ХИСС. Он дал мне ковер.

НИКСОН. Он дал вам ковер?

ХИСС. Да.

НИКСОН. Какой ковер?

ХИСС. Восточный ковер.

НИКСОН. Почему он дал вам восточный ковер?

ХИСС. Полагаю, в счет оплаты аренды квартира, или автомобиля, или и того, и другого.

НИКСОН. Вы даете ему автомобиль и жилье, а он вам – восточный ковер?

ХИСС. Это был довольно большой ковер.

НИКСОН. Какого цвета?

ХИСС. Красного. Вишнево-красного. Цвета заката.

ЧЕМБЕРС. Кроваво-красного.

ХИСС. Я думаю, этот чертов ковер до сих пор у меня, лежит скатанным в каком-то чулане, если вы хотите на него посмотреть.

НИКСОН (обращается к ЧЕМБЕРСУ). Вы давали ему ковер?

ЧЕМБЕРС. Это был подарок от коммунистической партии. Знак их благодарности.

НИКСОН. Благодарности за что?

ЧЕМБЕРС. Свидетельство братской любви.

ХИСС. Я его получил в счет оплаты аренды.

НИКСОН. Это у вас такая практика была: брать арендную плату коврами, а не деньгами.

ХИСС. У него никогда не было денег, за исключением тех, что он занимал у меня.

НИКСОН. Так вы давали ему и деньги?

ХИСС. Я одалживал ему деньги, раз или два. У него были жена и ребенок, которых нужно было содержать.

НИКСОН. То есть вы отдали ему свой автомобиль, давали ему деньги, отдали ему свою квартиру, и вы рассчитываете, будто мы поверим, что вы едва знали этого человека?

ХИСС. Я знал его, как знают того, кому сдают квартиру в субаренду.

НИКСОН (обращаясь к ЧЕМБЕРСУ). Вы брали квартиру в субаренду у этого человека?

ЧЕМБЕРС. Ничего не помню насчет субаренды. Я знаю, что проводил много времени в доме этого человека.

ХИСС. В моем доме?

ЧЕМБЕРС. Да.

ХИСС. Вы бывали в моем доме?

ЧЕМБЕРС. Многократно.

ХИСС. И я там был?

ЧЕМБЕРС. Разумеется, ты там был.

ХИСС. И что вы делали в моем доме?

ЧЕМБЕРС. Ты знаешь, что я там делал.

ХИСС. Я понятия не имею, что вы делали.

ЧЕМБЕРС. Я находился там, потому что был коммунистом. Я был коммунистом, и ты был коммунистом.

ХИСС. Это абсолютная фантазия.

НИКСОН. Так вы говорите, он никогда не был в вашем доме?

ХИСС. Мы перебрались в новую квартиру, и уже внесли двухмесячную арендную плату за старую, вот и сдали старую в субаренду.

НИКСОН. Он никогда не был в вашей новой квартире?

ХИСС. Он и его семья могли там оставаться на очень короткий промежуток времени.

НИКСОН. Значит, он жил с вами в вашей новой квартире?

ХИСС. Это была трехэтажная квартира. Верхним этажом мы тогда не пользовались, и позволили им остаться, пока не прибыла их мебель.

НИКСОН. Давайте поглядим, правильно ли я вам понял. Совершеннейший незнакомец заходит в ваш кабинет, чтобы задать вопросы о военной промышленности, а потом получает ваш автомобиль, ваши деньги и въезжает в вашу квартиру? Таковы ваши свидетельские показания?

ХИСС. Все происходило не совсем так.

НИКСОН. Почему вы позволили незнакомцу привезти свою семью в ваш дом?

ХИСС. Я их пожалел.

ЧЕМБЕРС. Пожалел?

ХИСС. Он выглядел таким жалким.

ЧЕМБЕРС. Жалким? Я выглядел жалким?

ХИСС. Ну, не то, чтобы жалким. Он выглядел каким-то ущемленным, обносившимся, словно путешествовал в товарных вагонах. Я вроде бы вспоминаю, что, по его словам, он так и делал.

НИКСОН. То есть вы пригласили бродягу в свой дом?

ХИСС. У него были жена и маленький ребенок, идти им было некуда, вот мы их и приютили.

ЧЕМБЕРС. Не испытывай жалости к моей семье, Элджер. Жалей свою семью. О моей я позабочусь без твоей помощи.

НИКСОН. Мистер Хисс, я нахожу вашу историю крайне неправдоподобной.

ХИСС. Так меня воспитали. Если люди в чем-то нуждаются, а у тебя есть возможность помочь, ты помогаешь. Не обставляешь это, как что-то из ряда вон выходящее, просто делаешь. И если ситуация становится зеркальной, они точно также помогают тебе. Почему это так сложно понять? Это обычная человеческая добропорядочность.

ЧЕМБЕРС. Да, это было чертовски добропорядочно с твоей стороны, отдать нам автомобиль, который следовало отправить на свалку, и поселить на чердаке. Конечно, ты очень собой гордился.

ХИСС. Я вроде бы вспоминаю, что порвал все отношения с этим человеком. Он оказался психически неуравновешенным типом.

ЧЕМБЕРС. Ты думаешь, я психически неуравновешенный?

ХИСС. В свое время он украл сотни библиотечных книг, засовывая их в штаны. Спросите его.

ЧЕМБЕРС. Думаешь, ты лучше других знаешь, что у меня в штанах?

НИКСОН. Мы здесь не для того, чтобы выяснять, что он держит в своих штанах.

ЧЕМБЕРС. Начал потеть, так Элджер?

ХИСС. Не понимаю, как можно поверить хоть одному слову этого человека.

НИКСОН. Это ваше слово вызывает все больше и больше вопросов, мистер Хисс. Сначала вы говорите, что не знаете этого человека, а потом меняете свою историю.

ХИСС. Я не меняю свою историю. Я знал его под другим именем.

НИКСОН. Сначала вы говорите, что не дружили с ним, а потом признаете, что отдали ему автомобиль, одалживали деньги, пригласили пожить у вас с семьей. Если это не подозрительные показания, то и не знаю, как еще их назвать.

ХИСС. Послушайте, я провел с этим человеком очень мало времени. Я вспоминаю, что раз или два мы вместе обедали, а один раз я подвез его в Нью-Йорк или куда-то еще, потому что автомобиля у него не было. И это был самый мой длинный разговор с ним. Помимо этого, я понятия не имею, о чем он здесь говорит.

(Поют птицы. ХИСС садится на переднее сидение рядом с с ЧЕМБЕРСОМ и ведет автомобиль. НИКСОН стоит за зеркалом в глубине сцены, наблюдает за ними).

ЧЕМБЕРС. Ты когда-нибудь захаживал к проституткам?

ХИСС. К проституткам?

ЧЕМБЕРС. Мой брат часто бывал у проституток. Ты очень его напоминаешь.

ХИСС. Насколько я помню, никогда не пользовался услугами проституток.

ЧЕМБЕРС. О проститутках можно сказать много хорошего. К примеру, они всегда под рукой, когда нужны.

ХИСС. Они, конечно, всегда под рукой, но полагаться на них я бы не стал.

ЧЕМБЕРС. Что в проститутках важно, так это их легкая замена. Они – как автомобильные запчасти. И они хорошие, честные капиталисты.

ХИСС. Так ты веришь, что есть хорошие, честные капиталисты?

ЧЕМБЕРС. Должны быть, где-то. Знаешь, как определить хорошего, честного капиталиста?

ХИСС. Нет, не знаю.

ЧЕМБЕРС. Этот тот капиталист, который выходит из бизнеса.

ХИСС. А-а-а.

ЧЕМБЕРС. Спасибо, что согласился меня подвезти.

ХИСС. Да ладно тебе. Я все равно еду в ту сторону.

ЧЕМБЕРС. Какая красивая низина. Жить здесь – одно удовольствие.

ХИСС. Я об этом думал. Заезжал вон на ту ферму.

ЧЕМБЕРС. Ту ферму?

ХИСС. Да, прекрасное место. Дом, конечно, требует ремонта, но плюсы перевешивают. Отказался от этой идем. Моя жена предпочитает город.

ЧЕМБЕРС. Да, жена. Про жену забывать нельзя. Отличное место, чтобы растить детей. Такая ферма.

ХИСС. Это да.

ЧЕМБЕРС. Выращивать тыквы.

ХИСС. Тыквы?

ЧЕМБЕРС. Это моя мечта – собственное тыквенное поле.

ХИСС. Ты любишь тыквы? Тыквенные пирог? Тыквенные булочки? Тыквенный хлеб?

ЧЕМБЕРС. Нет, не особо.

ХИСС. Тогда зачем тебе тыквенное поле?

ЧЕМБЕРС. Тыква – вещь полезная.

ХИСС. В смысле?

ЧЕМБЕРС. Из тыквы получается прекрасный тайник.

ХИСС. Тайник?

ЧЕМБЕРС. Да.

ХИСС. И что там можно спрятать?

ЧЕМБЕРС. Всякие ценности. Если у тебя есть что-то ценное и тебе нужно это спрятать, я бы использовал в качестве тайника выдолбленную тыкву.

ХИСС. Но почему что-то прятать в тыкве?

ЧЕМБЕРС. У тебя возникала бы мысль искать что-то ценное в тыкве?

ХИСС. Теперь может и возникнуть.

ЧЕМБЕРС. Что ж, придется прятать ценности в кухонном лифте.

ХИСС. А если кухонного лифта у тебя нет?

ЧЕМБЕРС. В моих планах стать человеком, у которого обязательно будет и тыквенное поле, и кухонный лифт. Нужно заранее подготовиться к непредвиденным обстоятельствам. Потому что люди могут ополчиться на тебя. Люди, которым ты доверяешь. Люди, которых ты любишь. Люди, за которых ты продал бы душу. Они могут убить тебя на улицу, могут, лежа с тобой в кровати, перерезать тебе шею от уха до уха. И неважно, что ты обнажал им душу, делился с ними женщинами, боролся с ним в спортзале Только что вы были братьями на всю жизнь, а минутой позже он относится к тебе, как к сырному опарышу.