О, как это возбуждает женский пол! Наверное, это как игра в русскую рулетку: поступит он так с ней, как с предыдущей пассией, или скажет ей с чистыми глазами: «Киска, я трахал всё, что двигалось и не двигалось, но такую дуру – еще никогда, а посему быть тебе моей женой!». И никто не желает спросить мужчину напрямую о его намерениях, заранее выяснить его отношение к семейным ценностям, к детям, его подход к вопросам воспитания и к сексу на стороне, в конце концов! Ведь это неприлично задавать подобные каверзные вопросы, они могут спугнуть шибко опытного и сильного самца, не привыкшего к совестливым разговорам по душам...

Или мать, пьющая все соки из своей дочери или сына, коверкая им жизнь, измываясь и фактически психологически насилуя, она сделает всё, чтобы ей к пенсии прибавилось... ненависти. Она обязательно вытрясет содержание из своего взрослого ребенка, который в свое время был вскормлен на молочной кухне чужим молоком; отдан на воспитание бабушке – и это в лучшем случае, но всё чаще - в казенное учреждение; затем отправлен на поточную учебу, где ему по машинным стандартам государства основательно промыли мозги, при этом отняв одиннадцать лет жизни. После полученного стресса ребенок своевременно передавался на опытное лечение в руки бездушных «профессионалов по риску», а после всего, так уж и быть, совершался героический подвиг по взятию профсоюза – надо же оправдать звание матери-героини в глазах подруг и коллектива! Тогда ребенок с чистой совестью отправлялся на отдых в лагерь к недоумкам-вожатым, благо если не к педофилам-вожатым, что тоже не редкость... А зачем? А затем, чтобы подальше от глаз, чтобы не кормить три-пять раз в день, не стирать, не гулять, не разговаривать, не контролировать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Короче, чтобы не мешал жить и не сводил с ума ором и неуемной энергией, а заодно, чтобы не быть заподозренной в дурном обращении с чадом. А потом – да, такая женщина вспоминает, что она вообще-то мать-героиня, сумевшая в одиночку вос-Питать своего любимого ребеночка, и теперь ей полагается за это... вознаграждение. Ибо материнство и отцовство – это такой особый вид возмездного оказания услуг, когда платить по счету полагается после наступления либо совершеннолетия ребенка, либо после создания ребенком уже собственной семьи. Или можно назвать это красивым словом «ответная помощь» или «поддержка», ведь ребенок не сдох от бесконечных ОРВИ, гастрита и стресса, а выжил, мать его, несмотря ни на какие издевательства!

Почему-то другие матери, которые действительно питают своего ребенка чем-то душевным, не бегают потом за пособиями, не вытрясают из своих чад деньги, не судятся из-за квартир, а получают всё, что может дать им ребенок, но в добровольном порядке, сердечно, с благодарностью и радостью. Те же, кто этого не получает, а пытается вытрясти из неблагодарных тварей – детей или бывших супругов - хоть кусок хлеба, обязательно получают этот кусок... отравы. Воистину мудрость: каждому по вере его. И во что верит человек, каковы его высшие ценности, то он и дает миру, то он и ждет в ответ, то и получает... Как в сказке про золотую антилопу, когда жадный раджа подох в дерьме, в которое превратилось накопленное золото.

- И законы на этой планете пишутся не для душевных людей, не для порядочных и разумных, а именно для тех, кто всё делает «правильно» с точки зрения социальных норм, общественной морали и государственных стандартов воспитания новых рабов. Вообще не понимаю, зачем люди женятся и рожают детей, отбывая наказание в этом строгом тюремном режиме. Для начала нужно сломать тюрьму, а уж только потом думать о продолжении своего свободного рода... Я никогда не женюсь. Теперь это точно! – решил я и, яростно отбросив удавку-галстук, хлопнул дверью апартаментов. 

Проходя мимо дверей соседних апартаментов, я потоптался там... минут пять... Потом подумал, как всё это глупо выглядит со стороны, и, разозлившись еще сильнее, сбежал вниз по лестнице, украшенной рождественскими гирляндами. Надеялся, что Полина посетит общую гостиную; хотел, чтобы она увидела всю эту рождественскую сказку, но моя дражайшая гостья не пришла. Это уже не просто взбесило меня, а повергло в унынье и тоску.

А на что, спрашивается, взъелась Полина?

Ну, выбросила ирга очередную порцию пачкающих ягод, испортила чудесный момент – пусть! Зачем обращать внимание на завистливых дур? Особенно если у тебя самого и в мыслях не было подлизываться. Ведь я видел, что восхищение и все слова Полины были совершенно искренними.

Или Полина обиделась на меня, когда поняла, что я лгал? Да не лгал я, а просто не говорил! 

Я всего лишь утаил от нее, что не совсем обычный адвокат... Неужели я должен был кричать на каждом шагу, что являюсь миллиардером? Посыпались бы вопросы о том, как я построил свой капитал... Неудобные, прямо скажем, вопросы... затрагивающие другие сферы... И понесся бы снежный ком, нет, даже не ком, а настоящая лавина! Почему адвокат? Почему притворство, почему живу в обычном особняке в Подмосковье, а не где-нибудь в Швейцарии или на острове? Почему меня еще никто не грохнул, ведь я хожу без телохранителей, как Петрович, например?... Много вопросов, а отвечать на них Полине мне бы не хотелось. Да и не обязан. И вообще, у нее муж есть. Любимый, единственный и неповторимый. Обидно так, что рыдать хочется.

Полина спустилась лишь к половине седьмого, когда все уже переместились из общей гостиной в ресторан. Остановившись при входе, она обежала глазами зал и, отыскав меня, кивнула. Вся такая из себя собранная и строгая, облаченная в свой черный рабочий костюм. Сказал же ей, что ужин неформальный! Хотя после ее резких слов о мальчике на побегушках, как-то мне резко расхотелось принимать участие в ее судьбе. И делать из нее делового партнера – тоже расхотелось, а ведь была такая лихая мысль, была... Я хотел, чтобы Полина присмотрелась к этим лицам, к этим бесчувственным серым лицам наших потенциальных врагов, что прятались под масками заинтересованных в общей прибыли лже-друзей.

Хорошо. Если Полине больше по душе язвить и оставаться всего лишь помощницей адвоката, то пусть так оно и будет во веки веков, а точнее - вплоть до ее увольнения!

- Добрый вечер, - подошла Полина к нашему круглому столу на двенадцать персон.

- Присоединяйтесь к пиршеству, - указал я на свободное подле себя кресло. В кресле по другую руку извивалась Инга, всячески выставляя свой роскошный бюст на обозрение, в то время как ее змеиное платье в обтяжку переливалось всеми красками в приглушенном свете люстр, торшеров и свечей, расставленных по всему нарядному столу.

Пока официант помогал Полине с креслом и тихо задавал вопросы касательно предпочтений, Инга, видимо, решила взять реванш за происшествие в холле. Как только официант удалился, Инга по-свойски облепила грудью мою спину и зашептала Полине таким театральным шепотом, чтобы я не упустил ни слова:

- Ты понимаешь, что такое неофициальный ужин? Зачем ты напялила этот ужасный черный костюм? Кажется, я даже вижу на нем катушки. Ты его, случаем, не донашиваешь за кем-то?

- Я тоже вижу катушки, - наклонилась к ней Полина, обдав меня едва заметным ароматом цветочных духов, - у тебя в декольте. И, кажется, они тоже сильно бэушные. По крайней мере, глазами их уже все мужики облапали, а это, считай, что руками замусолили. По мне, так это хуже всяких катушек на пиджаке.

- Палка, завидуй молча.

- Было бы чему...

Встревать в перепалку женщин, когда они меряются своими декольте-возможностями, было как-то не комильфо, и я просто терпеливо ждал, когда же за моей спиной закончатся все эти срамные соревнования. А заодно уже успел обсудить некоторые вопросы с партнерами.

- ...результаты исследований, которые вы должны были получить из института Планка. Они меня крайне интересуют, - напрямую залепил мне Акайо Танака – владелец одной серьезной клиники, специализирующейся на сердечнососудистых заболеваниях.