Во второй половине дня пациент заявил, что не желает более сидеть взаперти, а хочет куда-нибудь сходить. "В пивную хочу, не могу без пива", - произнесла сущность Чиагана, но через несколько мгновений другой голос сказал: "Ну, если у вас тут дома посмотреть нечего, то сводите меня на какое-нибудь представление". Надо признать, его просьба вполне законна, и, хотя мы и пытались поначалу его отговаривать, но все же согласились. Я в очередной раз замерил его рост, шею, плечи и талию, после чего отправился в магазин и купил ему костюм и накидку, скрывающую еще не выросшие крылья.
20.11. Сегодня мы сходили в цирк. Иван с восторгом смотрел на клоунов, акробатов и фокусников, а на обратном пути рассказывал о подобных представлениях в предыдущем мире. А потом вышел конфуз. Уже недалеко от дома он увидел переходящего дорогу бродячего оллина и погнался за ним со злобным рыком. Я догнал его на другой стороне улицы, когда оллин уже благополучно скрылся в подвале, но своим поведением мы привлекли внимание революционного патруля, который спикировал на нас и потребовал документы. Отсутствие паспорта у нашего подопечного, его поведение, сбивчивая речь и недоразвитые крылья вызвали подозрения. Нас доставили в участок, где профессору пришлось рассказать всю правду. Сначала нам не верили и даже хотели арестовать по подозрению в шпионаже и продержали в камере до вечера, пока по просьбе профессора лично не пришел заместитель начальника краевого отдела Управления прогрессивной науки Мардон Лапирал - давний приятель и пациент профессора. Чиновник пришел в восторг от рассказа о нашем опыте, хотя и пожурил профессора за то, что мы сразу не поставили Управление в известность о его результатах. В итоге участковый комендант извинился перед нами и выдал нашему подопечному временный документ на имя Сибука Шарлона (мы выбрали его совместно с учетом пожелания подопечного, вспомнившего, как его звал прежний хозяин, а "Сибук" звучит хоть и несколько необычно, но менее странно, чем "Иван").
21.11. Я проснулся на рассвете от ужаса и странных звуков. У меня было такое чувство, что мою голову стягивают тугим обручем и наполняют чуждыми мыслями и идеями. "Подчинись высшему существу, носителю вечного истинного знания, и стань частичкой нового единого мира", звал безмолвный голос, идущий как бы и снаружи, и изнутри. С улицы доносилось хлопанье крыльев и возбужденные возгласы. Я выглянул сквозь щель ставней и увидел множество лириан, кружащихся вокруг дома и бросающих на него странные взгляды, в которых сочетались бессмысленная пустота и какая-то фанатичная преданность. Снизу доносился протяжный вой сотен ринтов. Бросившись в гостиную, я увидел там нашего подопечного, неподвижно сидящего в любимом кресле профессора в странной позе с обращенным куда-то в бесконечность отрешенным и вместе с тем горящим взором, полным какой-то темной и безумной решимости.
- Шарлон! Иван! Что с тобой? Что случилось? - спросил я, обращаясь сразу к обеим сущностям подопечного, но получил ответ от совсем другого существа.
- Я Нин-Цзао-Ван, повелитель великой империи высшей духовной истины, пришел наставить вас на путь божественного света! Подчинитесь воле высшего разума, преклоните колени и впустите в себя великую идею всеобщего единения душ, - произнес он низким вибрирующим голосом, буравя меня немигающими глазами, излучающими красноватое свечение.
Я хотел что-то возразить и даже успел подумать "Как это похоже на некоторые из наших революционных лозунгов", прежде чем мои ноги подогнулись помимо моей воли, и я опустился на колени, не в силах издать ни звука, а мое сознание словно подернулось серовато-красной пеленой и стало заполняться каким-то новым содержимым, растворяющим личность и зовущим идти к каким-то неведомым высотам и глубинам по воле высшего голоса.
Я вышел из ступора дикого рева и звуков борьбы. Профессор, по-видимому только что вышедший из своей спальни прямо в пижаме, схватил пациента за горло, а тот, рыча и вырываясь, отчаянно отбивался, нанося Пре'о'Браагу удары в живот и голову. Наконец он вырвался, оттолкнул профессора и схватил тяжелую вазу, намереваясь использовать ее как оружие и окидывая нас бешеным красным взглядом.
Дальнейшее мое поведение подчинялось скорее инстинктам, чем разуму. Я отчетливо ощущал, что если мы не покончим с этим немедленно, то навсегда останемся рабами страшной силы, выпущенной на волю нашим экспериментом. Собрав остатки воли, я бросился на него с рычанием, заглушающим его собственный рев. К счастью, физически он еще не слишком окреп и не достиг среднего роста. Я повалил его на пол, и мои пальцы судорожно сомкнулись на его горле. Он извивался, лягался и хрипел. Мне ничего не стоило свернуть ему шею, но профессор остановил меня. То, что он сделал дальше, кажется безумием, но... вопреки всем законам медицины обратная операция прошла успешно. Сейчас он спит, а в наши двери ломится толпа полубезумных фанатиков, с трудом сдерживаемая милицией. Впрочем, она быстро рассасывается, по-видимому, не столько из-за вмешательства стражи, сколько из-за прекращения воздействия выпущенных нами на свободу сил ада (или древних псиоников, что, наверное, почти одно и то же).
Шарлон перевернул еще две страницы, исписанные неразборчивым почерком. В конце среди малопонятных каракулей с трудом удавалось прочитать слова "донос... представители ревкома... контрреволюционными опытами и агитацией... мы ответили, что он разговаривал, еще не означало... наука еще не умеет... превращается обратно... все равно арестовали профессора и его покровителя Лапирала... что бы все-таки могло случиться с миром, если... это существо и этот дневник очень опасны, и их следовало... я все-таки лириан разумный, а не древнее чудовище или революционный фанатик... взять к себе... наблюдать... и дневник мне слишком дорог... спрячу...".
Он положил тетрадь обратно под половицу под массивным шкафом, крадучись вышел из чулана и, повиснув на ручке двери, плавно закрыл ее за собой. Потом он запрыгнул на окно и стал наблюдать за возвращающейся с прогулки Вилиманой.
"И все-таки как мне повезло. И выжил, и в подворотне не остался, и разум обрел. Правда, не знаю пока, что мне с этим разумом делать - хозяевам признаваться страшно, после того случая они могут неправильно понять, поэтому лучше пока в тайне хранить. Да и зачем разум напоказ выставлять? Вот хозяева гордятся этим, а у самих столько забот - только и говорят о том, что кого-то грабят и убивают, и как бы самим выжить и себе пропитание добыть. А меня и кормят хорошо, и ласкают, и даже на прогулке с подругой Слиной можно пообщаться. Ведь я у нее тоже понемножку разум пробуждаю, и теперь мы на расстоянии друг друга чувствуем. Слина, ты слышишь меня? Мой хозяин скоро домой вернется и как поест, я сразу гулять попрошусь, а тебе знак подам, так что ты тоже своего расшевели, чтобы в парке встретиться... Так что и вправду повезло мне... А вот если у всех ринтов сознание проснется, а лирианы будут к нам плохо относиться, то тогда... когда-нибудь...", - размышлял Шарлон, глядя на появившуюся из-за облаков луну, слегка подвывая и виляя хвостом.
