— Вероника, но вирус добрался и сюда. Ты понимаешь, что, оставшись тут, ты обречена.
— Понимаю. Значит так тому и быть. А вы уезжайте. Не знаю куда, но бегите. Спасай ребят, спасай своих родных и близких. Заберитесь в самую глушь. Слава богу в Сибири таких мест хватает. А я останусь с сыном, до последнего.
— Ты всё ещё веришь, что он очнётся?
— Мне ничего не остается больше делать. Пока бьётся его сердце, я буду надеяться. Спасибо тебе и ребятам за всё. Прощай Серёжа.
— Прощай, Вероника. Хранит тебя господь. И ты прости меня за всё.
— За что Серёжа?
— За то, что не уберёг своего друга и твоего мужа. За то что не уберёг своего крестника и твоего сына.
— Не вини себя, Серёжа. Ты ни в чём не виноват. Езжайте с богом.
— Там трое больных в палатах. Что будешь делать?
— Похороню их.
Вероника долго стояла возле открытых ворот и смотрела вслед уходившей колонне из одной бронемашины «Тигр» шедшей первой, двух Уралов, в бронированных кунгах которых находились женщины и дети, и замыкающему колону БТР-80А с автоматической пушкой. Вот наконец колона скрылась. Вероника нажала на пульт и ворота закрылись. Вот и остались они одни с сыном. Хотя нет, не совсем они одни. Пока были живы ещё трое человек. Двое мужчин и одна женщина. Но это было только пока. О том, что сегодня или завтра, край послезавтра, они умрут, сомневаться не приходилось. Они заразились вирусом. Вероника слышала за эти месяцы его название, у него была аббревиатура на латинице и номер, но она не помнила его. Зато знала, как неофициально его называли в СМИ и разные блогеры — «бич дьявола».
Вероника вздохнула и направилась в корпус. Что бы не случилось, но пока она может, она будет заботиться о своём мальчике…
Ещё месяц спустя. 9 мая 202… года. Полдень. Частная загородная клиника.
Дизель-генератор неожиданно взвыл, в нём что-то застучало, и он умолк. Вероника замерла. Она как раз вскапывала грядку. Потом бросила лопату и побежала в корпус клиники…
…В какой-то момент я осознал себя вновь. Осознал себя как личность. Я думаю! Сразу же возник первый вопрос — кто я и где я? Я был в полной темноте, вне времени и пространства. Всплыли воспоминания. Меня зовут Марк. Мне 28 лет. Я оперативник ОРБ (оперативно-розыскное бюро) ГУ МВД России. Мы выехали на задержание. Двухэтажный барак. Ворвались в квартиру на втором этаже. Ствол пистолета, направленный на меня. Я выстрелил и… всё. Дальше воспоминаний нет. Почувствовал жажду. Пить, вот что сейчас самое главное. Потом почувствовал своё тело. Руки. Ноги. Попытался открыть глаза. Стало светло. Но всё было каким-то мутным и расплывчатым. Закрыл глаза. Потом опять открыл. Стало лучше, но всё равно всё размыто. Несколько раз закрывал глаза и потом спустя некоторое время опять открывал. Пошевелил сначала одной рукой, потом другой. Они меня слушались, но как-то не очень хорошо. И самое главное — слабость в теле. Наконец взгляд сфокусировался. Я в какой-то комнате. Белый потолок, белые стены. Рядом со мной какая-то аппаратура, к которой я подключён трубочками и проводами. Увидел капельницу. Понял, что я в больнице. Попытался позвать кого-нибудь, но из моего рта раздался только слабый хрип. Нестерпимо хотелось пить. И ещё, я обратил внимание, что на экранах аппаратов, к которым был подключён, ничего нет, ни ломаных линий, ни каких звуков. Они не работали. Закрыв глаза, расслабленно полежал. Сделал несколько глубоких вздохов и попытался подняться, сесть. Мешали провода и трубки. Стал их обрывать. Вытащил иглу от капельницы из правой руки. Руки были слабыми. Я пытался на них опереться, но они подгибались. Но я не переставал делать попыток. Наконец мне это удалось. Я сидел, при этом меня качало. Услышал звук заработавшего двигателя. Потом неожиданно вся аппаратура ожила и тут же заголосила тревожным сигналом. Потом, услышал топот ног. Кто-то бежал к моей палате. Дверь распахнулась и в проёме двери застыла женщина. Очень знакомое, родное лицо. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Ладошкой закрыв рот.
— Марк! Мальчик мой. Господь услышал мои молитвы. Родной мой, ты очнулся, сынок. — услышал я её голос. Мама! Эта женщина моя мама! Она подбежала ко мне. Обняла. Стала целовать мою голову, моё лицо.
— Мама. — Прохрипел я. Она плакала, продолжая целовать меня. Почувствовал, как у меня самого побежала слеза. — Мама… пить.
— Конечно мой мальчик. Ложись назад. Ты очнулся. Значит всё будет хорошо. Сейчас. — Она выбежала из палаты и вскоре вернулась. В её руках была кружка. Мама приподняла мою голову и приложила кружку к моим губам. Напившись, я откинулся на подушку. Сил больше не было. Утолив жажду, я понял, что очень голоден. Мама сидела рядом со мной и гладила меня по руке.
— Мама… Есть… хочу.
Она счастливо улыбалась.
— Конечно сынок. Потерпи немножечко, я сейчас куриный бульон сварю. Тебе пока нельзя обычную пищу есть. Только бульон. А пока я готовлю, попытайся уснуть, хорошо?
Я закрыл глаза. Неверное я уснул, так как когда проснулся, то увидел, что горит лампа ночника. Был уже вечер. Рядом с моей больничной постелью сидела мама. Увидев, что я открыл глаза она улыбнулась.
— Проснулся, мой хороший? Сейчас я тебя покормлю. Я сварила бульончик.
Она что-то сделала с изголовьем моей постели, и я принял полулежачее положение. Потом мама кормила меня из ложечки. Руки были слабые и я бы сам всё пролил. Она кормила меня как когда-то в детстве. Приговаривала, за маму, за папу, за бабушку. Глотая бульон, я улыбался. А она улыбалась мне в ответ. Потом вытерла платочком мне губы и подбородок.
— Ну вот Марк, пока достаточно. — Хоть я и съел, вернее больше выпил, совсем немного бульона, но почувствовал тяжесть в животе. Накатила сонливость. — Давай сынок поспи. Тебе теперь нужно набираться сил. Хочешь я тебе спою колыбельную как в детстве?
— Спой. — Прошептал я.
Месяц над нашею крышею светит, Вечер стоит у двора. Маленьким птичкам и маленьким детям Спать наступила пора. Завтра проснешься и ясное солнце Снова взойдет над тобой, Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, Спи, мой звоночек родной!
Тихо запела мама, поглаживая меня по руке. Я закрыл глаза и поплыл по волнам её голоса, как когда-то в далёком детстве.
Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий, Баюшки-баю-баю. Пусть никакая печаль не тревожит Детскую душу твою. Ты не увидишь ни горя, ни муки, Доли не встретишь лихой. Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, Спи, мой звоночек родной!..
На следующее утро я проснулся рано. Мама спала в моей же палате на диванчике. Я некоторое время лежал и смотрел на неё. Наверное, она что-то почувствовала, открыла глаза. Я ей улыбнулся. Она в ответ тоже.
— С добрым утром, мама. — Поговорил я.
— С добрым утром, сынок. — Она встала. На ней были спортивные штаны и майка. — Ты давно проснулся?
— Недавно. Мам, помоги мне встать. Я в туалет хочу.
— Хорошо.
Я чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера. Мама помогла мне. Я на неё опёрся. Встал на ноги, меня качнуло. Она обхватила меня за туловище.
— Давай, пошли потихонечку. — Проговорила она и я сделал первый шаг. Ноги слушались плохо, но слушались. И ещё, я был полностью голый.
— Мам, мне бы прикрыться чем-нибудь.
— Сейчас в туалет сходишь, потом в ванную и я тебе дам одежду. Или ты меня стесняешься?
— Ну я же всё-таки взрослый уже мужчина у тебя.
— Взрослый, конечно. Вон какой вымахал, выше мамы. Весь в отца.
Так разговаривая, мы дошли до туалета. Я облегчился. Потом сидел на стуле. Мама сказала, что вода сейчас нагреется в водонагревателе.
— Мама, а что душ не работает?
— Горячей воды нет. Водонагреватель использовать нужно. Здесь стоит на 80 литров. Сейчас подожди чуть.
Когда вода нагрелась, помогла мне помыться. Фактически это она меня мыла, а я просто сидел на табуретке в душевой. Вымыв, насухо протёрла и принесла мне трусы, майку и больничные чистые штаны. Когда она кормила меня мясным бульоном, спросил её:
