– Выпейте это,– говорит доктор и протягивает стакан с чем-то мутным и пахучим.

Пью. Доктор посыпает руку какой-то пудрой и велит в течении часа не трогать и не мочить. Сижу, рассматриваю своё отражение в дверце шкафчика: вся такая красивая, как после взрыва на фабрике красителей, волосы нет бы лежать в аккуратной блондинистой стрижке – стоят вздыбленным ирокезом непонятного цвета, да ещё и рука, как пончик припудренный. «Твою ж мать!» – не удерживаюсь я от комплимента, потом смотрю ещё раз и добавляю кое-что смачное, по-нашему, по-русски! Фиолетовый доктор смотрит подозрительно, а милый Яков Мосеич просто ржет.

– Дайте что ли салфетку, – говорю,– Надо, наверное, привести себя в относительно божеский вид?

Дают, но она только усугубляет картину.

– Спасибо, – говорю, – ДокторА! Я, пожалуй пойду. Провожать не надо! – на корню пресекаю все благородные порывы медиков, встаю и выхожу вон.

Почти направляюсь к себе, но вижу, что мои попутчики и часть команды всё ещё в столовой. Решаю зайти и обнародовать, что ничего страшного не случилось. Пока иду, слышу противный голос Лорейды, которая (о чудо!) на вселенском на кого-то страшно ругается за использование устаревшей техники. Захожу и тихонечко стою в дверях. Лицедейство продолжается. Орёт она, оказывается на капитана и повара. Те злятся, но молчат. Только она затыкается, чтобы перевести дух, встреваю в монолог:

– Уважаемый Сахим, спасибо вам большое! Ужин был превосходный. Только, ради бога, не рассказывайте мне из чего вся эта красота приготовлена. Пусть сохранится интрига.

Он подёргивается лицом, подходит и начинает извиняться. Беру его за руку, (ладонь слава богу не в пудре) и продолжаю:

– Вам не за что извиняться. Ни вы, ни Дуся ни в чём не виноваты. Это просто несчастный случай, – говорю, но не могу удержаться от испепеляющего взгляда на розовую заразу.

– Дуся… Он хороший исполнитель, я уверен, что он не мог сделать это преднамеренно, – грустно оправдывается повар.

– Я знаю и очень надеюсь на то, что и вы, и он ещё порадуете нас своим обществом. Круиз ведь только начался.

– Позвольте и мне присоединиться к извинениям, – покаянно говорит капитан.

Хочет продолжить, но я резко перебиваю:

– Стоп! Кончаем прения! Пардон, за мой тульский! Извинения принесены, я их приняла и давайте на этом зафиналим. Если я ещё хоть пять минут тут простою, то моя блузка насмерть приклеится к организму. Я вернулась только для того, чтобы все убедились в моём здравии, а ещё чтобы сказать спасибо кормильцам. Сейчас, я пожалуй пойду.

Разворачиваюсь и ухожу. Уже на подходе к каюте чувствую, что вырубаюсь. «Это чего же мне такого засыпательного доктор попить дал? Не, не, не! В коридоре спать нельзя! Надо до кроватки добраться, а то народ неправильно поймёт бабушку! Опять же липкость с тела необходимо смыть и так, чтобы пудра на ожоге осталась. А для этого, Тома, стоять! Не падать!»

Вваливаюсь в убежище и прямиком в ванную. Там скидываю загвазданную одёжку. Душ принимать не рискую, потому кое-как смываю под краном с головы остатки десерта и губкой тру то, что могу стереть. Чем-то вытираюсь, влезаю в любимую ночнушку и заползаю в кроватку. Натягиваю одеяло вместе с покрывалом и уплываю в нереальность. Где-то на границе сознания слышу голос Глюка:

– Томочка, не грусти.

«Интересно, как он понял, что я в печали? Я же ему этого не сказала? Ай, ладно… Всё завтра…»

Глава 11.

Утро наступает около полудня. «Ого! Вот это я прищимила! А ведь хотела ступить на Луну и посмотреть с неё на Землю… Не судьба… Ничегошеньки не помню. Просто провал. Ай, да доктор! Ай, да маков сын!»

– Добрый день, Тома! Как ваше здоровье? – интеллигентно интересуется Глюк.

– Добрый! – отвечаю, – Всё в порядке!

Иду мыться-умываться, очень хочется избавиться от оставшихся на теле вчерашних воспоминаний. А что? Доктор сказал, что только час мочить нельзя, а их уже полтора десятка прошло. Наконец-то, выхожу из ванной вся чистая, причёсанная и приятно пахнущая. Рука даже не красная, всё прошло бесследно, в чём я и не сомневалась. В каюте тоже чистота и порядок, Глюк постарался. Красота!

– Глюк! Скажи пожалуйста, родной, я вчера в ванной одёжки грязные побросала, хотела их постирать, но не нашла. Ты, случайно, не знаешь где они?

– Ваша одежда приведена в порядок и находится в шкафу, – докладывает моя прелесть.

– Глюк, ты чудо!

– Тома, могу я вас попросить? – совсем по-человечески, обращается машинка.

– Конечно, для тебя всё что угодно! Слушаю.

– Пожалуйста, не сердитесь на Дусю. Он никому не причинит вреда.

– Так! И откуда ты знаешь о случившемся? Я тебе не рассказывала? – удивляюсь я, одновременно падая в кресло.

– У нас, роботов-помощников, есть внутренняя связь. Мы, запрограммированы на коллективное мышление, восприятие и воспроизведение эмоций. Мы, экспериментальная группа, на нашей основе разработано следующие поколение роботов-андроидов максимально приближенных к человеку. Поверьте, Тома, мы не способны осознанно причинить вред живому существу.

– Вот это да! Подожди, подожди и сколько же вас таких?

– В настоящее время нас восемь. Пятеро закреплены за каютами, один – за столовой и два законсервированы, на случай замены.

– Подожди… Пятеро? Но на борту четыре пассажира? А, догадываюсь… пятая – Лорейда?

– Именно так.

– А команда? У них нет помощников?

– Нет, у них самообслуживание. Увеличение нашей численности экономически и энергетически не целесообразно.

– И вы что ли всё друг про друга знаете?

– Да, если говорить упрощенно, наш разум един.

– Надеюсь на разглашение информации о клиентах наложен запрет?

– Разумеется. Выходные данные личных файлов пассажиров заблокированы специальными логами и паролями.

– Ладно. Верю. Вот, а Перельман там что-то про обезличенность втирал. Так вы только считываете наши эмоции или ещё и свои испытываете?

– В нас заложена программа распознавания человеческих эмоций и ответная имитация отзыва на них.

– Ёлы-палы! Это как? Ты считываешь моё состояние и в ответ исполняешь то же самое что ли?

– Именно так!

– Любопытно… Ну, и как там Дуся? В порядке?

– Сейчас да, но вчера стоял вопрос о его замене и консервации. В итоге командир Назим во всём разобрался и Дуся продолжает помогать на кухне.

– Глюк, а почему ты его тоже Дусей зовёшь? Колись, нравятся имена?

– Конечно, это интересное дополнение к программе.

– Так, с этим разобрались. Слушаю дальше…

– Не понял вопроса?

– Вот! А ещё говорят, что склерозом только люли страдают! Друг мой… Эмм… опто-электронный, кто-то обещал, на досуге сообразить, на счёт приятных обращений к себе. В количестве четырёх штук. Сообразил?

– Варианты подобрал, ждал когда вы спросите, – отвечает скромняга.

– Итак, огласите весь список, пожалуйста? – вопрошаю я.

– Глюк, Квест, Флэш и Петрович, – выдаёт помощник и затихает, ожидая ответную реакцию.

– Вот эт, да! Удивил, теперь давай подробности.

– Глюк – уже в обращении; Квест – поиск нужного ответа; Флэш – самый быстрый; Петрович – дань вашим корням.

– Разумный выбор, другого и не ждала. А инструкция о применении прилагается?

– Нет. Всё на ваш выбор.

– Ладно, Петрович, договорились. Пора бы и подкрепиться, а то могу не только завтрак, но и обед прошлёпать, – и уточняю, – Как я выгляжу?

– Тамара вы прекрасны! – очень уместно вставляет Петрович.

– Вот и я так считаю, – соглашаюсь, посмотрев на своё отражение в зеркале.

Не найдя ничего криминального в очередных брюках и блузке весёленькой расцветки иду на запах еды.

Глава 12.

В столовой никого нет. Но, как только присаживаюсь за стол, из кухни вылетают Сахим и Дуся.

– Добрый день, госпожа Лаврова! – выдают хором.