— Хотел узнать, насколько краше ты стала, — волшебник улыбнулся. — Да и просто поболтать, ты ведь тоже… — тут он слегка замялся, сощурился, но бодро продолжил: — Ты тоже нуждаешься в обыденных беседах и отдыхе, — где-то сзади слышались голоса птиц. Всё-таки у Вирсавии был талант на поиск таких умиротворенных мест, и Юнану это нравилось.

— А мне казалось, ты меня боишься, — прыснула девушка, а Юнан только глаза вылупил, аки «как ты меня раскусила?» или «неправда!». Вирсавия громче засмеялась, и похлопала маги по плечу: — Однако людям свойственно бороться со страхами, не так ли? И ты пришёл узнать правду, да? — синеокая встала и снова прошлась к морю, да быстро отбежала, когда волна была готова омыть её ноги, подошла к маги, взяла за руки и заставила подняться.

— На самом деле, мне не хочется знать, как ты говоришь, правду. Однако я должен сказать, что видел тебя не один раз во священном дворце; может, у нас есть что-то общее, — начал он, смекая, что задумала девушка, и сопротивлялся, не имея никакого желания оказаться в море. — Думаю, я имею право знать, что ты собираешься делать дальше. Всё же ты, как бы сказать помягче… — Юнан поднял взгляд к небу, словно искал помощи у него.

— Не вписываюсь в этот мир? — больше утверждала, чем спрашивала, за него Вирсавия, посмеиваясь.

— Ну, можно сказать и так, — виновато промямлил волшебник, расслабился и посему оказался в воде, недовольно воскликнув: — За что-о-о?! — и так обиженно надул щёки, осуждающим взглядом окинув Вирсавию.

— Но ведь Синдбад тоже не вписывается в сей мир! — также воскликнула девушка. — Ты так не думаешь? — прищурившись, она отбежала подальше от моря.

— Он должен изменить этот мир, его ждали столетиями, — Юнан выбрался из воды, попутно обдумывая, как отомстить юной проказнице. Но всё желание отпало, когда он встретился взглядом с синими глазами, полными безысходности и отчаяния.

— Да, его здесь ждали, — согласилась и тут же возмутилась: — Тогда скажи мне как создатель, как маги, скажи мне, чужой, куда идти, что делать?! — но больше звучала как мольба. — Я знаю, где моё место, где должна быть, но уже привязалась к этому миру и не могу вернуться! — Юнан не мог смотреть, как девушка кричит от собственной боли. Из этих простых слов он понял многое, но его страх никуда не исчез. И он не мог, не смел дать ей совет. Но всё же душа была не на месте, и Юнан подошёл к ней поближе и совсем тихо признался:

— Твоё место здесь, пока рядом живы близкие люди, пока столетие не сменится другим, пока ты считаешь себя человеком, — мягко опустил теплую ладонь на её плечо, не отрывая взгляда от синих глаз, готовых залиться слезами. — Так что иди скорей к Синдбаду, он вернулся, — Юнан всё продолжал мягко и успокаивающе улыбаться. — Но не спеши, устрой себе прогулку до дома, успокойся и приведи в порядок мысли, — несколько по-братски он потрепал синюю макушку, и на её лице появилась улыбка благодарности. На душе стало легче, и в порыве легкости, окрыленности чувств Вирсавия крепко обняла Юнана, тихо поблагодарила и побежала в направлении города. Юнан уже было хотел исчезнуть, довольный проделанной работой, но вспомнил одну важную вещь.

— Вирсавия! — непривычно слышать крик спокойного по натуре человека.

— Что?! — чуть рассердившись, обернулась Вирсавия.

— Тебя рух очень любят, но в тебе самой её нет; нельзя, чтобы об этом узнали! А теперь иди! — Сави снова широко улыбнулась, кивнула и убежала, а маги исчез, будто никого и не было.

Даже на улице были слышны звуки веселья, и Вирсавия только вздохнула от сей предсказуемости. Конечно, она ожидала, что сейчас заявится и обнаружит Синдбада с какой-нибудь красивой девушкой, а потом будет сомневаться, правду ли сказала Хакую о своих чувствах к покорителю-торговцу или же сболтнула сгоряча. Так что вошла она тихо, незаметно став у колонны, заслушавшись речью Сина о мире, который он точно сможет создать. И только когда молодой любитель приключений заметит её, окликнет, улыбаясь от уха до уха, Вирсавия кинется к нему в объятия. Хинахохо, уже подвыпивший, наклонится ближе к Мистрасу и Парушине, дабы поставить перед фактом:

— А это его будущая жена, — и тем же шёпотом добавил: — Мы надеемся на это!

====== Повелитель семи морей сует свой нос, куда не надо. Мне так кажется. ======

Комментарий к Повелитель семи морей сует свой нос, куда не надо. Мне так кажется. Так, уважаемые физики, химики, биологи и другие, просто закройте глаза на первую часть, если вам что-то не понравится. Хорошо? И, пожалуйста, воспользуйтесь публичной бетой, заметив ошибку или опечатку.

Пустота не осознавала всей свой мощи, величия и силы бессмертия. Потому что смерти просто нет. Она не осознавала ничего, не слышала, не видела, не говорила. Но именно ей присуще чувствовать, и она чувствовала себя от начала и до конца, которых даже не было. И пустота была тьмой, и представить свет было невозможным. Чувствуя свою необъятность, ощущая свою же пустоту, это, если можно так сказать, существо не знала ни начала, ни конца, не было ни единой мысли, не было на что посмотреть, чего услышать. И времени не было, и движений. И как же из ничего могло появиться хоть что-то? Как появился тот же свет?!

Казалось, ничего ужасней нет, но и на это Всему было всё равно. Такая жизнь вполне устраивала. Ничего не предвещало появлению мыслей, желаний, чувства одиночества и ничтожности. Только было подобие дыхания. Пустота тянула свою тьму в разные стороны медленно, даже не осознавала, что творит нечто великое. Но спустя очень долгое время, бесполезно уточнять, задатки одиночества и скуки овладели Им. В попытках убить себя из водоворотов тьмы, гоняемых по бесконечной пустоте, явился свет, такой белый и искрящийся, манящий и чужой. Он появился и принёс с собой звук.

Этот звук был тем, чего так желал Создатель, но не мог явить, просто потому что не мог представить. И ничего примитивного не было в звуке, только самое мелодичное, но с присущей жизни быстротой. Всё это настолько неописуемо, что объяснение глупо. Но с этого момента Создатель начал жить. В той полной пустоте, что принадлежало лишь Ему и было Им, зарождалась жизнь, подобная свету, что всегда был рядом с ним. Этот свет дал толчок воображению, и постепенно зародилась Вселенная, какой мы её знаем. И по сей день она растёт, по сей день зарождается новая и неведомая жизнь, по сей день Создатель творит и живёт, не поддаваясь страху, желанию исчезнуть, как это было до появления…

…души!

Когда в мире первые и самые примитивные на вид представители жизни заговорили, чем удивили Творца и Душу, тогда и заговорили они сами. Душа — нечто более великое, она выше той жизни, что есть на планете. Так говорили те создания. А что выше души? Творец. Так имена появились и у самых первых существ. И радости Создателя не было предела, так как оно не могло оторваться от созидания, но Творец никогда не забывал о самом дорогом, о Душе. Только вот увлеченность его затягивала сильнее, а Создатель и помыслить не мог, каким ревнивым и обидчивым может быть свет.

Душа зародилась в страданиях тьмы, имея силу не меньшую, чем у Создателя. И, используя её, Душа оставила свет, как прощальный подарок, и ушла. Но куда? Поздно было искать, когда Создатель подхватился, обманутый оставленным светом. Хотя Душа и была в его владениях, была чем-то чужим, Творец не мог найти. И это так разгневало Его, что всё, созданное им самим, он откинул подальше в темные уголки Вселенной, кидая на произвол судьбы. Будь Душа человеком, как мы с вами, победная усмешка играла бы на её лице.

Бессмысленно рассказывать о том, как сильно Создатель любит Душу, как сильно он страдал, как возненавидел себя за то, что не пробовал понять. Являясь самой жизнью, Он не мог придумать, как привлечь внимание Души. Единственное, что оставалось, так это создать поистине нечто прекрасное и великое. И пока Он создавал новый мир, Альма-Торран, всё звал Душу, а она так и не пришла. Не желая продолжать существовать в страданиях, Создатель явил миру Того и Ра, а сам снизошёл к людям в женском обличье по имени Вирсавия. И хотя жизнь людей забрала её без остатка, умирая в объятиях сына, она продолжала звать Душу.