Роджер вытащил из кармана пластиковый пакет.

– Кен забрал это и отдал мне.

Хэл перевернул пакет и посмотрел на квитанцию внутри.

– Квитанция за бензин. Терри Стайн заправилась на Васко-роуд в Ливерморе в девять пятьдесят.

Он достал телефон, чтобы определить расстояние от Ливермора до квартиры Стайн.

– Я уже проверил по «Гугл»-картам, – сказал Роджер.

– И?..

– Оплата была сделана за час двадцать пять минут до того, как нам позвонили, – сказал Роджер. – Оттуда ехать не меньше часа, примерно час десять минут.

Хэл положил телефон обратно в карман.

– Железное алиби. Она не успела бы приехать сюда, убить сестру, убрать квартиру, разложить труп, уйти, вернуться, попросить соседку впустить ее и позвонить нам. Плюс… – Он вспомнил фото, которым поделился Кен Мэйси: миниатюрная женщина, свернувшаяся клубком на диване.

– Твое чутье говорит «нет», – сказал Роджер.

– Что-то типа того.

– Мое тоже.

Они оба доверяли своим инстинктам. Сестра не была убийцей.

Хэл покопался в памяти в поисках всех, кто так или иначе выделялся из толпы. Убийца обставил место преступления как театральную сцену, а значит, мог затаиться где-то поблизости, чтобы понаблюдать за реакцией. Наоми фотографировала людей на улице, но большинство из них были одеты в пижамы и собирались небольшими группами. Скорее всего, соседи. Никто не выглядел человеком со стороны.

– Есть другие зацепки? – уточнил Роджер.

Передавая тому квитанцию, Хэл посмотрел на тех, кто стоял ближе всего к месту происшествия. В их числе была и Кэрол Флетчер.

Однако платье жертвы, букет, кулон, перенесенное на постель тело – все это давало понять, что в убийстве присутствует сексуальный элемент и что это явно не тот случай, когда две соседки ссорятся из-за очередности поливки растения, разделявшего их входные двери.

– Хочу проверить здешних консьержей. Один из них новый, парень по имени Лайам. Затем мы попробуем поговорить с коллегами Стайн. Ничего другого пока предложить не могу.

А еще он должен был найти бывшего мужа Шварцман. У Хэла с трудом укладывалось в голове, что какой-то мужчина способен отыскать женщину, похожую на его бывшую жену, убить ее и устроить подобие перформанса с цветами и кулоном на шее. Если он хотел до смерти напугать Анну, то почему не ворвался к ней в дом? Или не напал на кого-то, кого она знала лично? Ведь между Викторией Стайн и Аннабель Шварцман на первый взгляд не было никакой связи, кроме внешнего сходства и того, что они обе родом из соседних городков, расположенных на другом конце страны.

Желтые цветы и кулон.

Недостаточно.

Цветы? Два букета вряд ли можно считать убедительной уликой.

Кулоны? Довольно легко допустить, что существуют два одинаковых экземпляра. Да, Анна думала, что отец заказал этот кулон в качестве подарка для ее матери. Милая, романтическая история, но необязательно правдивая.

И все же кулон не шел у него из головы. Дизайн был уникальным, а обе вещицы – идентичными. Хэл отказывался поверить в то, что эти кулоны – обычное совпадение.

Роджер загрузил инструменты в чемоданчик.

– Я получил кулон от Хейли. Свяжусь с вами, как только раздобуду какую-нибудь информацию.

– Давай проверим их как можно скорее, – попросил Хэл. – Хотелось бы знать, где они были сделаны.

Прежде всего он хотел исключить возможность того, что кулоны – дело рук одного и того же человека; ведь если это так, то след должен привести к бывшему муженьку Шварцман, а Хэлу чертовски хотелось надеяться, что это не так. Ведь в противном случае это означало бы, что она была замужем за настоящим чудовищем.

– Да, – согласился Роджер. – Я расставил приоритеты.

Хэл похлопал его по спине.

– Спасибо, Роджер. Поспи, чувак.

– Ты тоже.

– Ага, попробую. – Хэл не был уверен, что у него вообще получится сомкнуть глаза. Шварцман заставила его поволноваться. Если ее бывший решил поиграть, зачем делать правду такой очевидной?

Но и это еще не все. Хэл ощущал знакомый дискомфорт в зубах – болезненное ощущение, проникавшее в каналы коренных зубов, когда он ел слишком много сахара или пытался отрицать факты в ходе расследования.

Неужели для этого парня убийство – не более чем просто игра? И если он играл в какую-то извращенную игру, то что будет дальше?

Сан-Франциско, Калифорния

Шварцман поежилась в теплой квартире и потуже затянула пояс на толстом шерстяном свитере. Термостат на стене показывал семьдесят градусов6. Всее еще семьдесят. Она проверила это трижды, но ей по-прежнему казалось, что на самом деле температура в комнате гораздо меньше.

На кухне она вылила остывший чай в раковину и налила новую кружку из закипевшего чайника. Прижала кончики пальцев к фарфору и терпела до тех пор, пока им не стало больно.

Почему она решила сделать это здесь? Можно было бы поехать в участок и рассказать все там. Но теперь Хейли и Хэл уже на пути к ней домой. Чтобы ей лишний раз не дергаться, учитывая ее положение.

В ее квартире.

Коробка стояла на журнальном столике. Коробка из-под кроссовок «Найк», оранжевая, замусоленная, выцветшая.

Все доказательства, какие только у нее были.

Она вздрогнула от трели звонка.

– Доктор Шварцман, это Алан, ваш консьерж. К вам пришли инспекторы Харрис и Уайатт.

К ней пожаловала полиция. Что подумает консьерж? Какие слухи теперь поползут о ней?

Впрочем, какое ей дело? Вокруг были чужие люди, целое здание чужих людей.

– Спасибо, Алан. Пропустите их, пожалуйста.

Ожидая Хэла и Хейли, Шварцман подошла к антикварному буфету в гостиной, где рядом с двумя хрустальными бокалами, еще отцовскими, стояла бутылка бурбона «Эван Уильямс», и попыталась представить отца рядом с собой. Боже, как же ей хотелось, чтобы он сейчас был рядом!

Шварцман как раз отпила чай из кружки, когда прозвенел дверной звонок.

Она открыла дверь и застыла, чувствуя себя неловко. Во-первых, они никогда не были у нее дома, а во‐вторых, это не светский визит.

Стрелки часов показывали полночь. Анна машинально отметила, что поздний час сказался на них не меньше, чем на ней самой.

Темные кудри Хейли сзади были собраны в импровизированный пучок, пряди свободно падали на лицо. Косметики на ней не было, но щеки оставались румяными, как будто она недавно терла их скрабом, а под глазами залегли темные тени. На лице Хэла уже выросла щетина – кстати, с проседью. Шварцман провела их в гостиную, села на подлокотник дивана, подобрала ноги и натянула на колени свитер. Предложила было заварить чай, но они оба вежливо отказались.

– Извини, что пришли так поздно, – сказала Хейли.

Неужели они встретились заранее? И поэтому им понадобилось дополнительное время? Она попыталась прочесть выражения их лиц, но они не смотрели друг на друга. Они смотрели нее. Шварцман покачала головой.

– Все хорошо. Я не спала.

– С тобой все в порядке? – спросил Хэл и, упираясь локтями в колени, подался вперед в кресле. Даже огромное кресло по сравнению с его ростом казалось карликовым.

В планы Анны не входило обмениваться любезностями. Она хотела знать, что им известно, хотела поделиться с ними этим случаем, как с коллегами. Она нервничала, ерзала, теребила подол своего свитера. Ей хотелось задавать вопросы.

– Шварцман!

– Как и ожидалось, – сказала она. Избитая отговорка. Их у нее немалый запас. Но нет. У нее не все в порядке. Даже близко нет.

– Давайте покончим с этим.

– Что ты можешь рассказать о нем? – спросила Хейли.

Анна поставила чашку с чаем на стол. В предстоящем разговоре не было утешения. Когда дело касалось Спенсера, никакого утешения не было вообще.

– Ты одна из нас, Шварцман, – напомнил Хэл.

Ей очень хотелось верить, что на этот раз все будет иначе. То, что она одна из них, многое меняло.