Судя по тону, это была насмешка, но мне было без разницы. Если Ариса и краснела от намёков на то, что она может ради милости королевы лазить по пояс в воде, то я реагировать на шпильки не собиралась.

– Как прикажете, ваше величество!

– Ваша дочь похорошела за время болезни, – раздался густой бас короля.

Государь встал во весь свой могучий рост и спустился к нам, осторожно взяв меня за подбородок.

Король был исполином среди карликов, он напоминал мне столетний дуб, настолько крепко вросший в землю, что никакие ветра и бури ему уже не страшны.

А также я поняла, почему по нему сохли фрейлины королевы: широкий прямой нос, чувственные губы, мужественный квадратный подбородок украшали правильные черты лица его величества.

Всё портили только глаза – узкие, цвета янтаря. Хотя, бесспорно, в глубине их светился ум. Но и злость, смешанная с привычкой подозревать всех и вся.

– Может, она и не болела вовсе, а, лорд Фрэнсис? – насмешливо спросил король, и мой родитель принялся рассыпаться в извинениях.

Мол, конечно, хворала, но он так лечил, живота не жалея единственное драгоценное дитя, наследие дрожащей покойной супруги, что почти все деньги пустил на новомодные артефакты, возвращающие печальным девам вкус к жизни.

– Ну и не зря их потратили, милорд! Ваша дочь теперь станет завидной невестой. С таким-то взглядом. Ох, как огонь пылает! – усмехнулся король, опустил глаза в моё декольте, а потом не спеша вернулся на место.

Королева протянула ему руку, чтобы погладить короля по прямым коротким волосам насыщенного каштанового цвета, но он поймал её ладонь на полпути и нежно поцеловал узкие пальцы.

В это время я почувствовала взгляд принца. Вот уж кто смотрел только на меня! Будто инквизитор-фанатик на ведьму, уже привязанную к кострищу, и тут некстати разразился ливень.

Отец дёрнул меня за рукав, показывая, чтобы я отошла в сторону. Время, отпущенное нам, истекло, теперь королевская чета приветствовала прочих милордов с отпрысками, появившихся при дворе.

А напоследок, когда я уже подумала, что сейчас упаду в обморок от того, как тесно сдавливает меня платье, герольд снова объявил короля и королеву, давая понять, что церемония подошла к концу. И тут всех ожидал сюрприз:

– Милорды, миледи! – пробасил король, не обращая внимания на знаки, что делала ему жена. – Настало время объявить о радостном событии. Боги милостивы к нашему королевству и обещали к исходу зимы подарить нам наследника. Королева в тяжести, чему я безмерно рад. И в честь этого благодатного события будет дан пышный бал с представлением. Вам всем пришлют приглашения.

– Слава королю Джэру и королеве Мориа! Да будет благословен ваш род! – понеслось со всех сторон. Стражники застучали эфесами мечей в щиты, всюду раздавались верноподданнические вопли, а король под руку со смущённо-улыбающейся королевой прошествовали к выходу.

– Кланяйся ниже и кричи громче! – толкнул меня родитель, и я вынуждена была подчиниться, хотя сгибаться в столь неудобном платье была та ещё пытка.

Монархи вышли, и крики сразу стихли, потому что следом быстрым шагом и с самым угрюмым выражением лица по ковровой дорожке шёл принц. Он держался прямо с гордо поднятой головой и делал вид, что ничего страшного не случилось, но все, включая даже меня, понимали, что это хорошая мина при плохой игре.

Проходя мимо меня, он притормозил, я уже было дёрнулась, чтобы сделать шаг вперёд и дать знать, что я тут совсем ни при чём. И на чердаке несла всякую чушь, но лорд Фрэнсис схватил меня за руку и поклонился принцу:

– Ваше высочество! Рад видеть вас в добром здравии!

Принц презрительно фыркнул, снова посмотрел на меня так, что, если бы его взгляд мог убивать, я бы уже лежала бездыханным трупом у его ног, и быстро прошёл к выходу.

Тем же вечером, уже переодевшись в облегчённое традиционное платье знатной дамы той эпохи, я должна была прислуживать её величеству во время вечернего омовения.

Для этого фрейлинам полагалось облачиться в белоснежные лёгкие платья-рубашки до пола, поверх которых надевалось халат с длинными и широкими рукавами, скреплённое широким поясом, украшенным драгоценными камнями. В моём случае, это были рубины. Крупные, алые, как сама кровь.

Я вполне освоилась в теле Арисы. Иногда мне начинало казаться, что я всегда была ею, а то время, что носила имя Елизаветы, только привиделось. Являлось лишь тяжёлым, правдивым и спутанным сном, как детские кошмары.

Память ушедшей девушки помогала освоиться не хуже Википедии.

Я могла говорить на здешнем наречии, читать и писать, была знакома с обычаями. Но вот беда, Ариса недолго пробыла при королевском дворе и не до конца усвоила те правила, что не писались ни в одном пособии, но соблюдались негласно.

Конечно, слуги мне в этом не помощники. Одна приехала со мной из замка лорда Фрэнсиса, две другие сами были только наняты в замок Трёх Роз. Но на безрыбье, как говорится, и рак – рыба.

– Я так волнуюсь, Кэти, – начала я разговор с горничной, когда та причёсывала меня на вечерние посиделки у королевы. – Всё-таки такое событие. Её величество сама позвала меня присутствовать при её омовении.

– Не беспокойтесь, ваша милость. – Руки Кэти были мягкими и нежными, она умела сооружать на голове красивые волны, не причиняя боли. – Анабель уже с час как отправилась на пруд, поросший тиной, где и растут розовые лотосы. Она с Пузырём вмиг обернётся. Как хорошо, что вы позволили ей его взять, сестра прям ожила, а то ходила бледная, как тень!

– Ему тоже не повредит поплескаться в воде. Это же выдра, а не сухопутное.

– Как красиво, ваша милость, вы говорите! Анабель рассказала, что так только в книжках пишут, ну да ей виднее!

– Почему вы с сестрой решили пойти в горничные? Вы ведь из купеческой семьи, говоришь, деньги есть. Так почему, ответь?

Я спрашивала не ради пустого интереса. Во-первых, чем больше я знаю и понимаю обычаи и законы, тем легче здесь освоиться, во-вторых, мне надо завоёвывать преданность слуг. Никто не знает, какие враги ждут за поворотом. Вон, один уже нарисовался!

Принц Леннард прислал мне письмо сразу после окончания аудиенции у их величеств. Не письмо, так записку в пару слов, исполненную ровным каллиграфическим почерком:

«Берегитесь, ваша милость! Не следует думать, что те, кто сейчас толкают вас на предательство, не пожертвуют пешкой ради большой игры. Отныне и впредь забудьте о моей дружбе и не рассчитывайте на милость того, против кого выступаете».

Всё понятно. Надутый, обиженный муж решил, что я предала его и приняла сторону короля. И дёрнул меня чёрт сказать о возможной беременности королевы накануне того, как о ней объявили во всеуслышание!

Вот и оставалось теперь вербовать сторонников. Слуги неприметны, их особо не считают за угрозу, поэтому в присутствии горничных могут сболтнуть то, что никогда не сказали бы в другом обществе.

– Ну, сами понимаете, деньги, они кружат голову, – тем временем объясняла Кэти. Её пальцы чуть подрагивали. – Родичи решили отдать нас обеих в храм Единой Богини. Сами знаете, что это означает. Девы, отказавшиеся от всего мирского, навсегда закрываю лицо, оставляя миру только молчаливые глаза. А деньги храм делит между собой и теми, кто надоумил деву на такое. Вот родственники и решили.

– Но разве можно упечь девушку в храм насильно? – спросила я, чувствуя, что наткнулась на что-то важное.

– Нет, упаси боги! Но уговорить пребывающую в горе несложно. Анабель так сразу согласилась. Если бы не я, мы бы сейчас уже дали обеты.

– А храм Единой Богини играет какую-нибудь значимую роль в политике? Ну, то есть влияет ли на что-то? Например, даёт советы королю?

– А как же! Их курирует Святая инквизиция, а уж они во все дырки без масла залезут, простите за грубость, ваша милость. Я уж так, по-простому.

Вон оно что! Теперь мотивы принца мне всё яснее.