А теперь зубастая газетка покусала самого Волкова.

  - Просто мы за справедливость, - сказала вслух Елизавета и погладила сперва рыжего Мотю, потом полосатого Бакса, а потом чёрно-белого Мульку. Вся компания котов, конечно же, быстренько очутилась на кухне вслед за хозяйкой. - Капитализм - дерьмо.

  - Мр-р, - подтвердил Бакс.

  Елизавета будто воочию увидела перед собою полные искреннего недоумения глаза Волкова... и вдруг поняла, что тот непременно придёт в суд собственной персоной, а не пришлёт вместо себя какого-нибудь прощелыгу-адвоката.

  Олигарху была интересна покусавшая его газетка!

  И действительно, под вывеску 'Народный суд Ленинского района' Волков явился сам. Правда, всё-таки в сопровождении адвоката, которому слово 'прощелыга' очень даже подходило. Тот был мелким, юрким и плюгавым.

  А Елизавету сопровождала 'группа поддержки', состоявшая из возбуждённо перешёптывавшихся пилатовцев. Сентинел и Айспак ради такого случая с удовольствием удрали с первых пар в своём технаре, вырядившись в толстовки с 'факами' во все поля и в штаны с мотнёй на уровне колен.

  - Доброе утро, - весело поприветствовала Волкова Елизавета, сжимая в руке тонкую папку с бумагами - ей, по сути, и брать-то в суд было особо нечего.

  - Доброе, - буркнул олигарх и поджал губы, надменно оглядев косившихся на него пилатовцев. - У вас тут что? 'Пионерская зорька'?

  - Типа того, - изрёк за всех Айспак и смерил Волкова не менее надменным взглядом.

  - Встать, суд идёт! - прозвучало прямо как в кинофильме про Мимино. 'Я такую личную неприязнь к потерпевшему испытываю, аж кушать не могу', - некстати припомнила Елизавета и прикусила губу, чтобы сохранить серьёзность.

  Это ей удавалось плохо. Вернее, совсем не удавалось. Адвокатик (сумма гонорара которого тоже вошла в сумму иска, вчинённого Елизавете Волковым) уныло вещал про ущерб, нанесённый психике несчастного олигарха опубликованным подмётным письмом. Пилатовцы шушукались. Сентинел пытался сховать протащенный в зал многострадальный диктофон от грозного взора немолодой судьи, похожей на школьного завуча. Ну, а Волков - Елизавета готова была в этом поклясться! - тоже еле удерживался от ухмылки.

  Когда Елизавете наконец дали слово, она послушно предъявила судье всё, чем располагала: номер 'Пилата' с пресловутым письмом, сам оригинал письма на листочке в клеточку, копию свидетельства о регистрации своего 'печатного органа' и... и всё. Больше у неё всё равно ничего не было.

  Судья с явным любопытством развернула сперва газету, потом - письмо, написанное старательно-округлым детским почерком, и осведомилась, слегка приподняв брови:

  - Дана Скалли? Это имя и фамилия вашего... корреспондента?

  - Это псевдоним, - объяснила Елизавета, едва не добавив: 'Ваша честь'. - Я не знаю настоящего имени и фамилии этой девочки. Письмо пришло по почте или же его принесли прямо в редакцию. Этого я не знаю. Конвертов мы не храним.

  - Вы не регистрируете почту? Почему? - строго осведомилась судья.

  - А зачем? - Елизавета пожала плечами. - У нас мешки писем. Понимаете? Мешки.

  - Как зачем? Именно на случай таких вот... казусов, - выщипанные в ниточку брови судьи поднялись ещё выше.

  - Вы публикуете письма, написанные непонятно кем? - вмешался адвокатик, сардонически покривившись.

  - Ну почему же непонятно кем? - лениво протянул вдруг Волков, посмотрев прямо в глаза Елизавете. - Дана Скалли - специальный агент ФБР.

  Олд Хип, Сентинел и Айспак переглянулись и дружно прыснули. Елизавета ткнула сидевшего рядом Сентинела кулаком в бок, но сама сдержала нервный смешок только титаническим усилием воли.

  - Ведите себя прилично, - устало проговорила судья вместо традиционного 'К порядку!'. - Заседание откладывается до выяснения личности автора письма.

  'Привет вам всем в шляпу', - едва не ляпнула Елизавета, но опять же геройски сдержалась.

  Народ повеселевшей гурьбой повалил к выходу из зала.

  - Вы же понимаете, что это всё бессмысленно, - вполголоса сказала Елизавета поравнявшемуся с ней Волкову и задрала голову, чтобы всмотреться в его лицо: всё-таки он был высоченным, как Останкинская башня. - Я не выдала бы девочку никакому суду, если бы знала её. А я её даже не знаю. Чего вы вообще добиваетесь?