Раннее утро, на окраине большого города, где так редко бывали люди, выдалось прохладным, но ясным. Их было трое. Трое прекрасных, бессмертных созданий, двое из которых держали в руках оружие. Третий же... Третий отчаянно переводил взгляд с одного на другого – лучший друг против любимого и еще до конца дня одного из них не станет. Самый жуткий кошмар воплотился в реальность. Он просил, он умолял, он взывал к разуму и милосердию, но все без толку – тот, кто совершил преступление, должен был за него заплатить. Справедливо, честно, и одновременно так невыносимо от мысли, что двое самых близких существ собираются убить друг друга. Любимый... Сколько раз он просил его не убивать того, кто был ему почти братом? Теперь настало время сожалеть о сказанном, потому что если он не убьет, то погибнет сам. Маленький, мнимо хрупкий, и одновременно такой сильный, но такой бесконечно преданный демон, который не сможет нарушить данного однажды обещания. А напротив – статный широкоплечий воин, что пришел за местью и которого ничто не остановит, от достижения цели. Воин, который и не подозревает, что пришел забрать жизнь того, кто не сможет защищаться не нарушив обет. Как спасти? Как уберечь обоих? Они сходятся. Он кричит, призывая прекратить безумие. Первые удары, натыкаются на первые блоки. Звон стали разливается в свежем утреннем воздухе. Он ждет. Ждет, что демон начнет сражаться в полную силу. Ждет, что он забудет про обещание. Но на поляне все еще хрупкий черноволосый юноша. И хочется закричать, попросить использовать всю силу и выжить!.. Но он не может вынести приговор своему другу. Удар. Демон падает. Первые капли крови пролиты. Первые, но не последние. Еще ничего не решено. Еще все живы. Еще можно спасти обоих! – Стойте!!! – отчаянный голос разрезает тишину. Который раз за утро они пропускают призыв мимо ушей. Вот только в этот раз... В этот раз он вихрем влетает между соперниками. Слишком быстро, чтобы они успели его заметить и остановиться. – Эйл... Нет... Последние слова просят о прощении. Не для себя – для своего убийцы, а затем лазурно-голубые глаза навсегда затухают, оставляя неизгладимый шрам на душе того, кому был единственным другом и смыслом жизни.

Демон долго молчал, прежде чем заговорить вновь. Тягостные воспоминания не хотели отступать, а Себастьян не решался нарушить эту скорбную тишину. – У его друга был повод меня убить, – наконец вновь заговорил Иф. – Но в результате заплатил за это не я, а Эйл... Анилаэль прав, я подставил даже того, кого любил больше жизни. Мы оба виноваты в его смерти, и я, и Галандель. Я, потому что совершил преступление, которое можно искупить лишь кровью, а он, потому что не смог простить даже ради друга. Каждый раз засыпая, я вижу тот луг на окраине города. Но я готов простить Галанделя, потому что таково было последнее желание моего супруга... Вот только себя я никогда не прощу. – Иф, это называется несчастный случай. – Я должен был его уберечь! И... если бы он не связался со мной, он остался бы жив. – Ты этого не знаешь. Никто не знает, «что было бы». – Не важно... Еще при жизни он так много потерял из-за меня... Он всегда только терял... А я всегда воспринимал это как должное. Раньше я не понимал, что значит потерять семью и друзей. Я не понимал, что значит потерять близкого... Только теперь я понимаю, какую цену ему пришлось заплатить... – Если он пошел на жертвы, то значит ты того стоил, – попытался утешить друга Себастьян. – Я не стоил его смерти... Анилаэль прав – все, кто приближаются ко мне, страдают. И до сих пор меня это не заботило, но тот, кого я берег больше себя... Больше всего на свете... Он не должен был пострадать. Он был единственным, чья жизнь что-то значила. Единственным, о чьем благополучии я заботился... Так почему в конце концов пострадал и он? – Никто не застрахован от несчастных случаев, – попытался вразумить его юноша. – Я сам провоцирую «несчастные случаи». – Если ты это понимаешь, то зачем делаешь? – Потому, что это весело, – как нечто само собой разумеющееся сообщил демон. – Анилаэль так не считает, – опешил человек. – Просто Анилаэль еще молодой и глупый, – отмахнулся Иф. – А сколько ему? – поинтересовался Себастьян, подозревая, что «молодой и глупый» эльф годится ему в далекие предки и одновременно радуясь, что Иф отвлекся от самобичевания. – Двести шестьдесят один. – Ничего себе! – округлились глаза человека. – Бессмертные и долгожители развиваются несколько иначе, – пояснил демон. – У Анилаэля сейчас что-то вроде вашего кризиса среднего возраста. Ему кажется, что он старый и мудрый, что он все уже знает и все попробовал, а значит и искать в этой жизни больше нечего. Ну и конечно же вести себя надо соответственно, а развлечения, по его мнению, признак инфантильности. Обычно такое проходит за двести-триста лет и долгожитель вновь начинает наслаждаться жизнью, пуще прежнего. Для тех, кто действительно бессмертен и кто действительно много повидал, хороши любые развлечения, при которых все остаются живы. Впрочем... Среди демонов я пожалуй единственный, кто так думает. У нас принято ценить только собственную жизнь и развлекаться за счет чужих. – То есть, выходит ты старше Его Величества? – неуверенно поинтересовался юноша. – Да. – И сколько же тебе? – молодой человек сделался мелово-бледным. Это же надо было так оплошать и принять тысячелетнего демона за подростка! – Уверен, что хочешь знать? – смутился Иф. – Ага... – неуверенно кивнул Себастьян. – Только обещай, что твое отношение ко мне не изменится. – Постараюсь. – Я точно не знаю... Примерно семьдесят тысяч. Я один из тех, кто появился еще в начале времен. Молодой человек почувствовал себя так, будто рядом произошла реакция C7-H5-N3-O6 (*) – Себастьян... – Иф подергал юношу за рукав. – Ну что ты застыл как вкопанный... Говорю же тебе, что у нас все несколько иначе происходит, – вид демона стал таким бесконечно несчастным, будто у ребенка отобрали любимую игрушку. – Себастьян, ты знаешь почему взрослые люди такие серьезные? – Потому что они вырастают и теряют интерес к бессмысленным забавам, – предположил человек. – Нет, потому что они осознают сколь опасен окружающий их мир. Ты видел, как легко ребенок прыгает с пятиметровой вышки в бассейн? А взрослый? Взрослый боится. Взрослый понимает, что такое высота. Понимает, что если с той же высоты упадет на асфальт, то покалечится. И несмотря на фактическое понимание того, что внизу вода, им овладевает иррациональный страх. Тем более, что при неправильном прыжке в воду, тоже можно получить серьезную травму. В результате этого осознания и, возможно, личного неудачного опыта, взрослый человек боится того, чем развлекаются дети и подростки. Из-за этого поведения, у окружающих формируется стереотип, что взрослый, это тот, кто чинно плавает от бортика к бортику или сидит у края. Вести себя как взрослый, означает не более чем вести себя соответственно устоявшимся шаблонам – вести себя как тот, кто осознает опасность. А теперь представь себе, что опасности не существует. Вообще. Никакой. Ты можешь падать сколько угодно. Можешь как в мультфильме разбиваться в лепешку и в следующее мгновение подниматься на ноги. Что, если не нужно боятся сбившей тебя машины? Что, если не нужно боятся упасть с высотного дома? Что, если ты не можешь утонуть или подцепить смертельную болезнь? Что, если тебе не нужно беречься и прятаться? И что, если у твоих ног весь мир? Думаешь хоть кто-то смог бы вести себя «как взрослый», при таких перспективах? А главное зачем? Зачем лишать себя удовольствия, если за него не придется платить? То есть придется конечно, но разве можно не прыгнуть с парашютом, если при самом худшем стечении обстоятельств, отделаешься разбитой коленкой? Подросток – это тот, кто еще не научился боятся окружающего мира. Так что, я подросток. Вечный подросток и неважно сколько мне лет. Только, та история с Галанделем случилась еще задолго до того как я встретил Эйла... – вновь погрустнел демон. – Еще тогда, когда мне нечего было терять... – Иф, а вы с мужем правда вместе ходили подсматривать в женскую баню? – Ну почти... – смутился демон. – Видишь ли, в меру моей физиологии мне просто необходимы регулярные и длительные водные процедуры. И так получилось, что после долгого путешествия мы прибыли в город, где кроме одной общественной бани, другой возможности искупаться не было, а в бане был женский день. Пришлось изображать стеснительную девицу, которая не снимает полотенца даже в воде. Но так совпало, что именно в этот момент в баню собралась сестра бургомистра, которая знала меня в лицо. Эйл прокрался туда, чтобы предупредить, но тут нас раскрыли... и пришлось побегать.