Третью операцию против Автобуса назначили на одиннадцать. За полчаса до (грузовик уже подъехал) Скворец позвонил из телефона-автомата возле рынка и сообщил, что в Автобусе, кажется, бомба.
Знали бы вы, как приятно срывать чужие планы! Неделей раньше неугомонный Шаге, блуждая в эфире, наткнулся на всякие служебные частоты. Очень скоро все приёмники во дворе были перепаяны и умели ловить в том числе и секретный диапазон - так что слышать переговоры противника мог теперь любой желающий. Минут сорок внимали мы роскошной перепалке между всеми заинтересованными лицами, сошедшимися, в конце концов, на варианте "Л": подцепить автобус с вертолёта, бережно переместить на полигон и там взорвать. Телевиденью быть непременно: эффектные кадры лучше любых слов покажут заботу муниципалитета о безопасности горожан.
Пятый въедливо осведомился, что будет, если в полёте у автобуса днище отвалится.
- Значит, кадры будут ещё эффектней,- прогудел Центр. Все засмеялись - и утвердили.
Спустя час по двору запрыгали тени от стрекочущих лопастей вертолёта. Модель можно было угадать по фюзеляжу, похожему на морду задумчивого бульдога: несомненно "Коршун Д-9", списанный в пожарные вертолёты. В хорошую погоду он мог поднять лёгкий танк, а предельная высота была такая, что наши пятиэтажки были для него вроде кротовых кочек. Серьёзный подход, ничего не скажешь - даже тросы подобрали первоклассные и приличной длины, на тот случай, если всё-таки рванёт.
Какой-то человек (похоже, сапёр) заглянул в боковое стекло, потом под днище и махнул рукой - подходите, можно. Появились солдаты и стали цеплять тросы под крышу. Обстановка была вполне безопасная - двор попрятался по квартирам и следил в прикрытые окна, отключив радиоперехват и ничем себя не выдавая. Закончилось противостояние людей, пошла техника.
Что случилось дальше, у нас знают все. Там, в Комиссариате и Ратуше, не знает никто, а у нас - все. Как так может быть? Бывает.
Пилот проверил высотомер, скорость ветра и уже взялся за рычаг, чтобы отправить вертолёт вверх - но тут что-то зашуршало в рации, и в тот же самый миг (он не видел) по кабине Автобуса посыпались искры.
- Сбросьте горючее! - заревело в ушах,- Немедленно сбросьте горючее!
Чей это был голос - пилот так и не понял. Нет, не командир, и не кто-то из своих и даже не шпион с передатчиком. Голос был в принципе незнакомый, совершенно нечеловеческий - и из тех, которым невозможно не подчиниться. Пилот даже не успел подумать, что делает - просто отпустил штурвал, распахнул одной рукой дверь и вытолкнул канистру, словно это была какая-то нелепая гуманитарная помощь.
(На записи переговоров, кстати, не нашли ни одного слова - весь разговор съели белый шум, помехи и малопонятные повреждения).
Сперва Автобус полыхнул - роскошным огненным шаром, словно в кино - и только потом взорвался, загрохотал, окатывая двор щедрой волной. Вальсировало бельё, дрожали стёкла, шипела, осыпаясь штукатурка, а в квартирах плясали стаканы, качались картины и падали на пол гитары. Дёрнулся вертолёт, чудом удержавший равновесие, посыпались на землю те, кто цеплял - по-военному, поджимая ноги и закрывая головы.
Когда пыль улеглась, они бросились прочь, молча и не оглядываясь. Вертолёт исчез следом, как-то очень тихо, словно в воздухе растаял, и двор снова остался один, вместе с почерневшим Автобусом.
Через два дня приехала комиссия - похоже, от партии мира. Изучила, потрогала и установила, что стёкол нет, начинка выпотрошена, тридцать семь процентов сидений ни на что не пригодны, снаружи всё обуглено, а значит, автобус теперь совершенно безвреден и безопасен, потому что - сгорел!!
V
На следующий день после публикации вердикта в Автобусе был праздник. Запах гари уже пропал, бельевые верёвки вернулись на прежние места, и даже расплавленные обломки диковинного приборчика на карданном вале казались ничуть не новее его. Были все герои - и Лауча, и Шайба, и Скворец с Шаге, были и просто жители, все три месяца болевшие за автобус и не отрываясь наблюдавшие за его эпопеей. Оказалось, что Автобус вмещает всех желающих, разве что сидений не хватало и многим пришлось праздновать стоя. А потом праздник закончился, бутылки из-под выпитого пива сдали в приёмный пункт, и Автобус зажил своей обычной автобусной жизнью.
Живёт он ею и по сей день. Как и прежде в нём прохладно и сухо, возле проржавевших осей разрастается трава, а под крышей, в уголках, гнездятся ласточки. На разодранных сидениях можно сидеть, лежать, смотреть в погнутое окно, а если положить ногу на ногу и сверху тетрадку - даже писать.
О чём? Да о чём угодно. Ну, например, про автобус.
