Литмир - Электронная Библиотека

Мы проверяем овец на характерные признаки начала родов: глаза, огромные, как блюдца, вытянутые шеи, искривленные губы. Я проверяю мохнатые попы в поисках амниотического мешка[58], который, как нам объяснили, «похож на большой воздушный шарик с водой, торчащий сзади», или слизистой пробки[59] («как большая сопля»). Когда я прохожу мимо Леди 56, та послушно поднимает хвост, и на землю падают маленькие какашки, похожие на драже в шоколаде. Она вздыхает, потом рыгает.

Мои бдения пропали втуне – ни один ягненок той ночью не родился. Но когда через несколько недель я снова приехала на ферму, амбар совершенно преобразился. Один за другим – или трое за тремя, бывает и так, – родились ягнята, и они скачут по переполненному загону, словно попкорн по сковородке.

Их матери тоже совершенно преобразились.

Дело даже не в том, что овцы стали до смешного худыми, и больше уже не кажется, словно у них запущенный случай вздутия живота от клевера. Их характер тоже поменялся. Я устраиваюсь на кипе сена, лежащей прямо на полу, чтобы смотреть на происходящее с высоты покачивающегося вымени, и стараюсь игнорировать подвижных маленьких созданий, которые кусают мои локти и блокнот.

Овцы больше не стоят рядом друг с дружкой, мирно жуя. Новоиспеченные мамочки очень вспыльчивы и предпочитают стоять в одиночестве – необычное желание для стадного животного. Две овцы не поделили место у яслей и теперь бодаются, как бараны.

– Они постоянно встревожены, – объясняет Лора Маллиган, управляющая фермы «Хикориз». – Они такие: «Эй, кто меня трогает? Где мой малыш? Где мой другой малыш?» Ягнята-то полезут под любую овцу, у которой есть молоко. Мамам приходится разбираться самим.

В поисках ягнят мамы-овцы забавно гогочут – формально этот низкий звук называется «материнским блеянием» или «рокотом», его издают только недавно родившие овцы.

Овцу по кличке Номер 512 только что выпустили из «кубышки», или послеродового загона, где она могла пить сколько угодно теплой воды с патокой. Она – одна из немногочисленных черных овец в стаде, но вот ее ягнята-близнецы – белоснежные, как и все остальные, и они тут же исчезают в овечьем буране. Кажется просто невозможным определить, где чей ягненок. На миллисекунду возникает паническая дрожь, а потом, словно в игре «Музыкальные стулья», овцы разбирают детенышей. Черной овце каким-то образом удается найти своих малышей среди толпы совершенно одинаковых ягнят, дремлющих под оранжевым светом нагревательной лампы.

Владелица фермы, Дина Брюстер, каждый раз восхищается этим представлением, словно видит его впервые. Брюстер и сама новоиспеченная мама, так что детские и овечьи принадлежности разбросаны по ферме вперемежку. (Я даже умудрилась перепутать какую-то висевшую на крючке шлейку, которая используется для случки овец, с рюкзаком-переноской BabyBjörn). Ей интересно, о чем же думают эти животные.

– Здесь очень много таинственного и целая куча гормонов, – объясняет она, перегнувшись через поручень. – Я всегда хотела знать: почему? Почему? Откуда они знают?

Пытаясь понять, как же обычные овцы превращаются в мам, некоторые ученые наблюдают за их обонянием.

Мамин мозг. Как понять себя, чтобы стать идеальной мамой для своего ребёнка. Научное обоснование нашим тараканам, фишкам и пунктикам - i_001.png
 У многих животных, впрочем, как и у людей, после родов сильно меняется характер: появляются раздражительность и беспокойство.

У овцематок нос – это главный орган, отвечающий за материнское поведение. В рамках одного эксперимента ученые посадили ягненка в прозрачный воздухонепроницаемый ящик, в котором овца могла видеть своего детеныша, но не чувствовала его запах[60]. Овцы быстро теряли интерес. А вот когда ягнят сажали в «дышащие», но непрозрачные ящики, и овцы их не видели, но чувствовали запах, то у овцематок «включалось» материнское поведение.

Через несколько мгновений после окота овцы запоминают запах своего ягненка и могут легко вынюхать самозванца: в эксперименте 2011 г. ученые всеми силами пытались убедить овцематок нянчиться с «чужим детенышем», одев новорожденных ягнят в хитрые свитера, пропитанные химическим веществом, которое очень сильно, но не в точности напоминало запах настоящего ягненка, создаваемый сотней с лишним летучих органических веществ[61]. Мамочек обмануть не удалось. Они знали характерный запах своего детеныша вплоть до последней молекулы.

Может быть, сверхчувствительный шнобель – неотъемлемая часть материнской любви и у людей? В какой-то степени это так. В одном эксперименте канадские ученые выдавали новоиспеченным мамам ванночки из-под мороженого «Баскин-Роббинс», в которых (какая жестокость!) было не мороженое, а ватные шарики, пропитанные различными запахами, в том числе и запахами младенцев[62]. Вуаля – женщинам часто удавалось распознать «букет» своих отпрысков.

Тем не менее эти поразительные изменения в органах чувств, – которые, кстати, намного лучше изучены у овец, чем у людей, – являются лишь очень малой частью радикальной перестройки, с которой сталкиваются новоиспеченные матери: этого тектонического сдвига, грубого пробуждения, переписанного сценария, обновления системы, перемешанной колоды, пересмотренной миссии, новых заповедей, последних правок.

Мы привыкли думать о беременности и родах как о процессе, который происходит «снизу вверх» – что-то растет внутри нашего тела (и, к сожалению, при этом нередко заодно вырастает и попа). Но материнство как явление на самом деле развивается «сверху вниз»: беременность и гормоны деторождения, которыми сначала управляет завоевательница-плацента, а потом и наш собственный организм, изменяют не только тело, но и разум.

Я не совсем уверена, хочу ли на самом деле знать, что произошло с моим мозгом после трех беременностей. Мне даже думать об этом некомфортно – словно я заглядываю в ящик с посудой Tupperware и вижу там опаленные микроволновой печью, кое-как надетые на контейнеры крышки не того цвета. В последнее время у меня в голове полнейший беспорядок.

Тем не менее, будучи дочерью женщины, которая через четыре десятилетия после моего рождения по-прежнему готова бегать со мной по холодным амбарам с овцами, и матерью девочки, которая собирается стать «первой женщиной на Марсе» и при этом родить двадцать два ребенка, я постоянно задаю вопросы об этом общем женском путешествии – и о том, куда оно может завести ничего не подозревающих женщин. Существует ли материнский инстинкт? Можно ли его увидеть и измерить? У всех ли матерей он есть? И только ли у матерей? Навсегда ли нами овладевает эта новая личность?

Словно фермер-овцевод, облокотившийся о поручень, я спрашиваю себя: почему? Почему? Откуда мы знаем?

* * *

Давайте начнем с очевидного: «материнского инстинкта» вида «мамы, чудесным образом сразу понимающие, что же надо делать», не существует. «Такого материнского инстинкта» у людей, по словам нейробиолога Джоди Павлуски, изучающей материнское поведение в Реннском университете во Франции, просто нет. «Всем нужно учиться быть родителями».

Это настоящая музыка для моих ушей. Я уже давным-давно перестала ждать, когда же проснется моя внутренняя супермама.

Тревожное чувство, что я не имею даже самого туманного представления о том, как стать и быть мамой, пришло почти десять лет назад, в начале моей первой беременности. Мне было тридцать. Работа бэбиситтером в старших классах уже превратилась в отдаленное (и не слишком приятное) воспоминание, а с тех пор я провела в компании маленьких детей лишь несколько часов. Да и по этому времени я, мягко говоря, не скучала. Мы с мужем вели типичную замечательную жизнь вашингтонцев, которым еще нет тридцати: разъезжали по всему земному шару, занимаясь журналистской работой, а по возвращении домой ходили в модный балканский ресторан, открывшийся в нашем районе, или очень медленно бегали трусцой по тропинкам в ближайшем парке. Единственным, на что я жаловалась, было то, что по выходным постоянно приходилось ходить по свадьбам друзей и подруг.

вернуться

58

Одна из оболочек зародыша у млекопитающих. – Прим. науч. ред.

вернуться

59

Густая желеобразная слизь, перекрывающая канал шейки матки для защиты от проникновения инфекции. Отхождение слизистой пробки – один из предвестников начала родов. – Прим. науч. ред.

вернуться

60

Frédéric Lévy, Matthieu Keller, and Pascal Poindron, “Olfactory regulation of maternal behavior in mammals,” Hormones and Behavior 46, no. 3 (Oct. 2004): 284–302; Frédéric Lévy, “Neural Substrates Involved in the Onset of Maternal Responsiveness and Selectivity in Sheep,” in Neurobiology of the Parental Brain, ed. Robert S. Bridges (Burlington, MA: Elsevier 2008), 26.

вернуться

61

Barend V. Burger et al., “Olfactory Cue Mediated Neonatal Recognition in Sheep, Ovis Aries,” Journal of Chemical Ecology 37, no. 10 (Oct. 2011): 1150–63.

вернуться

62

Alison S. Fleming, Meir Steiner, and Carl Corter, “Cortisol, Hedonics, and Maternal Responsiveness in Human Mothers,” Hormones and Behavior 32, no. 2 (Oct. 1997): 85–98.

6
{"b":"739875","o":1}