Ладно, включим логику. Вторая сестра, Любочка, тоже в разводе, правда в первом. Она не сильно умна, но по-житейски хитрая, гордая до безумия. Отец всегда говорил: «Удивляюсь я с вас! Люба вроде вся в мечтах, натура творческая, но гордая, прям как я, обид не прощает. А ты, Надя, непонятно в кого. Вроде бы такая рациональная, практичная, но всем всё прощаешь!» А я не прощаю, я просто не понимаю, как поступить. Мне стыдно «не прощать». Не простить – это значит открыто признать, закричать так громко, чтоб все слышали, о том, что тебя обидели!

С Любой мы родные сёстры, а Верочка нам двоюродная, самая непонятная. Да, красивая. Да, вроде бы самая умная, но верит во всё подряд: и во влияние расположения планет верит, и батюшкам верит, и по психологам шатается. Не может родить лет десять. Все гинекологи Москвы знают её, как родную. Думает, что на ней какое-то проклятие. Правда, Люба считает, что это у неё самое плохое здоровье, но мы-то с Веруней знаем и всегда говорим: «Пусть считает, ей так спокойнее». Веру жалко: работает как вол, муж второй хороший, опер, но детей общих нет. Сын только от первого брака, живёт не с ней. Ей бы родить очень надо! Дочку. У нас-то есть по доченьке. Жизнь матери без девочки – ничто. Кому будет передавать бабушкины заветы? Пацаны всегда в другую семью уходят. Да и для мужа её нынешнего дочка…

Она опять вспомнила отца, точнее его разговор с друзьями во время какого-то праздника. Дело было на даче, тоже стояла осень и тоже довольно тёплая. Бабье лето. Женщины в доме обсуждали что-то своё, мужчины вышли «подышать свежим сигаретным дымом», а Наде не то стало душно, как сейчас в этом самолёте, не то любопытно, о чём говорят мужчины, но она тоже вышла на улицу.

Её, уже взрослеющую, удивило тогда, что говорили они и не о футболе, и не о политике, и даже не о тех, чьё «лето» наступило. Они говорили о детях. Жена одного из отцовских друзей должна была вскоре родить, а время было такое дремучее, что пол будущего ребёнка определять заранее ещё то ли не умели, то ли не хотели. Вот они и рассуждали, каждый на своём опыте, кто лучше – мальчик или девочка? Отец, как «автор» двух дочерей, не соглашался с тем, что для мужчины главное – это сын, продолжатель рода. Для отца вообще самым главным и самым правильным было то, что было у него самого: он гордился своими дочками-красавицами и даже если где-то в подсознании и жалел о том, что у него нет сына, то никогда никому об этом бы не сказал. Даже самому себе. А тут его поддержал один из гостей, «богатый» на детей, как поняла Надя: «Знаете, мужики! Когда у меня были только сыновья, я был страшно горд, размышлял о том, как я буду их учить с девками общаться! А потом родилась первая доченька, и это было какое-то безумие! Если пацанам своим я мог и по заднице надавать, и рявкнуть на них, то на девочек своих – что на Дашеньку, что на Сонечку – я не то что руку, я голос повысить не мог и не могу. Пусть, если что, мамы их ругают. Дочки – это чудо, это счастье!»

– Девушка, у вас всё в порядке? – Надя и не заметила, как к ней подошла стюардесса. – Мы начали снижаться, наденьте, пожалуйста, маску, пристегните ремень.

«Когда же я маску-то сняла?» – Надя посмотрела в окно иллюминатора: очертания огромного мегаполиса уже проглядывались сквозь туман облаков.

«А ведь каждая из нас хочет одного – женского счастья, – подумала Вера, вдыхая аромат кофе, пусть и из пластикового стаканчика. Машина припаркована, посадка произошла, багаж выдают. – Надюша наверняка будет самая нарядная», – улыбнулась она. Из года в год сёстры шутили – они в джинсах и майках, а Надя всегда «на стиле»: макияж, причёска, сумочка, серёжки – это у неё в генах. Всегда «на стиле» был папа. Но на мужском, конечно же.

«Так что же это такое – женское счастье?» – Мира Александровна заявила, моргая своими глазками: «Манифестируй!» Услышала, что мы всегда по бабушкиным заветам ходим к святому месту, к Матроне, и сказала: «Подумай, есть ли что-то хорошее в том, что у тебя нет дочери. Что это тебе сейчас даёт? Что ты можешь делать без неё? Что ценного ты от этого получаешь? Если ты сейчас сама этого не видишь, то спроси у Матроны! Раз уж вы с сёстрами едете к ней. Спроси и попроси помочь».

А может, мне Любу с Надей тоже к ней? К Мире? Надо подумать. Любу можно, а Надя сбежит. Надя – практик. Сначала Любу, так хоть про здоровье своё осознает.

Шереметьево – мой любимый аэропорт. И не только потому, что ехать до него ближе всего. Конечно, то, что с ним сделали, любить трудно, особенно новые терминалы. Посмотрите на шикарный «Шереметьево-1» с потрясающим посадочным зданием. Это же шедевр! Даже старый «Шереметьево-2» с его медными потолками был очень даже милым. А что теперь? Построили новый терминал D – стекляшка скучная! Ну что это такое? Всё какое-то тесное, с одного этажа на другой можно в итоге так и не дойти. Дизайн интерьеров ужасный, материалы отделки – кошмар! Какой-то провинциальный торговый центр, а не столичный аэропорт. Но всё равно люблю его: люди, маски, чемоданы, волнение и неважно, сама ли летишь куда-то либо встречаешь кого-то, а может, и провожаешь.

А Лёшка сказал, что последний майор у него с восьми до десяти вечера. Скучаю по нему жутко. Как же долго он всё время на работе! Да и на работе ли? Спрошу Матрону. Итак, «Манифестация желаний!». Почему же они не исполняются? Спрошу…

– А почему, Мира Александровна, наши желания так редко исполняются? – спросил Иван.

– Бывает так, что не исполняются они потому, что мы сами боимся их исполнения.

– То есть как? Хочу я, допустим, быть богатым, но боюсь, что если таким стану, то меня обворуют, а то и вообще убьют. Так? А если меня убьют, то зачем мне вообще это богатство?

– Разум – движущая сила развития человека. Спиноза говорил о желаниях: «Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать», а я говорю: «Желания – это сущность человека». Человек живёт ими. Желание – это нехватка чего-либо. Вот вам чего-то не хватает, и вы начинаете об этом мечтать. Ваши биологические «вводные», ваши инстинкты, преобразовываются, накладываются на вашу же культурную, социальную матрицу. И вами же движут.

– Инстинкты? Вы имеете в виду половой?

– Не только. Иерархический инстинкт, инстинкт самосохранения…

– А давайте с теории перейдём к, так сказать, «практическим занятиям»? Допустим, вы видите тех трёх девушек в очереди к Матроне… Представим, что мне нравится вон та блондинка, в чёрной парке.

– Простите, а чем она вас привлекла?

– Ну, во-первых, она просто очень красива. Во-вторых, она в моём вкусе. В-третьих, если честно, она мне напоминает мою первую жену, с которой… в общем, если б я в своё время не натворил дел, мы бы до сих пор были с ней счастливы. Во всяком случае, я был бы с ней счастлив. Моя жена была не по годам мудрой и терпеливой женщиной.

Мира опять посмотрела на него своим удивительным взглядом:

– Я тоже «разложу по цифрам». Во-первых, в вас заговорил ваш половой инстинкт, во-вторых, социальная и культурная матрицы довольны, ибо она красива, социально пригодна. Она со вкусом одета, а это значит, культурный аспект тоже закрыт. Но самое главное – это то, что она напоминает вам человека, при котором вы чувствовали себя спокойно и надёжно, а это уже инстинкт самосохранения. Думаю, что он даже более важен.

Иван засмеялся:

– Так что? Есть шанс взять её в жёны, привязать к себе и тем самым «самосохраниться»? Тогда надо пойти познакомиться!

– Если вы разберётесь в своей психологии и примете все свои инстинкты, то да, конечно. А если ещё подкрепите их верой и местом силы, если встанете в очередь к Матроне и попросите её, то тогда вообще не вижу препятствий.

Иван задумался и посмотрел на свои часы. Он чувствовал, что Мира Александровна права, но, кажется, от этой правоты уже нужно было бежать…

– Алексей Николаевич, вы сегодня опять надолго?