Тут в изначально первобытном нейронном море подсознания один за другим начали всплывать островки ментальных моделей. Это они теперь стали использоваться при распознавании образов (событий), и побеждала наиболее адекватная из них. Функция оценки результатов интерпретатора тоже перестала быть запаянной, это теперь настраиваемая модель. У страны психики появился президент. Если ему не нравится положенная ему на рабочий стол ментальная модель, то его отрицательная оценка понижает приоритет победителя в будущем, иначе – усиливает ее. К этой точке мы уже где-то на уровне высших животных, поскольку даже крысы составляют ментальный план лабиринта и в состоянии найти в нем оптимальный путь, если закрыть привычный для них ход.

Наконец, на авансцене истории появляется homo sapiens. Для него модели сами по себе становятся ощущаемыми сенсорными объектами. Он в состоянии запустить любую из них на интерпретаторе даже без наличия данных на органах чувств, комбинировать их произвольным образом и производить запросы на построение новых моделей. Он может дать каждой модели имена-слова и передать знание соплеменникам. Осталось только пришить ему желание поболтать, и на сцене появляются ментальные модели, размножающиеся по образу и подобию вирусов. Их распространением и синхронизацией удалось добиться взаимопонимания и согласования действий многих индивидуумов, что стало решающим фактором в борьбе за существование.

Подчеркну еще раз, что модели оказались более не связаны с непосредственными сенсорными ощущениями. Возникла модель самого себя, и человек получил страдания по причине своей неизбежной кончины. Возникла фантазия (местами нездоровая), где оказалось возможным представить себе события, никогда не происходившие ранее. Возникли абстрактное мышление и несуществующие сущности (боги). Возникла логика как следствие постепенного усложнения моделей.

Кстати, о ней, упорядоченной, было что-то в вопросе. Многочисленные эксперименты в области психологии доказали, что логика вовсе не является встроенным механизмом мышления людей. Например, мы значительно быстрее обрабатываем конъюнкции (логическое «и») против дизъюнкций (логическое «или»). Происходит это потому, что, размышляя логически, мы всего лишь строим большую модель пространства возможных решений. Вычеркивая из нее те ситуации, которые логически противоречат известным данным, мы в состоянии делать дедуктивные выводы.

И вот счастливый финал: изучение самих ментальных моделей и взаимосвязей между ними привело к появлению науки. Так разум рождался из красоты… Я чуть ли не час писал ответ на этот вопрос, но мы значительно дольше (миллиарды лет!) шли по этой темной пещере со многими тупиками под чутким руководством не Всемогущего, но большого любителя прекрасного генералиссимуса Эволюции. Посмотрим теперь на нас с вами. Странные игры породили странный суп из психических ингредиентов разных геологических периодов. В нем намешано всего понемногу: реакции амебы и рефлексы крокодила, прожорливость крысы и подражательность обезьяны, фанатизм верующего и логика ученого.

Наше сознание переплетено с подсознательным. Подсознательные

процессы могут привести нас к осознанным выводам. Сознательный вывод может привести нас к подсознательным эмоциональным состояниям. Даже ментальные модели реализованы на подсознательном процедурном (нейронном) знании, поскольку мы зачастую не осознаем то, каким образом из входов получаются выходы (хотя можем это рационализировать). Наши ментальные модели – отдельные кирпичики в здании знания.

Его построение было гигантским по масштабам предприятием, и мы бы никогда не стали венцом творения, если бы оно было ошибочным. AlphaZero предстоит еще многому поучиться у людей. Лучшее решение, скорее всего, найдется в комбинации его нейронной сети с человеческими эвристиками-моделями Stockfi sh’а. Да, компьютеры обыгрывают белковых шахматистов в домене шахмат, но они бессильны в странной игре под названием «жизнь».

***

Итак, теория моделей утверждает, что и материя, и пространство являются иллюзией. На чей-то вкус это может показаться экзотическими построениями в стиле Беркли. Другие найдут в этих идеях привкус пифагорейщины или платонизма. Третьи вспомнят упомянутых выше Аристотеля, Лейбница или Бергсона. На самом деле ничего ненаучного в этом подходе нет, проповедуется привычный философский реализм (существует объективная реальность вовне нашего сознания) и монизм (нет декартовского деления мира на несовместимые друг с другом материю и разум). Более того, на самом деле похожие идеи защищает почти респектабельная современная цифровая физика.

Серьезное отличие теории моделей от материализма заключается в том, что за первооснову мира принимается информация (ментальные модели). Другими словами, не материя создала жизнь, а прямо наоборот. Теория моделей при этом не видит необходимости в том, чтобы постулировать наличие Всезнающего, Всемогущего Всевышнего. Однако она описывает осмысленный, даже красивый эволюционный процесс, возможно, имеющий доступ к вычислительным мощностям впечатляющего масштаба, возможно, производящий некие нелокальные эффекты.

Философская теория моделей, конечно же, на сегодня имеет спекулятивный статус и не претендует на то, что обнаружила чистую истину. Однако она указывает на один из возможных путей приближения к ней. Ее принципиальное отличие от давно списанных за ненужностью древних верований – в разработанности. На модельном небосклоне давно не появлялось учений, претендующих на название философских систем. Теория моделей при этом имеет когерентную позицию практически по всему спектру вечных вопросов, от эпистемологии до этики. Но об этом в последующих главах…

Эта и три последующих главы посвящены взаимоотношениям науки настоящей и спекулятивной. Существуют ли отличия между верованиями и знаниями? В чем принципиальная разница между теорией моделей и эзотерическими построениями? Два нижеприведенных вопроса весьма типичны.

Нашу современную науку нельзя ли также назвать книгой рецептов? Есть определенное научное объяснение природных явлений, работающее (позволяющее даже строить космические корабли), но в то же время существуют явления, не объяснимые с точки зрения современной науки. И не настал еще тот момент, когда эта наука продвинется для того, чтобы дать объяснения этим явлениям. В формате утверждения, если позволите пару строчек. Вероятность угадать дату смерти для пожилого человека, предположим которому явно не более десяти лет осталось жизни – 1/3650 = 0,00027. То есть приблизительно 2—3 шанса из 10 тысяч попыток. Если же речь о молодом человеке, который еще может прожить лет 50, вероятность отгадать дату смерти еще меньше: 1/18250 = 0,000054.

Этот вопрос был задан по мотивам одной из размещенных в блоге (БГБ) статей серии «История моделей» на тему астрологии. Точнее, речь шла о том, что известны исторические примеры, когда удавалось предсказать дату смерти человека с точностью до одного дня, – например, императоров Калигулы и Домициана. Я начну со второй части вопроса-утверждения, расчета вероятности угадать дату смерти. Вывод, который делает многократный чемпион нашей игры, очевидно, такой: сбылось весьма маловероятное событие, следовательно, это было не случайно, а благодаря какой-то забытой технологии. Давайте попробуем для начала прикинуть, могло ли в принципе существовать подобное оккультное искусство. Система Птолемея давала точность определения положения небесных тел в районе двух-трех градусов для большинства планет (падавшую до десяти градусов в исключительных случаях) – это около одного процента погрешности (против 360 градусов всего). Однако на тот момент времени, который описан в статье, этой системы еще попросту не существовало. Определить положение планет можно было лишь приблизительно, по средней скорости их движения. Астролог должен был вычислить как минимум натальный гороскоп – на точный момент времени рождения императора. Допустим, что каким-то образом он был известен (хотя это весьма сомнительно, в большинстве случаев это время высчитывалось так называемым методом ректификации). Потом другим методом – прогрессии – он мог прикинуть, какие события ожидают носителя натального гороскопа в его жизни. На каждом из этих этапов (ректификация или вычисление натального гороскопа, прогрессия) у него не было ни малейших средств для точного вычисления положения планет. Какова будет ошибка в его результирующих предсказаниях? Думаю, процентов 10—20, никак не меньше. Пусть даже каким-то чудом остался все тот же один процент Птолемея – это все равно на несколько порядков больше той точности, которая требуется по вычислениям автора вопроса. Теперь попробуем сконструировать альтернативное объяснение процесса. Не забывайте, что те астрологи свое предсказание громогласно опубликовали. Жизнь – хрупкий феномен, любой человек подвешен на тысяче ниточек. Это было тем более верно для римских императоров, над ними были расположены многочисленные дамокловы мечи. Всегда находились желающие помочь им отправиться в лучший мир экспресс-методом. Поставьте себя на место такого заговорщика. Положим, он тоже верит в астрологию (а в нее верили в этот момент все поголовно) и ему известно предсказание о дне смерти императотра, при этом он желает успеха своему предприятию. На какой день он будет планировать свое злодеяние? Думаю, что ответ на этот вопрос очевиден. Таким образом, мы показали, что вторая модель (объясняющая будущие события верой в них) значительно более правдоподобно, адекватно реконструирует процесс. Не забывайте также уроки истории: поток подобных удачных предсказаний быстро закончился. Регулярные ошибки с пророчествами заставили астрологов изменить свои модели в сторону уменьшения точности (в наших терминах: произошла деградация моделей из конструктивной фазы в каузальную). «Удачные» астрологические предсказания остались возможными исключительно в стиле Нострадамуса (и «работают» они только постфактум, механизмами полиомии).