— Загорается зарница..
Меж районами граница..
— Между бедным и богатым …
Не найдешь себе собрата..
— Кругом тебя одни враги …
Себя ты только береги…
Шутки шутками, но обострения среди молодежи ожидались и весной, это было каждый год, как приход гриппа.
Справедливости ради надо сказать, что массовые драки район на район ушли в небытие с со — ветских времен, когда был азарт, сплоченность, слово чести и романтизм, а «бабки» не играли главной роли. Не стало вождей и местных «Робин Гудов», чья слава гремела на весь город — с тоской плакались старики из бедных окраин, которые еще остались (часто пьяницы или отсидевшие по нескольку сроков) и в душе неудовлетворенные своим итогом: смиряя гордость, приходилось просить деньги на опохмелку — пенсия, если она была, то копеечная.
Что делать: каждая эпоха меняет свои направления по интересам и забывает своих героев, даже делает их врагами.
— Тайну мне свою открой..
Кто теперь у нас герой …?
— Был сегодня ты на троне..
Ну а завтра стал в загоне…
— Кошелек твой очень пуст…
Не поставят тебе бюст…
пройдет еще не мало лет…
не нарисуют твой портрет…
…
— Не будешь ты сидеть в Кремле…
с рюмкой водки на столе …
в Георгиевском зале…
…
Так мне подсказали…
Несмотря ни на что, и время финансовых акул и аллигаторов, остатки романтизма, часть душевной теплоты и юмора остались в бедных районах, правда вперемешку с дикими выходками злобы и пьянства.
Весну приветствовали и любили бомжи и любители замахнуть за воротник: можно собраться в беседке или под кустом, спрятаться, проспаться и потом стрельнуть выпить.
На территории заброшенного садика: собственность несколько раз перепродавали, но так ничего и не сделали, а последнего владельца по слухам год назад отстрелил киллер, как обычно собралась местечковая компания. Денег на бутылку не было или кто то зажал свои накопления, а потому все слушали Колю — бывшего спортсмена, здешнего тамаду и балагура, который рассказывал о своем покойном друге смешные истории (то же был веселый человек, побеждал во всех драках, но ушел из жизни, потому что не смог победить «зеленого змия»).
— Знаете наш «турецкий вал» (канава, оставленная когда то строителями, затем овраг, расширенного с каждой весной)
— Знаете «турецкий вал»..?
Пьяный был … и, там упал…
— Жалко не Суворов..
Вылез, словно боров …
— Отвернулася жена…
Никому не нужен я …
— И никто на стороне
Уже не улыбнется мне…
— Не тяни кота за … Трави дальше. Кто не знает (все попадали в эту канаву, особенно пьяные, иногда не могли выбраться без помощи друга, а обойти было трудно: это был короткий путь до гаражей или ларька, где в любое время знакомым продавали в долг курево и спиртное) — сердились особенно нетерпеливые, ожидая оригинальную концовку рассказа.
— Дак вот Сеня — мой покойный дружок (царство ему небесное), а дело было как раз перед 8-м марта, пообещал жене сводить ее в кино, оделся почище, взял деньги и пошел за билетами.
Все напряглись и застыли — ждали веселую концовку.
— Ты будешь говорить или нет? Хватит волынку тянуть. — Горячился «Дзюба» (полное имя его забыли или не называли) — кент с русской фамилией, но горячих кровей, чернявый (в молодости сидевший по хулиганке) — видно мамка его когда то согрешила с кавказцем, которых в районе у рынка стало еще больше.
— Нету настроения байки травить да и в горле пересохло — сказал Коля, теряя интерес к беседе (был он хороший рассказчик, психолог и знал как надавить на публику).
Толпа еще больше напряглась, все ожидали продолжения и всем хотелось выпить.
— Ладно будет тебе что замахнуть — обнадежил другой товарищ: видный собой и прилично одетый, умел он хорошо чинить машины и поэтому, уважаемый и у богатых. — Слово даю.
— Значит Сеня — мой дружок — продолжил Коля с новым интересом — как на грех встретил каких то друзей, до кассы кинотеатра не дошел, тем более с деньгами, тут у них и закрутилось. Очнулся Сеня по уши в «турецком валу», весь в грязи будто свинья, как еще не захлебнулся.
— Что за товарищи такие? Гады были, зачем его бросили? Знал бы кто, убил бы на месте, наши так не делают! — скрежетнул зубами Дзюба
— Жена его — продолжил Коля — одела новое платье, вышла во двор покрасоваться перед соседками и похвастаться, что в кино собираются. Часа через полтора, когда надежда уже угасала, а Сени все не было, через кусты от «турецкого вала» на четвереньках выползло чудище, узнать которое было невозможно — что то между человеком и собакой.
— Вот пьянь подзаборная, милицию что ли вызвать, наши так не напиваются — голосили соседки, сами рады были развлечению
— Ползи домой, если есть куда — с праведным негодованием, не оборачиваясь, через плечо с высоты своего положения и благополучия, со скамейки провещала Сенина жена.
Вдруг после клекота (даже голос изменился) раздалась речь.
— Манька дура, б…дь такая, это же я, помоги мне подняться до хаты.
Гогот мужиков в беседке прервал повествование.
— Ай да молодец. Казак, не дает бабам расслабляться, что бы уважали. Представляю как его жена, да еще в новом платье тащила на пятый этаж. А было то в бабий праздник … ахаха — веселились мужики — ты не врешь Коля (тот стоял довольный — удачно, выступивший перед обществом.)
Илья — здоровый как бык, степенный мужик (раньше был слесарь — универсал), с телячьими глазами, добрый, но шибко его не задирали, потому что, если приспичит в драке, ненароком мог убить любого, очень любивший свою жену: маленькую и сварливую, печально сказал.
— Зря он так, да еще в праздник. Им (женщинам) больше нашего достается.
Всем вдруг стало неловко. Только Коля попытался оправдать себя и покойного друга.
— Не мы такие, жизнь такая. А, что она сама виновата: заныкала чекушку дома. Не дала выпить, когда мужик попросил, так бы было все нормально.
Так или примерно так проходили беседы, работы почти не было, хорошо что на свободе — демократия (говори что хочешь, тока не суйся в особняки и не угрожай начальникам). Даже из печальных и глупых примеров брали смешное и полезные уроки: расчитывай на себя, не делай зла другому, помогай товарищу и не только (нужда придет — сам попросишь помощи), слишком не возносись перед обществом. А жизнь наша — сплошное переплетение трагичного и смешного, чаще трагичного — непростые времена.
Что делать, хорошая полоса пока не пришла (но надеялись и ждали перемен). Больно было за страну, жалко людей, которые не смогли вписаться в новые порядки (обещали много, но нагло обманули, да еще и нагло отняли). А русский мужик доверчив и терпелив до определенного предела, способен, как на подвиги (вытащить из огня ребенка, спасти животное и окунуться в ледяную прорубь, прикрыть грудью, вынести с поля боя товарища), так и на беспощадные выходки: об этом говорили и знала вся история. Юмор, сметка и ум никуда не делись наперекор врагу.
— Я по жизни одинокий путник, печальный странник, заметьте не сранник, а странник — под хохот товарищей в беседке, в садике — говорил Коля — спортсмен (бывший). — И не путаник: это, который в штанах путается, когда их одевает …, а путник, который идет по дороге …
Жизнь продолжалась, грустить долго не надо — иначе лезь в петлю, топись в «турецком валу».
Природа своим круговоротам плюет на фараонов, да и на начальников всех мастей то же: каждую весну в Египте разливается Нил. Здесь же в районе разбухли зеленые почки на деревьях, трава на оплешинах стала пробиваться, а в квартирах хрущовок растрепанные хозяйки, сверкая бельем, без приказа то тут, то там мыли окна, рискуя вывалиться наружу.
Молодец Клавдия Петровна — бывший партийный работник на пенсии, честная и старой закалки (за что и уважали), на старости ничего себе не сгоношила, положением не пользовалась: организовала стихийный субботник во дворе (от коммунальщиков не дождешься — наглые сытые рожи, благо что не мешали, потом сами же отчитаются за проделанную работу). Хорошо, что Ленин родился весной — всегда ко времени уборка территории. Пусть Американцы нам завидуют — у них этого нет. Битва за «турецкий вал» Клавдией Петровной с коммунальщиками и депутатами (надо его засыпать: мужики гибнут и дети ходят) ничего не дала (недостаток финансирования. Здание администрации в мраморе — нужно решать первоочередные задачи страны и заботиться о лучших).
