— Не будешь! — разбил сердце бедолаге Мишин. — Дойдешь до больнички, таблеточки попьешь и не будешь!
— Не, я лучше ухаживать за тобой буду! Цветы дарить! Вот ты какие любишь? — допытывался настырный Алик, и не думая отступать.
— Я шаурму люблю, а не цветы, — признался Мишин честно. — Только я тебя сразу предупреждаю, завязывай! Иначе я тебе ребра пересчитаю!
— Даже не подумаю! Я упорный! Весь в деда. Он мою бабку измором взял. Она, чтобы от него отвязаться, из окна выбиралась и через огороды уходила, а он ловил, — заявил Алик.
— И что? — с надеждой за бабку спросил Мишин, хотя уже понимал, куда ветер дует.
— Бриллиантовая свадьба скоро! — не разочаровал его настырный Алик. — Ты тоже сдашься рано или поздно и поймешь, что мы идеальная пара.
— Может, мне сразу в ЗАГС с тобой сходить? Дату забьем на лето? — съязвил Миха, думая, что шутит.
— В российских ЗАГСах однополые браки не регистрируют, — покачал головой Алик и тут же просиял. Оптимизм из него пер, как пена из огнетушителя. — Но мы можем в Копенгаген рвануть.
Мишин крякнул, почесал репу и уставился на провода, торчащие из развороченного дупла в стене. В голове уже зрела идея.
— А давай-ка мы тебя еще раз током шандарахнем! — он решительно схватил Алика за запястье и потянул к источнику изменения сознания. — Может, тебя обратно тогда перемкнет?
— Ээээ, я не хочу обратно, — выдернул руку Алик. — Мне и так хорошо! Мне, может, никогда в жизни лучше и не было. А до этого про любовь с первого взгляда только в кино видел.
— Это не любовь с первого взгляда, а любовь с первого удара! И вообще. Хорош! — закончил дискуссию Мишин. — Я натурал!
Решительно приблизился вплотную, взял чуть подсохшего Алика за плечи и потащил его на выход, категорически игнорируя пылкие взгляды и ищущие во всех направлениях губы.
— Тебя никто, как я, никогда любить не будет, мой Мих! — не сдавался Алик, загребая ногами по полу. Но Мишин был неумолим. Добуксовав мелкого, но любвеобильного посетителя до двери, дал ему легкого пенделя в сторону крыльца и прикрыл за страстно влюбившимся за какие-то несколько минут Аликом двери салона, ставя тем самым жирный крест на своем несостоявшемся замужестве и сильно надеясь, что свежий воздух и проглянувшее солнце хоть частично исправят положение и благополучно скажутся на пошатнувшемся психическом здоровье так неожиданно нарисовавшегося поклонника. Но не тут-то было. Алик, видимо, и правда был весь в деда, потому что с этого дня понеслось…
— Смотри, опять твой пришел! — толкали его в бок то сменщица Вика, то Света, а то и уборщица Зухра, и выразительно косились на окно.
— Да какой он мой! — вяло огрызался Мишин, за последние две недели значительно измотанный обороной, ибо не было и дня, чтобы Алик не поджидал его у салона со свежей шаурмой и букетом гладиолусов, оправдывая данное обещание брать измором.
— Неужели не жалко? — не унимался женский коллектив. — Страдает же парень!
— А ничего, что я вообще-то мужик? — не слишком уверенно вопрошал Мишин.
— Так любовь, Мишенька, зла! — вздыхали ему со всех сторон, явно начитавшись порнушечных слэш-историй на странном сайте, на котором Вика была зарегистрирована и истории из которого они со Светой неоднократно мусолили, вместо того чтобы клиентами заниматься. Мишин подозревал, что обе спят и видят реального гея пощупать. Получалось, любовная лихорадка, подобно смуте, уже была заронена в сердца буквально всех, кто окружал Миху. Даже Зухра все чаще мечтательно косилась в сторону окна, за которым маячил трепетный Алик, и висела на швабре, отлынивая от своих прямых обязанностей и взывая к чувству Мишиного сострадания.
— Так мучается человек, так мучается! — тяжело вздыхала она и следом не по делу укоряла: — Довел ты, Миша, человека!
— Я довел? — возмущался Мишин. — Это его прямой ток довел! А он не лечится!
— Это ты молодой пока! — философски изрекала Зухра. — Думаешь, тебя всю жизнь любить будут? Смотри! Упустишь парня!
— Да ничего я не думаю! — окончательно терял терпение Мишин и, толкнув дверь плечом, шел через дорогу разбираться. Снова. Прежние разы Алик стойко игнорировал.
— Ну чего ты сюда ходишь? — в который раз попытался воззвать к разуму Алика Мишин и в который раз не преуспел.
— На! — обрадовался появлению Мишина Алик и сунул ему в ладонь шаурму. Мишин хотел что-то еще сказать, но рот моментально наполнился слюной, потому как в салоне на обед руководство отводило от силы пятнадцать минут и истекли эти четверть часа давным-давно. Он еще посомневался, но решил, что разобраться с Аликом и после шаурмы успеет. Не выкидывать же продукты. Да и потом, как разбираться-то? Ну не бить же влюбленного идиота, ей-богу! Грешно смеяться над убогими, как говаривала его покойная бабка. Только вот что вместо этого делать, не говорила. А уж если бы узнала, что в поклонниках у любимого внука гей, сразу бы по второму кругу померла. Мишин хмыкнул и перемазался кетчупом. Алик умиленно просиял. Словно Мишин не рубашку форменную только что изгваздал, а теорему Ферма доказал. Он смотрел на него с таким восхищением, с которым молодые мамаши смотрят на первые шаги своих карапузов. Мишину где-то в глубине души даже приятно стало. Правда, где-то совсем глубоко. Вообще, положа руку на сердце, на него до Алика никто и никогда так не смотрел. Даже мать родная, у которой таких, как он, было еще четверо, если считать и Мишиного батю, по выражению матери бывшего «дитя дитем». И всех этих Мишиных мать, по ее же выражению, всю жизнь куда-то тащила. И точно при этом не смотрела на среднего сына с таким уж явным восторгом. Ну а что до девушек, то они любили дерзких, богатых и ярких. А не перепачканных кетчупом на тротуаре, напротив салона сотовой связи, который на данный момент являлся потолком Мишиной карьеры.
— Сейчас докушаешь и поедем с моей мамой знакомиться! — окончательно добил его Алик, доставая чистый носовой платок и тщательно вытирая лицо Мишина от остатков шаурмы.
— Ты что, и матери про нас рассказал? — восхитился Мишин, почему-то употребив недопустимое определение «мы», которое вроде как подразумевало его сопричастность к Алику.
— Конечно! — невозмутимо подтвердил Алик.
— Что ты ей наговорил, болезный? — в ужасе прошептал Мишин, сглатывая сытый шаурмичный дух и совершенно не желая становиться причиной сердечных приступов, нервных срывов и прочих неприятностей у неизвестной пожилой женщины.
— Правду! — невозмутимо пожал плечами Алик. — Что наконец встретил человека, с которым хочу прожить всю оставшуюся жизнь, и влюбился с первого взгляда.
— Пол человека, надеюсь, не успел конкретизировать? — с надеждой спросил Мишин.
— А при чем тут пол? — вопросом на вопрос ответил Алик. — Если ты про ориентацию, так мама давно в курсе. А если ты про себя конкретно, то она сказала, что если я полюбил, так она тоже тебя полюбит. Поехали. Она свой фирменный медовик испекла. Мы все в семье круто готовим, кстати.
— Господи, Алик, — простонал Мишин, сглатывая набежавшую при слове «медовик» слюну. — Почему ты не баба?
— Потому что я мужик, — нахмурился Алик и добавил, явно имея в виду Мишина: — И не отступаю перед трудностями.
— Слушай, отстань от меня, а? — взмолился Мишин. — Я не гей! Я сроду с мужиками не спал!
— Тебе понравится, — спокойно пообещал Алик и неожиданно интимно огладил рубашку на груди у Мишина. — Я в сексе, знаешь, какой затейник?
— Не знаю и знать не хочу! — взвыл Мишин, давая задний ход и стремительно отступая на исходные позиции к салону.
— Я тебя всего исцелую! — неслось ему в спину. — Всего заласкаю! Каждый твой пальчик! Каждую родинку!
Мишин зажимал руками уши и краснел, как вывеска салона.
— Я завтра опять приду! — послышалось уже из-за закрытой двери и было чистой правдой. На следующий день Алик тоже приходил. И на следующий. И на следующий за ним. В салоне над ним уже никто не смеялся. Даже вроде как сочувствовали, теперь уже по-настоящему.
