Серёга пел.

  И ему подпевали.

  Зал ДК был едва освещён, но даже в этой полутьме Жучка ясно различала, как блестят глаза тех, кто торчал у сцены - собственно, все там и торчали, у сцены и в проходах, как магнитом притянутые.

  Она глядела на Серёгу, чей хрипловатый голос резал сердце по-живому, но...

  Но это было уже неважно.

  Она чувствовала лишь какую-то странную гордость.

  И желание - уберечь, загородить, прикрыть.

  И насмешливую жалость к девочкам, застывшим возле сцены, вытаращившим глаза, полные слёз.

  "...Не нужно ничего и никого, кроме своих песен..."

  Чей-то напряжённый взгляд тронул её - как рукой, и Жучка, вздрогнув, обернулась.

  Король стоял, прислонившись плечом к стене, и в упор смотрел на неё, - руки в карманах потёртой кожаной куртки, лицо осунулось, рот плотно сжат.

  Они смотрели друг на друга, как два незнакомца, узнавая с трудом.

  Потом она качнула головой в сторону выхода, и он кивнул.

  В спину ей бил Серегин голос.

  - Я не смогу молчанье разомкнуть,

  Но мне бы этого и не хотелось,

  Даже в словах, в глазах, тонуть,

  И, встретив в сотый раз, не обмануть,

  А может, просто не успелось.

  Я не нарушу клятву темноты,

  И заклинание прилипчивой улыбки,

  Пока на свете существуешь ты,

  Как оправдание меня, как цель,

  Которой нет конца.

  Прости молчанье,

  Пока оно обоим нам даётся просто...

  * * *

  - Пошли, - решительно сказала Жучка, едва шагнув на крыльцо. И устремилась вперёд, не оборачиваясь, но по-прежнему чувствуя его взгляд.

  Она знала, куда надо идти.

  К морю.

  Когда они спустились с мостика через впадающую в море речку и направились вниз по её течению, Король впервые заговорил:

  - Это... что?

  Размеренный грохот, похожий на грохот скорого поезда, который они уже слышали, приближаясь к мостику, с каждым их шагом всё нарастал и нарастал.

  Жучка хмыкнула:

  - А ты никогда раньше не слышал, что ли?

  Он растерянно покачал головой.

  - Эх ты! Это же шторм! Давай, пошли быстрей!

  В ней подымалось и подымалось, разгораясь, яростное ликование.

  Такое же яростное, как громады волн, обрушивающиеся с размаху на берег и откатывающиеся назад, чтобы вновь обрушиться.

  Она вылетела прямо к полосе прибоя, и следующая волна окатила её с головы до ног, но она устояла.

  Король, задыхаясь, схватил её за плечо и проорал в ухо:

  - Куда?! С ума...

  Следующая волна сбила с ног их обоих, закрутила и поволокла по гальке.

  Король крепко держал её обеими руками и незамысловато ругался, а она только хохотала.

  Ещё волна!

  На этот раз они устояли.

  Ещё!

  Король тоже захохотал, как сумасшедший, исступлённо прижимая её к себе.

  Следующая волна была самой огромной, и их зашвырнуло дальше всего.

  Когда они торопливо выкарабкались и отбежали подальше от прибоя, то уже не смеялись.

  Жучка посмотрела прямо в мокрое лицо Короля, и тот, прикусив губу, ответил её таким же прямым взглядом.

  Они стояли и смотрели друг на друга, мокрые насквозь, до нитки.

  - Пошли! - опять решительно сказала она. - Быстрее, а то замёрзнем.

  Они шли очень быстро, поднимаясь по едва заметной тропинке на обрыв, потом - вдоль него, а потом ещё глубже - в горы.

  - Мы куда? - запыхавшись, крикнул Король.

  - Увидишь, - бросила Жучка на ходу, нетерпеливо оглянувшись на него - поспевает ли. Чёртовы моднючие сапоги заскользили по камням, она, взмахнув руками, попыталась удержать равновесие, нога подвернулась...

  Король успел ухватить её сзади за жакет. Ткань жалобно затрещала, но выдержала.

  - Давай руку! - гаркнул он.

  Через минуту они уже стояли на тропинке, едва переводя дыхание. Жучка вытерла рукавом лоб, шагнула вперёд и пошатнулась. Он поймал её под локти: