Но сначала всё-таки приём дел. По уставу отпускается 5 суток, но… Впрочем, об этом позже… Акт приёма и сдачи я подписал через полтора месяца, хотя в командование вступил сразу – чего тянуть. Да и старый ротный не возражал. Ему всё порядком надоело.
На казарму роты я обратил внимание ещё когда направлялся в штаб для представления. Помню штакетник невысокий, за ним сосны вековые, перед зданием асфальтовая площадка – строевой плац, необходимый для развода караулов. Перед ротой, вдоль здания – асфальтовая дорожка. А сама рота – длинное приземистое здание с большими окнами. По центру – вход, и два входа, запасных, с двух сторон у оконечностей здания.
Едва ли ни в первый день, ещё до представления роте, подошёл я к магазину, что совсем рядом с ротой и со старой гостиницей. Возле магазина – капитан с пушечками в чёрных петлицах и старший сержант сверхсрочной службы. Стоят, разговаривают. Оба на «ты»… Поздоровался. Старший сержант и говорит:
– Привет, привет… Ты, вижу, новый ротный? Хорошо… Я тебе сразу хочу сказать, рота особая – командиры взводов не офицеры, а значит… что значит… Старшина фактически как заместитель командира роты! Короче, взводных надо давить, а старшину, то есть меня, поддерживать и порядок будет.
Я не посчитал нужным обсуждать этакие заковыристые темы возле магазина и предложил зайти в канцелярию роты, когда вступлю в командование, чтобы обсудить всё это.
Бросилась в глаза вопиющая неопрятность старшего сержанта. Помятый какой-то, несвежий…
И ведь пришёл, мало того, ввалился без стука, и сразу к столу. Присел на краешек, повернулся ко мне и стал что-то лопотать.
– А ну встать, товарищ старший сержант! – спокойно, почти не повышая голоса, сказал я. – Выйдите и зайдите, как положено… И доложите!
– Ты что? – удивился он.
– Я не буду дважды повторять… выйдите из канцелярии!
Старший сержант вышел, некоторое время его не было, видимо, оценивал обстановку, затем вошёл и доложил:
– Товарищ лейтенант! Старший сержант Артазеев по вашему приказанию прибыл!
– Я вас не вызывал. Ну а уж коли пришли, так вот что… Немедленно приведите себя в порядок… Брюки не глажены, китель грязный, фуражка… сапоги… Одним словом, даю вам два часа. Придёте и доложите!
Артазеев стоял и хлопал глазами.
– Идите… Два часа! В таком виде я вас к роте больше не допущу!
– Есть! – услышал я в ответ, и он удалился.
Привести себя в порядок он, конечно, привёл, а если точнее, то пытался привести.
Отвлекусь на несколько строк… Когда я выставил на одном из сайтов несколько глав своих воспоминаний, получил такой комментарий:
«25 Август 2014 в 16:13 Удивительно! Вы так живо описали моего папу! Огромное вам спасибо за путешествие в детство. Куженкино навсегда останется в моём сердце. Это часть души, это часть жизни.
С ув. Марина Артазеева».
Подумалось тогда, а не слишком ли резко описал? Но как тут можно сгладить? Что было, то было. Правда тут же ответил дочери старшины роты Артазеева:
«Спасибо за отклик. Я давно уже обращаюсь к теме Куженкинской – ещё в 80-е выпустил книгу, в которой была повесть «Дорога к земным звёздам», но там, как и полагается, дан вымышленный герой, а куженкинцев показал с несколько изменёнными фамилиями. А тут уже всё документально. Буду потихоньку писать и дальше, просто много других тем – особенно исторических, которые не терпят отлагательств, а это – для души. Возможно, был я в те годы несколько крут, но что делать – кремлёвец. Нас там готовили жёстко и сурово. Кремлёвцы – это курсанты Московского высшего общевойскового командного училища имени В.С. РСФСР, ну и, разумеется, выпускники, поскольку кремлёвец – на всю жизнь. А в 417-й роте сложности были свои – поначалу даже пытались сверхсрочники меня сломить, чтоб всё было спокойно и тихо, как при прежнем ротном. И это понятно – командиры взводов все люди в годах, опытные, никакие продвижения для них невозможны просто по системе службы. А тут приехал этакий прыткий… Да ещё моложе каждого на 10-15 лет… Интересно вспомнить, интересно и описать всё это…».
Вот тогда и решил обязательно описать все четыре года, проведённые в Куженкино.
Но вернусь в те августовские дни 1971 года.
Что ж. В линейных ротах старшины – любо дорого смотреть. Образец ношения военной формы. А что здесь? Нужно сделать так, чтоб старшина был примером.
Вообще обстановка в роте была какая-то весьма странная. Дело делалось, караулы заступали ежедневно, сменяя друг друга. Двухсменка. Обозначалось некоторое подобие занятий. Но что-то не совсем военное висело в воздухе.
Какая-то военизированная охрана…
На первом же построении я попросил выйти из строя всех, кто имел на гражданке отношение к духовым инструментам. И надо же, нашлось пять или шесть человек.
Завёл их в канцелярию и велел самим определиться, можно ли составить из этой группы оркестр, самый маленький, чтобы играть военные марши. Я мало понимал, какие должны быть трубы. Знал твердо только то, что барабан должен быть… Определились. Я позвонил в клуб части, выяснил, какие инструменты там есть. Затем позвонил замполиту части, и все вопросы решились в течении получаса.
– Через два дня вступаю в должность. Через два дня на разводе караулов должен быть марш «Прощание славянки».
Солдаты переглянулись, кто-то попытался выпросить ещё пару дней, но я был неумолим: через два дня!!! Начинать, так уж начинать!!!
– И пока никому ни слова!
Ребята быстро смекнули, что им выпало великое счастье – разводы караулов каждый день, значит, в наряд им не ходить!!! В крайнем случае, дневальными по роте… Ну а это не так уж и худо. Самодеятельность всегда на привилегированном положении. Хорошо ли это, плохо ли, но как же здорово было, когда полусонный городок (так называемая хозяйственная территория) разбудили звуки марша. Маловат оркестр, но ведь и такого не было. А потом всё познается путём сравнения. Заиграй ротный оркестр после полкового, и будет понятно, что слабовато всё, но он здесь был единственный!!! А потому и звучал здорово.
Всё расписал оркестрантам – доклад начальнику первого караула дежурному по части… Затем развод караулов, затем прохождение… Приказал играть марш до тех пор, пока 2-й караул не скроется за мостом. 1-й садился на машину за зданием роты. А второй шёл пешком.
И вот тишину хозяйственной территории разбудил марш «Прощанье славянки». В первый день это стало полной неожиданностью для всех, а на второй день у штакетника, окаймляющего расположение роты, появились зрители, в первую очередь, конечно, дети, ведь ещё не закончились каникулы. Солдаты подобрались, смотрели молодцевато, вышагивали строевым, правда, вышагивали пока так, как умели, то есть как их научил мой предшественник, выпускник какого-то неведомого учебного заведения. На кителе был знак «ВУ».
Роту я принял, как это и положено, за пять суток. Точнее, вступил в командование через пять суток, а вот акт о приёме и сдаче подписывать не спешил, потому что ротное хозяйство было в страшнейшем запустении.
Но главное не только вступил в должность, но и встал на учёт в партийную организацию базы, замыкалась которая на политотдел спецчастей Калининского гарнизона. Во как звучало! Спецчасти! Но на самом деле это были части и учреждения вспомогательного характера, совсем не боевые. Тем не менее работа политорганами велась самым активным образом.
Через пару дней вызвал меня к себе майор Быстров и объявил, что завтра я должен быть готов к выезду в Калинин вместе с группой офицеров базы на партактив спецчастей Калининского гарнизона.
– В Калинин!? – не поверил я своим ушам. – Надолго?
– А что такое? – подозрительно переспросил Быстров, заметив мою нескрываемую радость.