- Ну блин. Накидай ей побольше одёжки, да и всё, - хмуро пробурчал Серьга. - Горючки и масла для дизеля в обрез, сам знаешь. Мы и так ей свет тут оставим.
- Она всё равно испугается, когда очнётся, - гнул своё Док.
Серьга предсказуемо огрызнулся:
- Сиди с ней тогда и держи её за ручку. Может, откусит.
Да уж.
Док пощупал пульс на тонком, как веточка, запястье женщины. Пульс был слабый и частил.
- Ладно, - он со вздохом выпрямился. - Я Арамиса сюда запущу. Он изящный и интеллигентный, не то, что ты. На дворе одного Портоса пока хватит.
Серьга хмыкнул, но от комментариев удержался, даже когда Док всё-таки припёр сверху обогреватель с удлинителем и включил его.
"По-хорошему, надо бы привести её в сознание, - сумрачно размышлял Док. - Но... чёрт, так она, по крайней мере, относительно спокойна".
Он не сомневался, что, придя в себя, насмерть перепуганная женщина устроит им тут цирк с зоопарком.
- Стереги и будь вежливым мальчиком, - наказал он заскулившему Арамису, усаживая его возле решётки, а Серьга со звоном водрузил в углу изолятора оцинкованное древнее ведро, обнаруженное в гараже, и объявил:
- Авось допрёт, для чего оно. Пошли, Док, ты мне уже триста двадцать баксов должен.
По вечерам, завернувшись в одеяла при свете "летучей мыши" они играли в покер на виртуальные баксы. Иногда Доку удавалось даже отыграться, но сумма его долга всё равно росла.
Женщина пошевелилась на матрасе и вздохнула, но в себя не пришла. Арамис навострил уши.
"Храни тебя Господь, бедолага", - устало подумал Док, поднимаясь по лестнице, ведущей из подвала. Он сам не знал, о ком это он - о женщине или о собаке.
2.
Серьга успел обставить Дока ещё на двадцатку, прежде чем тот окончательно расклеился и под недовольное ворчание соседа полез под одеяло, заворачиваясь в него, будто в кокон. У Серьги же ещё достало сил прошлёпать в холл и проверить мониторы - просто успокоения для, ибо при малейшем нарушении целостности периметра система выла на весь дом.
- В Багдаде всё спокойно, - доложил он, вернувшись в спальню, и принялся умащиваться рядом с Доком, хотя кровать была широченной, супружеской, - так было всяко теплее. - И спят седые воины на каких-то там коврах, но только недоволен судьбою падишах, - продолжал бормотать он, тоже кутаясь в одеяло, как в спальный мешок, и накидывая край на голову. Раздеваться они не раздевались, как и не мылись, ещё чего. - Слышь? Подопечная твоя спит, Арамис на месте. Я заглянул. Всё чики-пуки.
Док невнятно что-то промычал и тут же провалился в сон.
В этом сне он бежал по золотому горячему песку пляжа Лавинани, бежал и изо всех сил орал, размахивая руками, орал, пытаясь предупредить маму, Ветку, Нику и Тимыча, что грядёт пиздец. Орал и сам не слышал собственного голоса. Они его тоже не слышали. Мама возлежала в плетёном шезлонге, сдвинув на лоб очки, и сосредоточенно вывязывала что-то крючком, что-то яркое и бесполезное, вроде салфетки на комод. Ника с Тимычем носились друг за другом по полосе пенящегося вокруг их щиколоток прибоя, радостно хохоча. А Ветка "совершала намаз", как она это называла, то есть натирала руки и плечи молочком от загара и изредка поглядывала на маму - видимо, собиралась с духом, чтобы попросить свекровь помочь ей натереть ещё и спину. Она знала, что Нику не дозваться: молодожёны занимались только друг другом.
Всё это было так привычно и так прекрасно, что Док заплакал. Они, оказывается, все были живы! Всё у них было хорошо! Тогда чего же он так орёт тут?
Орал не он, орал Серьга. Орал и тряс его за плечо, безжалостно выпутывая из одеяльного кокона:
- Рота, подъём! Арамис явился с докладом - наша мадам проснулась и блажит. Пошли успокаивать, что ли. Я один не пойду, я с ними не умею.
При дохлом свете "летучей мыши" стало видно, что в дверях спальни и правда стоит Арамис, искательно и виновато повиливая пушистым опахалом хвоста. А снизу, - Док прислушался, - действительно доносились какие-то невнятные звуки. Кажется, стоны.
- Не родила бы, - дрогнувшим голосом сказал Серьга, и это соображение придало им скорости. Они скатились по подвальной лестнице вслед за Арамисом, который всё-таки их обогнал.
Пленница-гостья в накинутой на плечи куртке стояла возле решётки, упираясь в неё торчащим животом, вцепившись в прутья грязными пальцами, и рыдала, некрасиво разевая рот. Светлые волосы её были всклокочены. Док машинально глянул на её босые синеватые ступни и мысленно схватился за голову - надо же было принести ей хотя бы носки!