Он довольно резко поднялся, взяв в руки шляпу.

– Что ж, мне пора. Мисс Льюис, Сэмюэль… то есть офицер Гровер…

Он направился к выходу, и Аделина бросилась вслед за ним.

– Простите, подождите, мы же не договорили! – она схватила его за рукав, пытаясь задержать.

Он взглянул на протянутую руку и впервые заметил обручальное кольцо с маленьким гранатом на ее пальце.

– Я правда не знал, – поспешно сказал он. – Мне следовало бы вас поздравить. Пожалуйста, передайте наилучшие пожелания Сэмюэлю.

– Доктор Грей, все в порядке? Я обещаю подумать над вашими словами – пожалуй, я действительно перестаралась. Как говорится, власть опьяняет.

Она улыбалась ему – искренне, радостно. Он в первый раз видел ее такой счастливой.

– Вы уже определились с датой? – он мял шляпу в руках.

– Нам спешить некуда.

– Вы еще так молоды.

– Не настолько, чтобы Сэмюэля не отправили служить короне и отечеству. И все же, вы правы, постоянно напоминая мне о том, как мы юны. Ну и пусть – ради этого стоит жить.

Улыбка не сходила с ее лица.

– Уверен, у вас все получится. А мне пора.

Надев шляпу, он вышел на дорогу, ведущую в город.

Как он и предполагал, разговор с Аделиной Льюис не внес никакой ясности в его мысли.

Лондон, Англия.

Сентябрь 1945

В большой зале на нижнем уровне «Сотбис» яблоку негде было упасть – все бамбуковые стулья с прихотливой вышивкой на подушках были заняты, и из остальных комнат пришлось принести еще больше. В панельных зеркалах на стенах отражалось множество спин тех, кому так и не нашлось свободного места, и воздух был словно наэлектризован от напряжения, овладевшего всеми, едва директор аукционного дома взошел на подиум.

– Сегодня перед нами предстанут предметы из Годмершэм-парк, родового имения семейства Найт, расположенного в самом сердце Кента. Среди его владельцев и гостей были члены королевской династии Сакс-Кобургов, а также мисс Джейн Остен, писательница, чей старший брат наследовал поместье в 1794 году.

Толпа зашелестела, когда зеркальные двери распахнулись перед эффектной женщиной лет тридцати, и она осторожно огляделась вокруг. Ей досталось место в первом ряду – узнав ее, несколько джентльменов разом поднялись, уступив ей.

Заместитель директора «Сотбис» по продаже предметов из частных коллекций Ярдли Синклер стоял в стороне от подиума, наблюдая за происходящим. Он мысленно поздравил себя с тем, как удачно ему удалось разыграть опоздание этой леди – теперь публика волновалась больше прежнего. Она уже несколько лет посещала аукцион, интересуясь вещами Остен, и недавно даже приобрела раритетное первое издание «Эммы» по немыслимой цене. Ярдли сделал все для того, чтобы она одной из первых узнала о продаже поместья Годмершэм. Он знал, что в ближайшие месяцы график ее работы в голливудских студиях будет плотным, и дал ей шанс прилететь сюда вовремя.

Он видел, как, подавшись вперед, она переглянулась с мужчиной в соседнем ряду. Ярдли заметил, что они безмолвно обменивались знаками, и сердце его забилось сильнее, когда он осознал серьезность их намерений. Джентльмен выглядел так, будто сегодня его ждала грандиозная победа.

Ярдли одолевали противоречивые чувства. Усадьба Годмершэм была одной из тех, чьи владельцы пережили Первую мировую войну, но сдались под натиском бедствий Второй. Несколько десятков лет в «Сотбис» не спускали глаз с хранившегося там наследия Остен, чья популярность год от года все росла – особенно за границей. Обеспеченные американцы яростно взвинчивали цены на различные издания и письма, и Ярдли знал, что близится день, когда некоторые из них окажутся не по карману обычному коллекционеру. Всю его команду питали надежды на то, что сегодняшний день будет провозвестником этой новой эпохи. Пока кое-что из написанного Остен еще продавалось по весьма разумной цене, и сам Ярдли владел первым собранием сочинений 1833 года, купленным у антиквара в Черинг-Кросс еще в годы учебы в колледже.

– Лот номер десять, – провозгласил директор аукциона, – превосходное ожерелье с крестом. С топазами. Куплено Чарльзом Остеном, братом Джейн Остен, на наградные деньги, полученные за захват вражеского корабля во время службы в королевском флоте. К нему прилагается похожий крест, также топазовый. Цепочки из чистого золота, украшения упоминаются в семейной переписке Остен – Найт, как принадлежавшие Джейн Остен и ее сестре Кассандре. В каталоге перед вами представлены нотариально заверенные копии писем.

Ярдли знал, что кинозвезду в третьем ряду более всего интересуют три лота из всего каталога: простое золотое кольцо с бирюзой, подлинной владелицей которого являлась сама Джейн Остен, оба топазовых креста и маленький переносной письменный столик красного дерева, передававшийся по наследству в ее семье. Хоть «Сотбис» и не могли подтвердить, что писательница работала именно за этим столом, будучи дома или в разъездах, он был одним из двух, принадлежавших ее родне. Другой же затерялся в чьей-то частной коллекции.

– Лот номер десять, – повторил директор. – Стартовая цена в сто фунтов, оценочная стоимость тысяча фунтов. Сто фунтов, есть желающие?

Актриса ответила легким кивком.

– Сто фунтов, принято! Сто пятьдесят фунтов, есть желающие?

Другой кивок, на сей раз с задних рядов. Она обернулась, затем бросила взгляд на джентльмена в соседнем ряду.

Так прошло несколько минут, ставки все росли. Когда после тысячи фунтов кто-то заявил полторы, директор вопросительно посмотрел на коллегу у зеркальной стены, справа от подиума. Они кивнули друг другу.

– Две тысячи фунтов, кто больше? – бросил он с подиума.

Ярдли наблюдал за безмолвным диалогом джентльмена и кинозвезды. Росту в нем было больше шести футов, и он ничуть не уступал ей в привлекательности, возвышаясь над всеми, кто сидел с ним рядом. На нем был строгий темно-серый костюм и броги цвета темного шоколада. Он не смотрел ни на свои «Картье», ни в каталог, ни на лица вокруг – только на нее одну. Ни одобрение, ни волнение не отражались на его лице. Ставки выросли еще больше, теперь толпа в едином порыве склонилась вперед, возбужденно перешептываясь. Но этот мужчина бесстрастно, с обыденным видом продолжал раз за разом поднимать вверх указательный палец в ответ на все новые ставки, словно ему это наскучило.

– Пять тысяч фунтов! – воскликнул аукционист, и зал отвечал одобрительным гудением. Теперь все глаза были прикованы к голливудской звезде и невозмутимому джентльмену в соседнем ряду.

– Пять тысяч раз… пять тысяч два… продано! Два топазовых креста, принадлежавших Джейн Остен и ее сестре, проданы джентльмену в третьем ряду за пять тысяч фунтов.

Красавица вскочила с кресла, бросившись к победителю, чтобы обнять его, и тот улыбнулся. Он смотрел на ее прекрасное лицо, и Ярдли понял, что все эти ставки были ради нее. Все остальные могли лишь глазеть на это лицо, такое недосягаемое на экране, но здесь и сейчас она принадлежала ему одному – как и топазовые крестики.

Кольцо было продано под четырнадцатым номером, за рекордную сумму в семь тысяч фунтов – и вновь победителем вышел спутник актрисы. Столик из красного дерева был продан почти за две своих оценочных стоимости, несмотря на отсутствие официального заверения в его подлинности, – его обладателем стал коллекционер-американец, состязавшийся с Британским музеем. Ярдли поморщился – он считал, что подобные вещи должны принадлежать англичанам или, по крайней мере, храниться в одной коллекции. Когда аукцион закончился, собрав неслыханные суммы, Ярдли и директор «Сотбис» пригласили актрису и ее спутника отпраздновать победу за бокалом шампанского. Отзвучал тост за успехи минувшего дня, и Ярдли спросил у дамы, что та планирует делать с украшениями.

– Планы? – эхом откликнулась она. – Даже не знаю… Наверное, буду их носить.

При одной мысли о том, что столь драгоценное наследие будет валяться где-то на ночном столике или затеряется на заднем сиденье кеба, у Ярдли разболелась голова.