Цветаева Марина
Избранные стихотворения из книги ‘Версты’
Марина Цветаева
Избранные стихотворения из книги “Версты” (1916) ВЕРСТЫ
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
Птицы райские поют,
В рай войти нам не дают..
*
Посадила яблоньку:
Малым — забавоньку,
Старому — младость,
Садовнику — радость.
Приманила в горницу
Белую горлицу:
Вору — досада,
Хозяйке — услада.
Породила доченьку -
Синие оченьки,
Горлинку — голосом,
Солнышко — волосом.
На горе девицам,
На горе молодцам.
23 января 1916
*
К озеру вышла. Крут берег.
Сизые воды в снег сбиты, На голос воют. Рвут пасти -
Что звери.
Кинула перстень. Бог с перстнем!
Не по руке мне, знать, кован!
В серебро пены кань, злато, Кань с песней.
Ярой дугою — как брызнет!
Встречной дугою — млад-лебедь
Как всполохнется, как взмоет
В день сизый!
6 февраля 1916
*
Ты запрокидываешь голову
Затем, что ты гордец и враль.
Какого спутника веселого
Привел мне нынешний февраль!
Преследуемы оборванцами
И медленно пуская дым,
Торжественными чужестранцами
Проходим городом родным.
Чьи руки бережные нежили
Твои ресницы, красота,
И по каким терновалежиям
Лавровая тебя верста… -
Не спрашиваю. Дух мой алчущий
Переборол уже мечту.
В тебе божественного мальчика, -
Десятилетнего я чту.
Помедлим у реки, полощущей
Цветные бусы фонарей.
Я доведу тебя до площади, Видавшей отроков-царей…
Мальчишескую боль высвистывай, И сердце зажимай в горсти…
Мой хладнокровный, мой неистовый
Вольноотпущенник — прости!
18 февраля 1916
*
Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих.
Всходили и гасли звезды, Откуда такая нежность? -
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
Еще не такие гимны
Я слушала ночью темной,
Венчаемая — о нежность! -
На самой груди певца.
Откуда такая нежность,
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами — нет длинней?
18 февраля 1916
*
Голуби реют серебряные, растерянные, вечерние…
Материнское мое благословение
Над тобой, мой жалобный
Вороненок.
Иссиня-черное, исчерна
Синее твое оперение.
Жесткая, жадная, жаркая
Масть.
Было еще двое
Той же масти — черной молнией сгасли! -
Лермонтов, Бонапарт.
Выпустила я тебя в небо, Лети себе, лети, болезный!
Смиренные, благословенные
Голуби реют серебряные,
Серебряные над тобой.
12 марта 1916
*
Не ветром ветреным — до — осени
Снята гроздь.
Ах, виноградарем — до — осени
Пришел гость.
Небесным странником — мне — страннице
Предстал — ты
И речи странные — мне — страннице
Шептал — ты.
По голубым и голубым лестницам
Повел в высь.
Под голубым и голубым месяцем
Уста — жглись.
В каком источнике — их — вымою, Скажи, жрец!
И тяжкой верности с головы моей
Сними венец!
16 марта 1916
*
Гибель от женщины. Вот знак
На ладони твоей, юноша.
Долу глаза! Молись! Берегись! Враг
Бродит в полуночи.
Не спасет ни песен
Небесный дар, ни надменнейший вырез губ.
Тем ты и люб,
Что небесен.
Ах, запрокинута твоя голова, Полузакрыты глаза — что? — пряча.
Ах, запрокинется твоя голова -
Иначе.
Голыми руками возьмут — ретив! упрям! -
Криком твоим всю ночь будет край звонок!
Растреплют крылья твои по всем четырем ветрам, Серафим! — Орленок! -
17 марта 1916
*
Устилают — мои — сени
Пролетающих голубей — тени.
Сколько было усыновлений!
Умилений!
Выхожу на крыльцо: веет, Подымаю лицо: греет.
Но душа уже — не — млеет, Не жалеет.
На ступеньке стою — верхней, Развеваются надо мной — ветки.
Скоро купол на той церкви
Померкнет.
Облаками плывет Пасха,
Колоколами плывет Пасха…
В первый раз человек распят -
На Пасху.
22 марта 1916
*
В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, -
Благовещенье, праздник мой!
В день Благовещенья
Подтверждаю торжественно: Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!
— Летите, куда глаза глядят
В Благовещенье, праздник мой!
В день Благовещенья
Улыбаясь до вечера,
Распростившись с гостями пернатыми.
— Ничего для себя не надо мне
В Благовещенье, праздник мой!
23 марта 1916
*
Канун Благовещенья.
Собор Благовещенский
Прекрасно светится.
Над главным куполом,
Под самым месяцем,
Звезда — и вспомнился
Константинополь.
На серой паперти
Старухи выстроились
И просят милостыню
Голосами гнусными.
Большими бусами
Горят фонарики
Вкруг Божьей Матери.
Черной бессонницей
Сияют лики святых,
В черном куполе
Оконницы ледяные.
Золотым кустом,
Родословным древом
Никнет паникадило.
— Благословен плод чрева
Твоего, Дева
Милая!
Пошла странствовать
По рукам — свеча.
Пошло странствовать
По устам слово:
— Богородице.
Светла, горяча
Зажжена свеча.
К Солнцу-Матери,
Затерянная в тени,
Воззываю и я, радуясь:
Матерь — матери
Сохрани
Дочку голубоглазую!
В светлой мудрости
Просвети, направь
По утерянному пути -
Блага.
Дай здоровья ей,
К изголовью ей
Отлетевшего от меня
Приставь — Ангела.
От словесной храни— пышности, Чтоб не вышла как я — хищницей, Чернокнижницей.
Служба кончилась.
Небо безоблачно.
Крестится истово
Народ и расходится.
Кто — по домам,
А кому — некуда,
Те — Бог весть куда,
Все — Бог весть куда!
Серых несколько
Бабок древних
В дверях замешкались, -
Докрещиваются
На самоцветные
На фонарики.
Я же весело,
Как волны валкие
Народ расталкиваю.
Бегу к Москва-реке
Смотреть, как лед идет.
24 - 25 марта 1916
*
Четвертый год.
Глаза, как лед,
Брови уже роковые,
Сегодня впервые
С кремлевских высот
Наблюдаешь ты
Ледоход.
Льдины, льдины
И купола.
Звон золотой,
Серебряный звон.
Руки скрещены,
Рот нем.
Брови сдвинув-Наполеон! -
Ты созерцаешь — Кремль.
— Мама, куда — лед идет?
— Вперед, лебеденок.
Мимо дворцов, церквей, ворот -
Вперед, лебеденок!
Синий Взор — озабочен:
— Ты меня любишь, Марина?
— Очень.
— Навсегда?
— Да.
Скоро — закат,
Скоро — назад:
Тебе — в детскую, мне -
Письма читать дерзкие,
Кусать рот.
А лед
Все
Идет.
24 марта 1916
*
Димитрий! Марина! В мире
Согласнее нету ваших
Единой волною вскинутых, Единой волною смытых
Судеб! Имен!
Над темной твоею люлькой, Димитрий, над люлькой пышной
Твоею, Марина Мнишек,
Стояла одна и та же
Двусмысленная звезда.
Она же над вашим ложем,
Она же над вашим троном
— Как вкопанная — стояла
Без малого — целый год.
Взаправду ли знак родимый
На темной твоей ланите,
Димитрий, — все та же черная
Горошинка, что у отрока
У родного, у царевича
На смуглой и круглой щечке
Смеясь целовала мать?
Воистину ли, взаправду ли -
Нам сызмала деды сказывали, Что грешных судить — не нам?
На нежной и длинной шее
