичная. Помимо кровати, здесь единственный стул, на котором лежал тонометр, несколько засушенных цветов в рамках на западной стене. Из-за одежды на вбитых в стенку крючках помещение больше ассоциировалось с прихожей, чем с жилой комнатой. Когда-то здесь были обои, но потом их содрали, оставив только едва заметный геометрический рисунок на голых известковых стенах. Единственное окно зашторено простой марлей, как в больнице.
Кроме жилого угла, вся остальная часть комнаты была отдана под то, что Алёна, поколебавшись, идентифицировала как алтарь. Будто бабушка однажды завела в комнату потерявшегося бога, древнего как мир, и оставила его тут, сказав: "Теперь будешь жить со мной. Мне совсем не в тягость".
Куда бы ни упал взгляд, везде Алёну преследовал один и тот же образ - висящий вниз головой человек... нет, человекоподобное чудовище, напоминающее корень мистического растения. Фигурки изготовлены из самых разных материалов, рельефные и плоские, изобилующие деталями и весьма условные, иные стараниями старухи или её сына выдолблены прямо в стене, а все вместе в своём единодушном разнообразии напоминали чудовищ из "Книги вымышленных существ" Борхеса. Под ними океан воска, царство фитилей, похожих на маленьких сгоревших человечков. Стоило взглянуть на потолок, как голова начинала кружиться от витиеватых рисунков копотью. Из всех свечей горела всего одна, самая свежая, похожая на пизанскую башню. Видно, её поставили сегодня утром. Два фитилька отправляли к потолку струйки дыма. Несколько коробок не распакованных свечей Алёна заметила в кармане передника, висевшего на крайнем левом крючке.
Если бы Алёну спросили, знает ли она как пахнет одержимость, сейчас она могла бы дать однозначный ответ.
Нужно было бежать отсюда без оглядки, но что-то мягко толкало Алёну внутрь. В ноздри ударял запах воска и тёплого дерева. Она старалась не смотреть на стену с иконками, но та всегда оказывалась в границах бокового зрения. Было в комнате какое-то движение; Алёна попыталась уловить его, зафиксировать с точностью глаза швеи, которая следит за полётом иглы, установить источник... секунду спустя Алёна поняла - вибрация исходит от лица старухи. Ресницы едва заметно трепетали. Поры раскрывались и закрывались. Она жива.
И в этот самый момент старая индианка повернулась на спину и открыла глаза.
- Ты... - прохрипела она.
- Простите, - сказала Алёна. - Я не хотела нарушить ваш покой.
- Мой покой, - губы, текстурой напоминающие пенопласт, слегка изогнулись. - Моего покоя нет давно... он пропал без вести, как когда-то Станислав Петрович, приходившийся мне супругом.
- Значит, всё нормально?
- Нормально? - на этот раз в голосе зазвучало раздражение. Длинные, худые, как у скелета, ладони заелозили по груди, пытаясь найти и заткнуть дыру, через которую утекает жизнь. - Что в твоём понимании нормально? Входить в чужие дома? Я точно знаю, что заперла дверь, перед тем как пойти полежать. Ох, сердце колотится!..
Алёна несколько раз глубоко вздохнула. Её захлестнуло ощущение нереальности происходящего.
- Простите. Это, наверное, ваш сын: его нет дома, он открыл дверь и ушёл... А я здесь не просто так. У меня есть дело.
Она надеялась, что индианка не станет переспрашивать: "Дело?" Это было бы чересчур. Не дождавшись ответа, она продолжила:
- Птица заговорила. Попугай, помните? Чипса, принадлежала молодому человеку из соседней квартиры, который исчез.
- Ага, - в голосе старухи звучало удовлетворение. - Уж я-то всё помню. Как фотоальбом, где первые картинки чёрно-белые, но всё равно чёткие. Могу прямо сейчас посмотреть на любую из них - и услышать голоса.
- Да! Голоса! - Алёна сама не заметила, как стиснула пальцами край простыни. - Может, вы слышали, чтобы Чипса что-нибудь говорила? Она упоминала при вас вьюнок? Может быть, реку? Или своего бывшего хозяина?
Щуплое тело, пасущееся на бескрайних полях кровати, пронзила дрожь. Ухватив левой рукой угол подушки, старуха несколькими резкими движениями загнала её глубоко под голову. Алёна не спешила помочь. Она думала, что если вызвать скорую помощь, может быть, уже через две минуты по карнизу поползут отсветы мигалок. Две минуты - слишком мало, чтобы набить второй желудок, присосавшийся к стенкам её рёберной камеры, желудок, принадлежащий любопытству.
- Кто это? - тихо спросила Алёна, кивнув на импровизированный алтарь. - Я видела такой символ однажды... нет, даже дважды. Первый раз на шее одного жуткого врача. Думаю, он пытался меня им загипнотизировать. А второй... у Юры, у мужа.
Думаю, Юра тоже что-то знает. Может, даже больше, чем я. Нужно было его расспросить, но он только кричал и совсем не желал меня слушать. Он будто вывернул себя наизнанку.
Из горла старухи вырвался смешок.
- Твой муж уже научился плавать. Скоро увидит воду и захочет нырнуть. Ты тоже, милая. Ты тоже.
Алёна улыбнулась.
- Я люблю плавать. В детстве, помню, папе приходилось меня силком тащить из воды, но, даже оказавшись на берегу, я подходила к ней так близко, что волны доставали до пальцев ног. Строила из мокрого песка замки.
- Это великая глотка, - голос стал едва слышен; он выходил словно через ноздри. Алёна склонилась над постелью. Она чувствовала запах смерти, но не испытывала рвотных позывов. Просто приняла его к сведению. - Великая глотка всему причиной. Я жила здесь всю жизнь, я знаю...
