Посадили этих весёлых ребят в кузов, оборудованный для перевозки людей, и повезли их в караульное помещение того караула, который предназначался для охраны объектов на хозяйственной территории. Там и располагалась гауптвахта с несколькими камерами, одна из которых была одиночной – классика жанра того времени.

      Сержантов отправил, но что же теперь делать? В каждом карауле по два разводящих. Караулы большие. Меня всегда удивляло, как это в дивизии, дислоцировавшейся в Калинине, ставили начальниками караулов, в которых было всего два поста, обязательно офицеров? Не доверяли сержантам? А тут, по существу, караул численностью в целый взвод, а назначали сержантов из числа заместителей командиров взводов. В основном так было – один раз заступал командир взвода, в то время старшина сверхсрочной службы, а два раза его заместитель. А в тот день получилось так, что один командир взвода был отпущен на выходной и уехал в соседнюю деревню к тестю с тёщей. Вызывать не имело смысла – он вполне мог на законных основаниях быть «выпимши». Ну а второй, тот который и встретил меня этаким вот докладом, был командиром взвода, почти целиком заступавшего в караул по охране технической территории.

      А здесь только на хозяйственной территории немало важный объектов.

      И резервная электростанция, и система водоснабжения, и автопарк, и отдел главного механика.

Всё это необходимо было охранять самым тщательным образом, поскольку от данных объектов зависела работа всей базы боеприпасов.

      Не стал я посылать командира взвода не с его подчинёнными и рискнул назначить начальником караула №2 командира отделения сержанта Крамсаева.

      Приказал всех пьяниц поместить в одну камеру, причём, именно первую, и даже на ночь не открывать нары, которые пристёгивались к стене на день.

      Ну и дальше приступил к тому, что положено по распорядку. Провёл развод караулов, сменил старого дежурного по части, доложил командиру базы по телефону о приёме дежурства, сходил в солдатскую столовую, где, как и полагалось, снял пробу. Затем отправился во второй караул, посмотреть, что там делают арестованные пьянчушки.

      Каково же было моё удивление, когда я увидел их разгуливающими на улице, возле караульного помещения. Покурить вышли.

      Отправил их в камеру и предупредил Крамсаева, что, если ещё раз выпустит, посажу к ним – каково в клетушке под винными и прочими парами.

      Я оценил обстановку, как мне казалось, правильно. Что за этакий хамский выпад?! Ведь они поставили нового командира, только что принявшего дела и должность, в очень и очень сложное положение. Коллективное пьянство. За это уже ротного по головке начальство не погладит. Все из разных взводов – а в таком случае ответственность мгновенно поднимается на ступень выше. Были бы из одного взвода, взводному по первое число, ротному поменьше. Но таков негласный порядок.

      Известны ведь случаи. Когда назначали в развёрнутой полнокровной дивизии командиром одной из рот, прямо скажем, не очень хорошего человека. Командиры взводов на первой же итоговой проверки его снимали. Как? Очень просто. Перед зачётной стрельбой вымучивали и взвинчивали свои взвода настолько, что они стреляли на двойку. Ведь упражнения стрельб были сложными – при их разработке учитывалось и то, что стрельбы не боевые – не такие, к примеру, как ротные учения с боевой стрельбой. Потому и нормативы жёсткие. Три взвода получали двойки – ротного, порой, особенно в группах войск, даже отстраняли. Да и от комбатов ротные иногда так избавлялись. Ну может не с первого захода, но делали этакую подножку. Нет не от требовательных – требовательных, но справедливых уважали, а именно от таких, с которыми каши не сваришь.

      Понял я, однако, что не свалить они ротного хотели – какая им разница, кого пришлют. Я ведь себя ещё никак не проявил. Просто хотели, во-первых, проверить на прочность, во-вторых, чтоб получил нагоняй и стремился не обнародовать некоторые нарушения дисциплины. Ведь сокрытие подобного нарушения давало возможность избежать неприятностей.

      Вот тут уж действительно, кто кого – правда, конечно «по умолчанию».

      Через некоторое время я снова пришёл в караул – сделать это можно было быстро – от штаба части до него метров сто или сто пятьдесят, не более. И снова та же картина – разгуливали пьянчужки. Понятно… Они сержанты и начальник караула сержант – их товарищ.

      Стало ясно, что гауптвахта для них весьма слабое наказание. В какой-то степени там даже легче чем на службу в карауле.

      Значит надо было сделать наказание адекватным проступку. Решив так, вызвал в караул старшину Чумакова, который как оказалось, вернулся уже домой вполне трезвым и готовым к делам боевым. Он в ту пору совсем не пил. Поставил его начальником караула. Мы водворили всех в первую камеру и по примеру, распространившемуся в армии от гарнизонных гауптвахт, что были в Прибалтике, налили воду на пол – чуточку совсем, по щиколотку, чтобы и обувь сильно не замочили, и сесть на пол арестованные не могли. Я в своей службе только дважды такой метод использовал и оба раза в случаях исключительных. Но тут вопрос стоял остро – либо сломлю разгильдяев, либо они сломят меня. Далеко не всегда можно было действовать словом или с помощью комсомольской организации. Крамсаева, конечно, сажать в, мягко говоря, душную камеру не стал. Отправил в роту.

      «Узники» мои понимали, что нелегко наказать сразу пятерых сержантов – кто ж позволит? Тем более всех лишить сержантских званий никак не дадут. Я же сознавал, что столь суровый метод можно использовать только раз, сославшись на то, что не увидел в этом ничего особенного, поскольку на гарнизонных гауптвахтах специально первая камера устроена так, что пьяные сразу становятся трезвыми.

      Старшина Чумаков был, когда я принял роту, командиром требовательным, жёстким, да и телосложением крепок. Он выполнил всё, что предписано. А предписал я не выпускать их до моей смены – вполне естественно, что новый дежурный, который меня сменит, прекратит этот мой воспитательный эксперимент.

      Но просидели они только до утра. Не ведал я тогда, кто стукнул замполиту части майору Быстрову, но только он примчался в караул утром, вызвал меня туда из комнаты дежурного, поскольку сам не имел права входить в караульное помещение, и очень, очень сильно обижался на меня за такой «неразумный поступок». Сержантов выпустили. Мало того, Быстров велел их отправить в роту, как сильно потерпевших от злого ротного. Но тем не менее, несколько позже, когда я подходил к казарме для проверки выполнения распорядка дня, через открытое окошко случайно услышал разговор «пострадавших». Он был прост:

– Всё ребята – тут не забалуешь. Ну её к дьяволу эту водяру, если потом всю ночь стоять в камере и под себя ходить…

      Как я и предполагал, и замполит майор Быстров, и секретарь парткома майор Зайцев на меня пообижались, пообижались, да и оставили в покое – всё же «молодой офицер, неопытный». К слову сказать, командир базы меня и вовсе не ругал, а напротив, поддержал решение о лишении звания сержанта, с которого я сорвал лычки.

      Вскоре стало понято, что всё-таки в какой-то мере ситуацию переломил. Противники подобных методов не понимали и не понимают, что далеко не всего, и не всегда можно добиться даже очень интенсивной индивидуальной и прочей воспитательной работой. Немало встречается таких солдат, которых ничем не проймёшь. Ну, посидели бы они на гауптвахте пяток дней. А что там – прогулки положены, перекуры – тоже. В карауле, порой, не легче. Питание из ротной же столовой, ну почти как для подопечного знаменитого Шурика в юморном кинофильме – хоть и без шашлыка, но с компотом.

      Бывали случаи, когда только нестандартными действиями, причём самым решительным образом можно было переломить ситуацию. Главное при этом сохранить справедливость. Наказанные должны понимать, что с ними обошлись хоть и круто, но вынужденно. Ведь они нанесли вред боеготовности – пришлось подыскивать замену и ставить в наряд вместо них менее опытных младших командиров, даже ефрейторов.