Я ошалело смотрю ему вслед, а когда дверь за широкоплечим мужчиной закрывается, опускаю взгляд на деньги. Я в месяц столько зарабатываю… И откуда он узнал о дочке? Получается, наводил обо мне справки не только в клубе?
Это плохо. Это не по правилам. Я никогда не мешаю личное с работой. Эти два мира вообще не должны соприкасаться. Никогда. Они настолько полярные, что у меня кровь в жилах закипает от подобной мысли.
– Ну, что ты тут, Жемчужинка? – в дверях неожиданно появляется Катя, широко улыбаясь, ныряет в комнату. – Ох-ох-ох! Да тут знатное порево было! – поддевает носком босоножка мои трусики, а я, потеряв ощущение уюта и спокойствия, хмурюсь и кутаюсь в плед. – А Банкир-то твой весь такой довольный умчался. Ух… тачку его видела? Сколько ж там бабла? Миллионер, по-любому.
– Кать, выйди, пожалуйста.
– Чего это? – она непонимающе разводит руки в стороны.
– Просто выйди, – голос на последних звуках начинает дрожать, и Катька вздыхает, спеша ко мне.
– Всё понятно. Опять отходняк начался, – притягивает меня к себе силой и крепко обнимает, пока я, уткнувшись в её плечо, реву белугой. – Ну всё-всё, девочка. Не надо. Ну что ты? Я тебе сколько раз говорила? Не парься, не думай. Это всего лишь работа. И работа, между прочим, неплохая, ясно? Вон сколько девок увозят в Эмираты в рабство, а сколько на трассе стоит? И сколько их находят по канавам да мусоркам? А у нас тут тихо, спокойно, не пыльно. Ну? – она взяла меня ладонями за лицо, встряхнула. – Чего разнылась, Илан? Обидел он тебя, что ли? – а потом опустила глаза вниз, на деньги, и открыла рот. – Нихера себе… Это чё? – взяла в руку пачку ровных новых купюр и взгляд на меня подняла. – Это же что он с тобой делал за такие-то деньжищи?
– В том-то и дело, что ничего такого… Ничего запредельного. Просто секс.
– Да ладно? – Катя подозревающе прищуривается. – Что-то как-то не верится, знаешь ли.
– Он узнавал обо мне. Знает, что дочка есть. И предлагал любовницей его стать. Чтобы с ним только.
– А ты чё?
– А я ничего, – пожимаю плечами. – Не нужны мне отношения. Не хочу.
– Ну вот и правильно. Странный он какой-то, – задумчиво бормочет Катя, прижимая меня к себе. – С тебя пироженка и кофе утром.
Смеюсь, шмыгая носом, и перевожу взгляд на приоткрытую дверь, за которой боковым зрением замечаю какое-то движение. Вздрагиваю от пристального взгляда чёрных глаз, и на коже выступают мурашки. Какой-то мужик стоит прямо за дверью, а когда я тормошу Катю, чтобы обернулась, незаметно исчезает, словно испарившись.
Глава 3
– Ну что, выпьешь со мной? Гляди, какой клубешник приобрели, – Саид довольно откинулся на спинку кожаного кресла, отозвавшегося приятным скрипом.
– Как будто у тебя их мало, клубов этих, – проворчал мрачно, отодвигая стакан с выпивкой. – Не хочу.
– Ну, как знаешь. Клубов не мало, но этот просто эпицентр похоти и разврата. Чувствуешь, здесь даже воздух сексом пропитан, – оскалился довольно Хаджиев. Он знатный любитель покутить. Сколько помнил его, Саид не менялся.
Запах Заур чувствовал, конечно. Здесь воняло, как в преисподней. Воняло дешёвыми, продажными шалавами. Ему, выросшему и воспитанному совершенно в иной среде, было дико находиться на этом дне. Отвратительно. Мерзко. В понимании Омаева женщина – это мать, прежде всего дающая жизнь. Женщина – это благодетель и чистота. Женщина – верность и преданность, надёжный тыл семьи. Но никак не грязная, продажная шкура. Глядя на этих подстилок, он не решался назвать их женщинами.
– Мне не вставляет, – поднял взгляд на очередную девицу, продефилировавшую от двери до стола с подносом. Что за показ они тут устроили? Уже третья за вечер. Двоих Заур сам выпроводил, потому что мешали разговаривать. А третья так вообще нагло завалилась, даже не постучав. Пусть разок нарвутся на Саида, когда тот будет не в духе, вмиг научатся этикету и субординации.
– Добрый вечер, Саид Саидович. Меня зовут Анжела, я вам кофейку принесла, – промурлыкала, ставя поднос с двумя чашками на стол и обольстительно улыбаясь во все тридцать два Хаджиеву. При этом её раздутые силиконом сиськи едва не легли на стол перед Зауром. Отшатнулся назад, на спинку дивана. У девки приторные духи. И сама она воняет. Саид бы сказал сексом, но у Заура этот запах ассоциировался с кучей членов, которыми ежедневно тычут в местных давалок.
– Умница, – ухмыльнулся Саид, опуская взгляд на её ноги.
– Могу я вам чем-нибудь ещё помочь, – захлопала длинными ресницами, а Хаджиев сгрёб её за талию и потянул к себе на колени.
– А как же.
Заур поднялся с дивана, откашлялся.
– Я домой. Отоспаться хочу.
– Да ну? А как же девчонки? Гляди, какие тут красавицы. Не хочешь? – Саид смял ягодицу девицы всей пятернёй, а та прильнула к его груди, запуская наманикюренные пальцы под рубашку.
– Нет, – скривился, будто сожрав лимон. Или кусок дерьма. Отвратно до жути.
– Ну, давай. До завтра, – потом послышался хохот девицы, и Заур захлопнул за собой дверь в кабинет.
Сам направился к выходу, но что-то вдруг привлекло его внимание. Женский силуэт. Тонкий, изящный, хрупкий. Словно по темени ударило и заставило остановиться. И он остановился. Застыл напротив двери в ВИП-комнату, как вкопанный.
Дверь была приоткрыта, и он отчётливо разглядел владелицу того самого силуэта. Маленькую, красивую карамельную блондинку с полной, налитой грудью и большими серыми глазами, такими пронизывающими и яркими. Она почему-то плакала, и Зауру вдруг стало интересно, почему.
Шагнул ближе. Она молодая совсем. Нежная.
Тонкими руками прижимает к груди плед, но как-то неловко. Он соскальзывает, и Омаев видит нежно-розовый, маленький сосок. В паху становится тяжело, а пульс начинает зашкаливать, словно он на утренней пробежке.
Почему она голая? Почему плачет? Кто-то обидел?
Первой мыслью: изнасиловали. Разорвали на ней одежду и изнасиловали. И от подобной догадки закипает мозг. Кто?! Кто тронул такую девочку? Какая мразь посмела коснуться такого тела?
Ринулся туда, снимая с себя куртку, чтобы надеть на девчонку, но первый шок уже схлынул, и он заметил вторую девицу, сидящую рядом и обнимающую её.
Прислушался.
– Нихера себе… Это чё? – подружка берет в руку пачку денег, внушительную такую «котлету». – Это же что он с тобой делал за такие-то деньжищи? – произносит испуганно.
– В том-то и дело, что ничего такого… Ничего запредельного. Просто секс.
Секс… Какой ещё секс?
Секс. За деньги.
Нет. Нет. Не может эта нежная красотка быть шалавой. Только не она. Почему-то подобная мысль причинила ему боль.
– Да ладно? – давит на неё подруга, а Зауру хочется её избить. Потому что она, сука, одетая, а нежная девочка голая и растрёпанная. Даже представил, как какой-то боров с отвисшим пузом и мерзкой физиономией мучил её на этом диване, как раздвигал ей ноги и вбивался между них, пока девчонка ревела и отбивалась. – Что-то как-то не верится, знаешь ли.
– Он узнавал обо мне. Знает, что дочка есть. И предлагал любовницей его стать. Чтобы с ним только.
– А ты чё?
– А я ничего, – потерянно пожимает худыми, узкими плечами. – Не нужны мне отношения. Не хочу, – а голос… Какой голос у неё… Внутри всё полыхать начинает от него.
– Ну вот и правильно. Странный он какой-то, – подружка снова обнимает её. Заботливо укутывает в плед. – С тебя пироженка и кофе утром.
Она вдруг смахивает слёзы и смеётся, хватая пачку бабла. И вмиг с его глаз спадает пелена. Шлюха же. Она обычная шлюха. Как и все здесь. Давалка, продажная и грязная. Пропитанная спермой кучи мужиков.
Обычная шалава. Чего он стоит тут и пялится на неё, как на восьмое чудо света? Какого, бл?..
Она переводит на него взгляд, серые, насыщенные глаза расширяются, а рот приоткрывается. Трясёт подругу за плечо, чтобы та посмотрела на него, а Заур, выругавшись, уходит.
Почти до рассвета катался по городу, как умалишённый, почему-то не в состоянии выбросить из головы ту девчонку. И вроде бы должно быть западло даже думать о ней, о грязной шалаве, но что-то не давало забыть. Он не мог сказать, что именно. Взгляд её серых глаз или то тело… То красивое до умопомрачения тело, на которое он так залип в первые минуты и до сих пор помнил каждый его миллиметр. Аж рот полон слюны, как у голодного пса.