Но она глядела только на Ахмада. Рядом с которым лежал на затоптанном полу вещмешок.
- Что, так и ушёл бы? - наконец вымолвила она, не узнавая собственного голоса.
Тот покачал головой.
- Попрощался бы всё же? - она захлебнулась горьким смешком.
- Сан са... - Он протянул к ней руку, но не коснулся. - У меня нет выбора.
- Твоя мама... она не переживёт!
- У меня нет выбора, - повторил он, наконец глядя ей в глаза, прямо и тяжело.
Она перевела взгляд на мужчин у двери:
- А вы, вы все! Вы же рады, что так случилось?.. Правда? Боьха хIуманаш (гады)! Ненавижу!
Один из них шагнул вперёд, знакомым жестом срывая чёрную шапочку с прорезями для глаз и рта, прикрывавшую его лицо:
- Ты же знаешь - я никогда не пожелаю вам зла...
Она зажмурилась.
...Маленький костёр. Дымок, тянущийся в серое предрассветное небо. Холод росы и жар углей, опаляющий босые ступни. Рокот в небе - ближе, ближе, ближе...
"Я забыла, что я должна..."
"Я сделаю то, что должна..."
"Когда скажу... дадите мне руку..."
- Так ты добра ему желаешь?! - Она вскинула голову, вся дрожа, как в ознобе. - Убивать, пока не убьют? Этого ты от него хочешь? Кого он должен будет убивать?
Тот тихо проговорил, не сводя с неё усталого взгляда:
- "Воистину, Аллах купил у верующих их души и имущество, в обмен на Рай. Они сражаются на пути Аллаха, убивая и погибая... Кто выполняет свои обещания лучше Аллаха? Возрадуйтесь же сделке, которую вы заключили. Это и есть великое преуспеяние"...
Она стиснула зубы до хруста.
- Сан са... - Рука Ахмада легла ей на плечо знакомой тёплой тяжестью. - Я останусь человеком. Клянусь тебе.
- Ты станешь смертью. - Она закрыла глаза, уткнулась лбом в круглые головки сопящих у груди детей. - Уходи. Уходи! - Соль на губах - кровь или слёзы?
- Iодика йойла, сан зезаг, сан безам... - Его объятье было таким, что она задохнулась. - Со юхавог Iур ву хьо йолче (я к тебе вернусь)...
- Вернёшься?! - Она вырвалась. - Только попробуй... попробуй не вернуться! Я и тебе, и всем гуриям в раю тогда глаза повыдираю!
Он тихо засмеялся, ещё раз на миг до боли прижав её к себе.
Дверь скрипнула.
Она почти упала возле стола, раскачиваясь из стороны в сторону, изо всех сил стискивая обеими руками заревевших малышей.
столетней бессонницей в горле гудят провода
болит голова, это просто болит голова
а вот и цена, и весна, и кровать, и стена
а вот чудеса, небеса, голоса и глаза
истлевшая осень золой на осколках зубов
конечную степень усталости меряет ночь
болит голова, это просто болит голова
стоять и смотреть, это просто простить и молчать
крестом и нулём разрешились пустые места
в безвременном доме за разумом грохнула дверь
рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть
а злая метель обязала плясать на костре
* * *
- Я заказал билет твоей матери, Лиска. В понедельник она будет в Москве. Малхаз её встретит и привезёт сюда.
- Не уеду, не надейтесь.
- Лиска...
- Зря старались.
- Ч-чёрт! Лиска, тебе лучше...
- Я сама знаю, что мне лучше.
- У тебя дети!
- Да что вы говорите? Неужто? А я и не знала...
проканает и так - узел в пыль на войну
на лету подхватил - унесу под крыльцо
не отдам никому - закопаю в углу
положу сверху камешек за пазуху
- Бес... Бехк ма биллахь... прости... но я теперь всё буду решать сама. Не сердись.
- Это ты прости. Не уберёг.
- Нет... Ты не виноват. Хьан бехк бац... Никто не виноват.
- Что я могу сделать для тебя?
- Ничего. Ничего нельзя уже сделать... Ох, Бес...
- Поплачь, сан диканиг...
