На вокзале каждому дали лопату и приказали очищать железнодорожные пути от снега. Для руководства этой работой немцы поставили пожилого железнодорожника, усатого стрелочника. Молодежную группу временных рабочих на путях, человек тридцать, держал под охраной долговязый немец. Он ходил по перрону, стучал ногой об ногу, останавливался около молодежи, покрикивал:

– Шнель! Шнель!

Здесь же вертелся и полицай. Встречая озлобленные взгляды парней и девушек, устремленные без утайки на его красную, пухлую рожу пропойцы и подлеца, он злобно выкрикнул:

– Три дня, с шести утра до четырех вечера будете работать.

– А паспорта?

– Тогда и паспорта отдам.

Валя, Ляля, кто слышал слова полицая, облегченно вздохнули: все-таки не самое худшее.

На железнодорожных путях молодежь с разных концов города, парни и девушки с разных улиц. Завязываются знакомства, появляется доверие друг к другу. Парни и девушки обмениваются последними новостями, говорят о чем угодно, передают последние слухи о «наших». Смеялись молодые калужане над тем, какую чушь несут немцы и их холуи в своих сводках и в паршивой газетенке.

А немец все ходит поодаль, все ежится, все стучит нога об ногу. Иногда он не выдерживает холода и уходит погреться на вокзал. И пока его нет, парни, и девушки совсем не работают. Усатый стрелочник видит их саботаж и помалкивает. А полицая никто не боится.

– Не пожалуешься немцу, не поймет он тебя,– бросали вызов парни. Полицай в ответ зло ругался и отходил в сторону.

Глава 2

Утром следующего дня Валя проснулась рано. И не только она, все проснулись от своеобразных шелестящих и свистящих звуков. Это снаряды пролетали, казалось, над самой крышей. Снаряды пролетали над всем городом и разрывались где-то за вокзалом. Мать говорила Вале:

– Что-то непонятное начинается, а тебе через весь город идти. Не пойти нельзя – расстреляют.

Если бы знала Валя, что началось тогда, морозным утром 21 декабря! Если бы знала, что наша Красная Армия, ее боевая ударная группа заняла место, буквально у стен города. Валя бежала бы навстречу красноармейцам, но не знала, что она совсем близко, за рекой. И никто в Калуге не знал, не знали этого и фашисты.

К Вале пришла Ляля и девушки пошли по темному утреннему городу. От улицы Свердлова до вокзала около часа ходьбы. Снаряды с шуршанием пролетали где-то сверху, и юные путницы жались к домам. Девушки увидели, что на вокзале за ночь произошли большие изменения, вокзал гудит, как растревоженный улей. Немцы в растерянности, злы. На путях много новых вагонов, платформ, составов. На платформах танки, они, наверное, прибыли только что, вчера их не было. На молодых калужан, прибывших отработать вторые сутки на расчистке путей, уже мало обращают внимании, не до них.

Разрывы снарядов слышны четко, и, кажется, что рвутся они где-то близко-близко. Парни спросили первого попавшегося немца, указывая в сторону разрыва:

– Вас ист дас?

Солдат в зеленой шинели на это ничего не ответил, выразительно махнул рукой, что, видимо, означало «не мешайтесь, не до вас». А вертевшийся около немцев напуганный полицай крикнул:

– Партизаны! За рекой объявились.

Все наши парни и девушки радовались, услышав испуганный крик предателя. Поняли молодые калужане, что дело здесь не в партизанах. Но радость старались скрыть. А Вале в это время вспомнился Володя Смирнов, их славный «боцман». Хотелось быть вместе с ним теперь, поделиться радостью и услышать от него самые последние новости: уж он то знает, что-то очень важное, уж он то сказал бы, что нужно делать сейчас. Но вместо этого Вале, Ляле, другим молодым калужанам приходиться слушать заверения фашистов, что партизанам капут и видеть, как они сгружают танки, пушки, с эшелонов, которые подходят и подходят на станцию.

Звуки боя доносятся от реки, с каждым часом они усиливаются. На станции и на вокзале, шум и суматоха. Когда этот шум стихал, то Валя отчетливо различала стрельбу из пулеметов и автоматов, где-то у реки, в районе лесозавода, там, где ее дом. И радостно, и тревожно билось сердце девушки. Мысли обращены к тем, кто ведет бой с немцами за освобождение их от фашистских захватчиков и к домашним: «Как они там, целы ли?»

Усатый стрелочник с доброй стариковской ухмылкой отпустил всех пораньше.

Глава 3

Валя и Ляля вышли на вокзальную площадь, удивление их было беспредельное, когда они увидели, что творится на улицах. От вокала к центру города, соблюдая походный порядок, двигались свежие немецкие части, а навстречу им по улице Советской от Московских ворот, от кинотеатра «Центральный» вся улица забита беспорядочными толпами солдат, техникой, повозками. Девушки видели танки разных размеров с различными знаками на башнях, огромных лошадей-битюгов, тянущих пушки, повозки с разным военным имуществом и повсюду, куда не глянь, солдаты вражеской армии. Девушки ликовали: «Ага! Получили по зубам!» Их больше всего удивлял вид гитлеровцев из числа тех, кто к вокзалу драпал. Если раньше Валя и Леля видели тыловиков в начищенных до блеска мундирах да свирепых эсесовцев, то теперь перед ними проходили какие-то людишки в грязных, обтрепанных одеждах. Русская зима вынудила их повязать сверх пилоток платки, даже женское нательное белье служило им шарфами, а на ногах вовсе незнамо что намотано.

– Если бы не серьезность и драматичность обстановки, мы бы даже долго хохотали от такого вида немецких вояк. Этот дикий хаос отступления на всю жизнь врезался мне в память, – вспоминала Валя.

Девушки дошли до кинотеатра «Центральный» и опять встретились с полицаями – не пропускают никого из населения к улицам Революции и Луначарского. «Как же пробраться домой?» – думали подруги. Они смотрели в ту сторону, где их дом, их убежище и спасение. Издали им казалось, что именно у их домов, возле реки сплошное море огня. И слышно было им, что там идет большой бой.

– Стойте! Назад! – кричали на девушек полицаи.

Но Валя и Леля ничего не слушали, в этот момент они были смелыми и решительными, они побежали по улице Кирова к пожарной части, затем по улице Степана Разина. Они хотели пересечь улицу Никитина, но этого не удалось, потому что там, на пересечении улиц, посреди дороги стоял немецкий танк. Кроме того они видели, что пушки и пулеметы расставлены вдоль этой улицы, чтобы стрелять в сторону реки. И стреляют.

Солдаты из тех, что толпились у танка, закричали на девушек, замахали на них руками, требуя, чтобы он убирались с этой улицы. Валя и Леля свернули в сторону и побежали по улице Никитина. На их пути часто встречались заслоны. На них кричали. Угрожали орудием, прогоняли дальше от своих позиций. А они все бежали. В грохоте боя, под постоянной угрозой смерти они продолжали бежать. И не знали уже путем эти две девушки, куда же они бегут? Нигде не видно было местных жителей, все дома горожан закрыты наглухо. Так в окружении вражеских солдат девушки пробирались разными закоулками на улицу Салтыкова-Щедрина. А там они оказались в самой гуще боя.

Глава 4

Вся улица в огне. Людей не видно. Стреляют из каждого дома. Воздух пронизан дымом и гарью. Рассветало. Улицами к своим домам девушки не пробрались. Пытались двигаться напрямик, перелезая через заборы. Таким образом, они успешно пересекли несколько дворов и огородов. Но дальше так передвигаться им не пришлось: от казарм, что внизу, их обстреляли из автоматов.

Прячась за стены домов, за тесовые заборы, быстрее ветра бежали девушки, падали, поднимались и вновь бежали. И вот, наконец, они выскочили на Окский переулок, затем на свою улицу Свердлова! А на этой, родной их улице еще больше огня. На Свердлова, у своих домов девушки расстались.

Валя еще издали увидела шестьдесят четвертый дом. И в голове мелькнула тревожная мысль: «А может и здесь, как повсюду в городе, все двери на запоре? Стучать нет времени: остановишься – пуля вмиг найдет». Но, калитка ее дома оказалась открытой. Валя вбежала во двор. А там, из под навеса, служившего укрытием, навстречу ей вышли богатыри в маскхалатах с автоматами. Они преградили путь девушке к двери ее дома. Один из них окликнул строго, спросил: