Литмир - Электронная Библиотека

В итоге, однако ж, склонить его на свою сторону демонессе не удалось. Ульдиссиан дал ей бой в главном храме, и, хотя ее тела не извлекли из-под громады развалин (что только и осталось от монументального сооружения), все, включая Ратму, были уверены: Лилит наконец-то мертва. Однако в памяти Ульдиссиана, когда-то любившего ее в образе девушки Лилии, демонесса, к несчастью, осталась навеки.

– За это я могу лишь попросить у него прощения. Я знал о коварстве матери не хуже, чем о ханжестве отца… однако многие годы, многие поколения не предпринимал ничего. Только трусливо прятался.

«Трусливо прятался»… такого о Ратме, определенно, сказать было нельзя, но утешать наставника Мендельн не стал. И все же…

– Я непременно еще раз напомню ему о миссионерах, посланцах Собора. Не так давно ты говорил, что они уже изрядным числом стекаются в Урджани, а мы ведь ушли оттуда совсем недавно. Выходит, их послали туда из самого Великого Собора еще до нашего появления?

– И уже не впервые, Мендельн, уже не впервые. Как будто отец узнает, куда двинется Ульдиссиан, прежде него самого.

– Об этом я тоже упомяну.

Но уходить Мендельн пока не спешил. Внезапно он заозирался, оглядел заросли, точно ожидая, что из кустов прямо на них обоих прыгнет какой-нибудь зверь.

– Нет, я его вовсе не прячу, – заметил Ратма, и в голосе его – в кои-то веки – послышалось раздражение. – И вовсе не притворяюсь, а в самом деле не знаю, где сейчас твой друг Ахилий. Мы с Траг’Улом искали его, как могли, но охотник исчез без следа.

– Но ведь это ты поднял его из могилы!

– Я? Я только слегка повлиял на положение дел. Из мертвых Ахилия вернул ты, Мендельн. Способность вернуться ему сообщил твой дар и твоя связь с царством посмертия.

Предпочитая не начинать заново прежнего спора, Мендельн отвернулся и двинулся прочь. Ратма его не окликнул. Судя по обыкновениям наставника, Древний уже растворился в сумраке.

Общих подозрений касательно исчезновения Ахилия не высказал вслух ни один. Как-то раз, в прошлом, за обсуждением такой возможности, Мендельн едва окончательно не пал духом. Что проку изменять мир, если этому миру вскоре настанет конец?

Судьба охотника казалась брату Ульдиссиана слишком уж очевидной. Следов демонов вблизи от последнего известного местонахождения Ахилия Ратма не нашел. Полное отсутствие каких-либо следов могло означать лишь один поворот из двух. Во-первых, Ахилия мог изловить Инарий, дабы каким-то образом воспользоваться им против них, – и если это так, то дела плохи. Но, сколь это ни ужасно – особенно на взгляд Серентии, в сравнении со вторым вариантом развития событий первый выглядел куда предпочтительнее.

Что, если охотник похищен каким-то другим ангелом?

Чем это кончится, знали все. В Преисподней о Санктуарии знали уже не одну сотню лет. Демоны Санктуарий не тронули, так как рассчитывали использовать людей для преломления хода вековечной войны. Дабы взять под крыло сородичей Мендельна, повелители демонов, Великие Воплощения Зла, создали Церковь Трех. Не сочти Инарий, полагающий Санктуарий со всеми его обитателями своим, сей акт за личное оскорбление – может статься, род людской уже шел бы на битву с сонмами ангелов.

Но теперь, если о существовании Санктуария прознали на Небесах, владыки Небес наверняка развяжут войну за обладание им, или попросту уничтожат, чтоб демонам не достался. То, что при этом погибнут тысячи живых душ, ни одну из сторон не интересует.

«Ахилия необходимо найти, – решил Мендельн, достигнув границы лагеря. – Крайне необходимо, ради всех нас!»

Размышления младшего из Диомедовых сыновей оказались грубо прерваны незримой преградой, внезапно возникшей у него на пути. Потирая ушибленный нос, Мендельн увидел двух человек, появившихся перед ним, точно из ниоткуда – смуглолицего уроженца нижних земель в компании товарища, подобно всем асценийцам, рядом с местными жителями казавшегося бледным, как полотно. В этом втором Мендельн узнал одного из день ото дня убывающего числа партанцев, первых последователей Ульдиссиана. Теперь их осталось вряд ли более сотни, хотя прежде насчитывалось во много раз больше. Ранее прочих принявшим сторону брата, партанцам, к несчастью, пришлось столкнуться с множеством невероятных опасностей еще до того, как у них появился хоть какой-то шанс по-настоящему войти в силу.

– Ах! Прости нас, мастер Мендельн! – выпалил партанец. – Откуда же нам было знать, что это ты!

Второй эдирем боязливо закивал в знак согласия. Рожденные хоть среди джунглей нижних земель, хоть в лесах земель верхних, почти все Ульдиссиановы ученики относились к Мендельну с почтением и страхом. Страх им внушала стезя Мендельна, прямо касавшаяся смерти и мертвых, ну, а почтение… да, тут уж ему вполне хватало ума понять, что причиной тому – только родство с предводителем.

Как ни странно, с некоторых пор горстка соратников начала приходить к нему для обучения, но их интересом Мендельн не слишком-то обольщался. Все дело лишь в нездоровом любопытстве к некоторым сторонам его дара… по крайней мере, так он объяснял происходящее себе самому.

– Вам вовсе ни к чему извиняться, – сказал он караульным. – Я ведь ушел, никому не сказав ни слова. Вы поступили так, как вам было приказано.

Отворив перед Мендельном путь, караульные с явным облегчением проводили его взглядами, но он сделал вид, будто ничего не заметил.

Казалось, миновав караульных, младший из сыновей Диомеда вошел в некое новое царство: все вокруг разом исполнилось волшебства. Повсюду над необъятным лагерем сияли разноцветные сферы энергий, будто приготовленные к какому-то празднеству. Вот только нити ни одну из них, подобно ярмарочным воздушным шарам, не удерживали: сферы просто парили над головами создателей. Без костров тоже не обошлось, однако костры были разведены не ради освещения – скорее, для приготовления пищи.

Разноцветными шарами дело вовсе не ограничивалось. Чем дальше Мендельн углублялся в толпу, тем чаще взгляд его натыкался на самые разные проявления волшебства. Один из смуглолицых уроженцев нижних земель сотворил мерцающий ток магической силы, свивавшийся кольцами подобно змее. Другой эдирем, по соседству, силой мысли удерживал в воздухе множество мелких камешков, порхавших, словно в руках невидимого жонглера. Третья, белокурая партанка, сотворив из ничего копье, с безукоризненной точностью метнула оружие в отдаленное дерево. Вонзившись в ствол, копье задрожало и тут же рассеялось, а метательница немедля создала себе новое.

То были лишь несколькие из бессчетного множества примеров. Чары, творимые эдиремами, весьма и весьма отличались одни от других и сложностью, и мощью, но одна мысль о том, что творят их совсем неприметные с виду люди, выходцы из самых разных каст, мастера самых разных ремесел, освоившие нечто, прежде доступное лишь горстке избранных, внушала Мендельну неподдельный восторг… и в то же время нешуточное беспокойство. Простым людям вроде него надлежало всю жизнь добывать себе пропитание тяжелым крестьянским трудом. Становиться могущественными волшебниками им не полагалось.

Вот это его и тревожило – даже при виде некоего изобретательного парнишки, сотворившего для младших братишек с сестренками (да, в Ульдиссиановой «армии» хватало и ребятни) рой разноцветных бабочек, разлетевшихся во все стороны. На поверку множество следующих за братом отличались потрясающим невежеством относительно собственных возможностей. В лучшем случае, дар свой они полагали чем-то вроде орудия труда, сродни той же мотыге, никак не способным ни обернуться против них же самих, ни жестоко изувечить товарища.

«Но, может статься, я к ним слишком строг, – рассудил Мендельн. – Они ведь уже не раз бились за то, во что верят, вынужденные истреблять врагов, желающих сделать из них рабов, послушных марионеток».

И все же недобрые предчувствия не унимались. Несмотря ни на что, Мендельн полагал магию предметом, подлежащим вдумчивому изучению и сугубой осторожности, осмотрительности в обращении. На его взгляд, до пользования магией, прежде всего, следовало дорасти, проникнуться уважением к таящимся в ней опасностям.

3
{"b":"739097","o":1}