– Нет, Василий вряд ли где-нибудь вырубился,– сказал Сергей, выслушав рассказ пришлеца. – Возможно, ищет вчерашнего дня в куширях, но он мужик здоровый, да и не настолько пьян, чтобы вырубиться.

– А я разве говорю, что настолько? – удивился наш собеседник. – Я же для примера проиллюстрировал. Имел в виду, что по пьяному делу разные бывают случаи. Нарочно такого не придумаешь, какое иной раз происходит в жизни.

– Да уж… – вздохнул я. – Вот так подумаешь: зачем люди пьют? И не находишь ответа.

– От скуки пьют, – сказал Шолохов. – Для праздника. Людям яркости недостаёт. Особенно творческим личностям. Им всё время потребны бодрые движения в душе, чтобы не свихнуться. А где их взять? Только через водку, исключительно через неё, родимую. В крайнем случае, через коньяк.

– Если на то пошло, – подхватил тему Егоров, – в праздники не случайно используются всевозможные адаптогены: алкоголь, галлюциногены, музыка, танцы… Они катализируют коллективную индукцию и создают настрой, который помогает человеку выскочить за рамки обыденного и приобщиться к мощным бессознательным энергиям. К тому же человек – существо неоднозначное, в нём могут вместе уживаться интеллектуальность, подавленная агрессия или сексуальность и внутренний критик, говорящий, что это нехорошо, нельзя или небезопасно. И когда во время праздника под действием, скажем, алкоголя всё это выплёскивается наружу – так сказать, выпускаются лишние пары – наутро бывает мучительно стыдно. Внутренний судья упрекает: «Ты вёл себя как свинья». Но, наверное, стоит во время всеобщего веселья напоить сидящее в тебе подсознательное животное, дабы не грызло оно в повседневной жизни. Иначе ежедневно человек будет источать злобу, неудовлетворённую сексуальность и раздражительность.

– Это всё, наверное, правильно, – согласился я. – Но вот вопрос: как научиться контролировать в себе это животное? Оно ведь меры не знает, зар-р-раза!

– Да, контролировать надо жёстко, – усмехнулся Сергей. – Иначе при возвращении домой могут происходить ошибки навигационного характера.

– А ещё, – добавил Шолохов, – в наше время такое присловье имелось: что у трезвого на уме, то у пьяного на пиджаке! Ха-ха-ха-а-а!

– А я не могу особенно себя контролировать, – признался я. – Всё подряд пьётся и пьётся, как вода. Останавливаюсь лишь когда уже организм не принимает.

Шолохов поднял указательный палец и нарисовал им широкий круг в вышней пустоши:

– Иногда контролировать себя не очень хочется, однако нужно. Особенно когда находишься за рубежом с официальным визитом. Там ить на тебя устремлены тыщи вражьих глаз: все только того и ждут, чтобы ты как-нибудь осрамился… Помню, в начале шестидесятых была у меня поездка в Англию, Италию и Францию. Там постоянно приходилось посещать торжественные приёмы. И вот во Франции, на банкете после одного такого приёма, подходит ко мне официант и спрашивает: «Что вам налить, месье?» Я, конечно, отвечаю: «Водку». Официант спрашивает: «Вам с чем?» – «Без ничего, чистой водки!» – «Чистой не положено. Можно только разбавленной чем-нибудь» – «А чем?» – «Чем угодно, но не чистой»… Тут меня зло взяло, я и брякнул: «Тогда неси с пивом!» И что вы думаете – принёс, собака. Куда мне было деваться, пришлось весь вечер хлебать «ерша». Вот уж когда крепко себя контролировать старался! Но ничего, сдюжил – это я вам без хвальбы говорю. Зато у французов глаза на лбы повылезали.

***

– Ох и горазды вы брехать, Михаил Лексаныч, – сказал я беззлобно.

– Не то слово, – согласился со мной Сергей Егоров.

– Как сивый мерин, – уточнил я с неприкрытой подначкой в сторону классика соцреализма.

– Именно так, – не преминул подтвердить Сергей.

– Да ну вас к бесу, – тоже незлобиво откликнулся медальный имярек, раскусив холостой заряд нашего подкола. – Вы хоть знаете, откуда взялось выражение «Врёт, как сивый мерин»?

Мы – после короткой заминки – сдвоенно откликнулись:

– Да фиг его знает.

– Не-а.

– Примерно полтораста лет назад служил такой офицер в царской армии, фон Сиверс-Меринг. Любил воображать и сочинять завиральные побывальщины. От него попервоначалу пошло присловье «врёт, как Сиверс-Меринг». Потом через сослуживых офицеров оно перекинулось к солдатам, а за теми и народные массы подхватили, но уже в изменённом виде. Один раз его попрекнули: «Разве так можно: нынче рассказывать одно, а завтра – другое, совершенно противоречащее вчерашнему? Не подобает здравоумственному человеку менять точку зрения до такой степени». А он в ответ: «Отчего же? Я как раз имею невысокое мнение о людях, которые не могут сегодня сделаться умнее, чем вчера».

***

– Брехня – это составная часть писательской профессии, – заметил он назидательным тоном. – Хотя без реализма тоже далеко не уедешь. Даже сказки и фантастические небывальщины никто не стал бы читать, если б они не опирались на правдоподобные детали, поступки и характеры.

– Хорошие фантасты нередко предвосхищают открытия будущего, – развил его мысль Сергей. – Жюль Верн предсказал создание подводных лодок, автоматического оружия, телевизоров, электротранспорта, газоразрядных светильников, вертолётов, огнетушителей, хирургическую трансплантацию, солнечные паруса для космических перелётов, электрическое освещение на улицах Парижа и много ещё разного.

– Герберт Уэллс предвидел изобретение лазера, танков и электростанций, – добавил я. – А в антиутопии «Освобождённый мир» он описал войну середины двадцатого века с использованием атомных бомб.

Сергей принялся загибать пальцы на левой руке:

– В книгах Роберта Хайнлайна фигурируют прообразы микроволновой печи, солнечных батарей, водяных кроватей, банкомата и мобильного телефона. Олдос Хаксли в романе «О, дивный новый мир!» описал использование генной инженерии. Рэй Брэдбери придумал поезд на воздушной подушке и дверной замок, открывающийся при помощи отпечатка пальца. Станислав Лем предсказал микроскоп с атомарным разрешением, а Айзек Азимов – строительство солнечных электростанций в пустынях, появление спутниковой связи, смартфонов и Интернета.

Пальцы на левой руке у Сергея закончились, и он принялся загибать их на правой:

– Артур Кларк предвидел появление искусственных спутников связи, электронных СМИ и космического туризма. Карел Чапек предвосхитил появление роботов, Джон Браннер – компьютерные вирусы, а Александр Беляев – аппарат искусственного кровообращения и коррекцию зрения с помощью операции на хрусталике глаза…

– Не дюже интересно мне обсуждать этот жанр, – прервал перечисление Шолохов. – В жизни и без фантастики случается достаточно невероятий: надо смотреть вокруг себя и вникать в злобу дня. Для литературы люди важнее научных открытий. А что до предсказаний, то они бывают не только о достижениях. Напастей тоже достаточно пророчат: тут тебе и обледенение, и столкновение с метеоритом, и нашествие чёрт те каких агрессоров, и взрыв на Солнце. А ещё стращают, что скоро государства станут воевать между собой за воду и за воздух, и за другие ресурсы. Выдумщики любят нагонять ужасов, им только дай волю. В мире и без того обстановка непростая – если всего бояться, то проще сразу застрелиться или сунуться головой в петлю.

– Зачем вешаться, – сказал я. – В любом случае рано или поздно все там будем. Торопиться некуда.

– Некоторым чтобы покончить с собой, достаточно расчувствоваться, прочитав душещипательную книжку, – заметил Сергей. – Эффект Вертера – сильная штука для подростков. И «Бедная Лиза» тоже…

Эффектом Вертера назвали волну самоубийств, прокатившуюся по Европе в конце восемнадцатого века после выхода в свет романа Гёте «Страдания юного Вертера». В финале этого произведения главный герой убил себя выстрелом в голову. Гёте, сочиняя роман, разумеется, не предполагал, что у придуманного им романтического юноши-самострела появятся тысячи сверстников-подражателей. Масштаб читательского помешательства дошёл до того, что в ряде европейских государств книга была запрещена.