- Что вы с ней сделали? - очень тихо спросил Тимурханов.

  - Ничего! - Парень умоляюще прижал руки к груди. - Клянусь Всевышним! Султан велел её найти и к нему привезти, наши и привезли...

  Так. Он ещё раз глянул на повесивших головы ребят.

  - Дальше!

  - Он с ней начал говорить... они стояли у машины... я не слышал, про что...

  Ясно, про что. Яснее ясного.

  - И тут она у него пистолет из-за пояса как выдернет... а он засмеялся только... и говорит ей - всё равно не выстрелишь... а она говорит, в тебя, мол, нет... и ткнула пистолет себе вот сюда... - Парень поднёс руку к шее. Глаза его раскрылись ещё шире, голос упал до шёпота. - И говорит, мол, только я сама собой распоряжаюсь, вот и распоряжусь. Он тогда обругал её всяко... и велел Руслану её отвезти, куда ей надо. И все следом поехали. И она пистолет Султану под ноги бросила, и пела, а мы...

  Он замолчал, сглатывая. Поглядев наконец прямо в лицо Тимурханову, попятился.

  - Проваливай! - только и выдохнул тот.

  Уже в несущейся машине набрал мобильный номер, сказал раздельно:

  - Если б погубил её, скот тупой, тебе б не жить.

  В трубке раздался невесёлый смешок:

  - А ведь твоя она тоже не была, Бес.

  Гудки...

  * * *

  Малхаз сидел на корточках в коридоре перед кухней и уныло строгал ножом какую-то щепку - стружки так и сыпались.

  - Нас и хают, и ругают, а мы хаяны живём... - неслось из кухни. - А мы хаяны, отчаянны, нигде не пропадём... Эх, Самара-городок, беспокойная я, беспокойная я, успокой ты меня... Я тогда тебя забуду, ягодиночка моя... - голос зазвенел. - Когда вырастет... - глубокий вздох, - да на твоём да на камушке холодном зелёная трава...

  Тимурханов рванул дверь. Бросил Малхазу через плечо:

  - ДIаяла кхузара! Уходи!

  - Пельмени вот делаю, - Татьяна зачем-то протянула перед собой вымазанные в муке ладони, будто доказательство. - С рыбой... А то нашей еды я вам так и не приготовила... Рыба, конечно, не та, что надо...

  Он каменно молчал, стиснув зубы и видя только, как бьётся пульс на её высокой шее, в нежной впадинке между ключицами. И сюда - пулю?

  - Выстрелила бы? - спросил хрипло.

  - Нет, конечно! - отрезала она поспешно. Слишком поспешно. - Нет!

  - Врёшь, - проронил Тимурханов, не спуская с неё глаз.

  Попятившись, Татьяна вдруг распахнула дверцу холодильника. Что-то звякнуло, и перед ним на столе оказалась запотевшая бутылка водки и две рюмки. Она сосредоточенно налила одну до краёв, потом, помедлив, тоже до краёв - вторую. Спохватившись, повернулась к плите и зачерпнула шумовкой пельмени из большой красной облупившейся кастрюли - он и не знал, что такая есть в кухне этого дома, где его семья почти и не жила, где он останавливался только, когда бывал в Грозном.

  Поглядев ему в глаза, Татьяна молча пододвинула рюмку поближе, и он, чуть поколебавшись, опрокинул в себя водку. В голове враз зашумело, и, тяжело опустившись на табурет, он подцепил вилкой обжигающие пельмени. Она тоже выпила свою рюмку - так легко, будто там была вода. И снова повернулась к плите.

  - Хватит. - Он поймал её за руку, испачканную мукой, и тут же разжал пальцы, увидев синяки на её тонком запястье. Закрыл глаза. - С-суки!

  - Беслан Алиевич... - Она качнулась к нему, но замерла. - Ничего же не случилось...

  - Завтра же домой уедешь, - отрезал Тимурханов. - Не в Москву. Домой. К себе. Всё, хватит, побаловались...

  "А ведь твоя она тоже не была"...

  - Беслан Алиевич ... - Татьяна присела перед ним на корточки. - Ничего же страшного... Он же понял...

  - Этот?!

  - Я его не боюсь и от него не побегу! - отрезала она, сверкнув глазами и распрямляясь, как пружина. - Пустите!

  Он крепко держал её теперь уже за обе руки:

  - Сама собой распоряжаешься, значит? Сама себя казнишь? Вот так вот легко? Смерти ищешь? Я вот тебе сейчас поищу!

  Она, кажется, отбивалась. Кажется, вырывалась. Кажется, что-то торопливо говорила, захлёбываясь слезами. Он всё равно не слушал и не слышал. В голове стоял неумолчный гул, а тело только рвалось к этому тонкому телу, обжигавшему его ладони. И лишь когда она вдруг обмякла в его безжалостных руках, будто неживая, он наконец опомнился, хватая ртом воздух и даже застонал.

  Кое-как усадив женщину на неудобный табурет, Тимурханов неловко набрал в ладонь воды из-под крана и плеснул ей в бледное лицо, глядя, как медленно раскрываются ещё ничего не понимающие глаза.

  - Ну теперь-то хоть уедешь? - спросил хрипло и безнадёжно вместо извинений, вместо оправданий.

  Не отводя от него взгляда, она молча помотала головой.

  * * *

  Видя, как Татка разделывает побагровевшего полпреда на тонкие ломтики, Тимурханов с весёлым сочувствием к высокопоставленному лицу вспомнил ту давнишнюю пресс-конференцию, на которой ему самому досталось от острого язычка этой рыжей ведьмы.