– Дам я тебе совет один. Пока бесплатный. Язык свой поганый сильно не высовывай. Откушу по самые гланды. Врубаешься, хмырь?

– Да ты че-е-е! – чуть дрогнувшим голосом протянул Рыжий.

– Через плечо! – обрубил я его. – Сядь и засохни, «шахтер»!

– Ты че быкуешь, Рыжий?!! – влез в разговор Бэдя. – Ты че не врубился, че Варрава тебе втирал!

Рыжий, обиженно шмыгнув носом, отвернулся.

– Ты лучше Кислому рулить помогай, – продолжал Бэдя, – шоб он кого опять на кардан не намотал.

И они с Рыжим беззлобно рассмеялись.

– Да че ты, Бэдя, подначиваешь! – заерзал на сидении Кислый. – Сам видал, как та чувырла дуру прогнала. Нашла место, где кобеля выгуливать! – притормозил он, пропуская пешехода. – Да и кобель ее такой же безбашенный! Кидается под колеса! Видно, тачку с колбасой перепутал, – выжал он газ.

– Гы-гы-гы, га-га-га, – весело загоготали Бэдя с Рыжим.

Кислый недовольно посмотрел на Рыжего и, лихо повернув на перекрестке, уверенно рванул вперед.

Минут через двадцать молчаливой езды мы подъехали к дому с зелеными воротами, на которых были нарисованы два белых лебедя. Кислый резко посигналил и, когда ворота открылись, с шиком въехал во двор. Открывавший ворота парень отскочил в сторону и, не удержавшись на ногах, упал в сугроб.

– Ты че, Кислый, офонарел?!! – заорал он, когда мы вышли из машины. – Ноги чуть не отдавил!!!

Кислый, усмехнувшись, небрежным взглядом посмотрел на возмущающегося парня.

– Не плюй в компот, Костик, – там повар ноги моет!

– Я те дам компот!!! – выбираясь из сугроба, кипятился парень – Счас звездану по горбу лопатой!!!

Кислый приподнял за дужки свои очки и, покачав головой, невинным голосом произнес:

– Ну ты даешь, Костик! Я думал, ты друг! А ты, я вижу, просто змей! Ты что, на дружбана клешню поднимешь?!! – и, поправив на носу очки, небрежно поигрывая ключами, пошел к гаражу.

– Да-а! – покачал головой, наблюдавший за сценой Бэдя. – Красавец! – и, повернувшись ко мне, указал на дверь: – Сюда, братан.

Ничего не ответив, я стал подниматься за ним по ступенькам.

– Рыжий! Бабки через два дня гони! – раздался за спиной спокойный голос Кислого.

– Да ты че! – взвился голос Рыжего. – Мы же добазарились!

– Парафенить меня не будешь! – заходя в гараж, бросил ему Кислый.

– Сучонок! – тихо и со злобой прошипел Рыжий.

«Вот гнида!» – входя за Бэдей в дом, внимательно посмотрев на Рыжего, подумал я.

Пройдя по коридорчику, Бэдя остановился перед крашеной дверью и, брякнув по двери рукой, открыл ее, пропуская меня вперед.

В чистой и просто обставленной комнате на диване сидел человек.

Увидав нас, он поднялся.

– Проходи, Михай. Проходи. Гостем будешь!

И, приветливо улыбнувшись, протянул мне руку.

Я молча пожал его сухую и жесткую ладонь.

– Знаешь, кто я? – мельком взглянув на Бэдю, спросил он.

– Слышал, – когда Бэдя вышел, прикрыв за собой дверь, спокойно ответил я, присаживаясь на стул лицом к двери.

Варрава посмотрел на меня и вновь улыбнулся:

– Вижу птицу по полету! Что пить будешь? Водку, коньяк, самогон? Или, – кивнул он в сторону бутылок с разномастными яркими этикетками, – импортное пойло? Держу, так сказать, для продвинутой братвы.

– Спасибо, не хочу, – покачал я головой. – Водка сказать не то может.

– Да и то верно! – согласился Варрава, присаживаясь на скрипнувший диван.

– Тогда, может, чефиру?

– Не люблю я его, – ответил я, доставая сигареты.

– А я, пожалуй, выпью! Не обессудь, – развел он руками, – привычка. Сам понимаешь.

Не ответив, я чиркнул спичкой и, подкуривая сигарету, через облачко дыма посмотрел на него.

Лет шестидесяти, с сильными залысинами, поджарой жилистой фигурой, умным лицом и жестким взглядом, Варрава производил впечатление человека, привыкшего повелевать. Уверенные движения дополняли это впечатление. В определенных кругах он был очень хорошо известен, и я слышал о нем. Вор в законе с более чем тридцатилетним стажем, он в свое время был третейским судьей при разборках. Поговаривали, что в своих суждениях Варрава был жестким и безжалостным, но судил справедливо. В более узких кругах ходила осторожная мысль и о том, что держал он общак.

– Удивляешься, что позвал тебя? – отхлебнув из кружки, спросил Варрава, подвигая ко мне поближе пепельницу.

– Удивляются девки, когда беременеют, – ответил я, сбив с сигареты пепел.

Варрава улыбнулся.

– И то верно.

Улыбка у него была открытая и удивительно смягчала резкие черты его лица. Но жесткий пронизывающий взгляд серых глаз портил ее, вызывая странное впечатление, словно он украл ее у другого человека, доброго и отзывчивого.

– Знаешь, Михай, не буду я перед тобой расшаркиваться и порожняки гонять, – погасил улыбку Варрава. – Я думаю, ни к чему это нам. Не в тех чинах мы. Пригласил я тебя, чтобы поговорить о серьезном деле. Так сказать, по-родственному. Мы ведь с тобой в какой-то мере родственники, – внимательно посмотрел он мне в глаза.

– Родственники! Это, наверное, когда у моего деда сарай горел, твой на нем руки грел или сало коптил, – вспомнив слова Яковлевича, не удержался я.

Варрава, откинувшись на диван, вновь мягко улыбнулся.

– Вижу, что твой язык, Михай, за словом в боковой карман не любит лазить.

– Какой есть.

– Но это и хорошо, – не обиделся он. – Не люблю я людей, которые мягко стелют! На их перинах жестко спать приходится. А я за свою жизнь уже устал жестко спать.

Затянувшись сигаретой, я не ответил.

– Михай, а ты Мазара помнишь? – внезапно спросил Варрава, внимательно наблюдая за мной.

– Помню! – с любопытством взглянул я на него. – А к чему ты меня спрашиваешь о нем?

Мазара я помнил хорошо. В свое время это был авторитетнейший вор в законе, так сказать, патриарх преступного мира.

– А к тому, Михай, спрашиваю, что люди быстро забывают тех, кто что-то значил в их жизни, – с легкой грустью ответил Варрава. – А он, насколько я знаю, и для тебя кое-что сделал. И то, что ты не забыл его, это хорошо. Негоже таких людей забывать! Не много таких, как Мазар, было.

Я промолчал, ожидая, что он скажет дальше.

– Насколько я знаю, – продолжал Варрава, – он был твоим «крестным».

– Был, – ответил я. – Только к чему ты это все ведешь, Варрава?

– А к тому, Михай, что слухами земля полнится!

Вновь посмотрел он на меня своим пронизывающим взглядом.

– К тому, что Мазар был и моим «крестным», когда и меня «короновали». Вот и выходит, что у нас с тобой, Михай, один «крестный» на двоих. Один! Вот потому ты здесь, и потому я говорю с тобой.

Внимательно выслушав его, я опять промолчал.

– Чем заняться думаешь? – подкуривая сигарету, спросил Варрава.

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Понимаю! – с легкой грустью посмотрел он на меня. – Понимаю твои чувства. Сам не раз испытывал это на своей шкуре. Когда сидим, то кажется, что на воле тебя ждет некая другая и светлая, полная надежд, жизнь. А когда выходишь, то видишь, что тебя на воле-то особо и не ждали! И все темно, как в заколоченной бочке! Ни просвета, ни надежд…

– Слушай, Варрава, – перебил я его, – можешь считать, что твое лирическое вступление мне понравилось. Но я думаю, ты меня не для этого пригласил.

– Не для этого! – сделав глубокую затяжку и выпустив дым, ответил он. – Не для этого. Ну что же, тогда перейдем от лирики к прозе. Не хочешь пойти ко мне? Я понимаю, что предложение для тебя неожиданное, потому и не требую ответа сразу. Шаг серьезный, а серьезные дела надо серьезно решать.

– Знаешь, Варрава, – чуть помедлив, подкурил я новую сигарету, – когда я к тебе ехал, то не знал, зачем еду и о чем мы будем говорить с тобой. Врать не буду. За предложение твое благодарю. Но понимаешь, я всегда был вольной птицей и ни под кем не любил ходить. Сам знаешь, «нанялся – что продался».

– Все мы кому-то продаемся, – сухо ответил Варрава. – Все! Только цена разная. Я тебя не в шестерки зову. Шестерок у меня хватает, – кивнул он в сторону двери. – Мне серьезные люди нужны! Для серьезных дел. А дела эти не за горами… Ты сколько на воле? А?!! Я отвечу за тебя. Без году неделя. И еще не разобрался, что к чему! Правильно? Молчишь?!! Ну, это и понятно. А я, Михай, поболе твоего на воле-волюшке! И вот что хочу тебе сказать. В стране начался бардак! Реформы денежные, купоны, талоны и прочая ересь! К чему бы это?!! – подался он чуть вперед.