Гаражи скрылись за спиной. Слева стояли жилые дома, а впереди, за густыми зарослями, начиналась старая часть воинского кладбища. Вправо уходила труба внушительного диаметра, вырвавшаяся из под земли и перекинувшаяся на противоположную сторону лога. Памятуя о технике безопасности, я не рискнул облегчить себе задачу, а с тоской посмотрел на сплетения полузасохших от жары трав высотою чуть ли не с метр. К великой радости мой взор приметил тропинку в этой чащобе, а ноги уверенно заспешили туда. Здраво размышляя о народной мудрости: "Где один человек прошел, там и другой завсегда пройти сможет".
Вскоре я уже приносил себе глубокие соболезнования. Тропинка обрывалась у небольшой картофельной грядки, а дальше начиналась нехоженая целина, в дебрях которой журчал ручей. Невысокие ивы навевали тенистую прохладу. Моя спина, взмокшая от прямых солнечных лучей, теперь испытывала истинное блаженство.
Ноги остановились в раздумьях, но голова упорно не желала отступать.
Теперь я жалел, что не попытался перебраться по трубе, которая недостижимо висела над моей головой. И все же, только вперед! Расстроенно шмыгнув носом, я снова отправился в путь. На третьем шаге мои ноги медленно стала засасывать непросыхающая глиняная жижа берегов. С ужасом представив свой будущий внешний вид, я совершил отчаянный прыжок и перешел Рубикон, приземлившись на твердую землю по другую сторону ручья.
Заросли обступили меня плотной стеной. Самое время вообразить себя бесстрашным Рембо в джунглях Вьетнама. За отсутствием длинного ножа я твердой рукой раздвинул ближайшие ветви и стал продираться вперед. Деревья сплоченной группой не желали пропускать меня дальше. Тропинка напрочь исчезла, а глиняная жижа так и норовила вновь оказаться под ногами. Но я не сдавался. Рывок, еще один. Зеленые часовые поразились моей непреклонной решимости и расступились, выпустив меня к подножию крутого склона. Задрав голову, я окинул взглядом взмывавшую вверх гору, а на ней пронзившую небо громаду трамплина. Я словно вернулся в серо-белый мир призраков к скале возле Северной крепости. Но нет, мир красок, мир цветов окружал меня в данный момент. Гору покрывали зеленые полосы вездесущих трав. Сквозь них просвечивала темная поверхность почвы.
Кое-где пробивались рыжие пласты глины. Вновь обретенная тропинка, утоптанная до каменной твердости, имела вообще неопределенный оттенок бежево-коричневой мешанины с белыми вкраплениями невесть как здесь оказавшейся щебенки и поблескивающих в лучах солнца глубинно-зеленых бутылочных осколков. Грязь на моих кроссовках быстро обсыхала, превращаясь в неприятную, потрескавшуюся корку. Еще раз подумав о том, как мне предстоит отдирать зацементировавшиеся куски грязи, я шагнул вперед. Отсутствие массы веревок, карабинов, рюкзака с продуктами и альпенштока не давало возможности ощутить суровый облик альпиниста, но первопроходцем, пионером Америки я себя все же представил.
Рифленые подошвы кроссовок впивались в шероховатости тропинки, а если встречались сильно крутые участки, я взбирался лесенкой, как на снежную горку.
Солнце устроило вокруг меня настоящий ад. Воздух раскалился до невозможности.
Горло пересохло, а язык превратился в наждачную шкурку. Но взбирался я вверх с диким ожесточением, словно наверху меня ждала сама королева Лаура. По крайней мере, я мог, достигнув вершины, рассчитывать на ближайший гастроном с неимоверным количеством стаканов освежающего сока. Персикового, яблочного, сливового, виноградного. И даже дорогого - апельсинового. Но конец пути еще маячил высоко вверху, а за спиной осталась разве что половина.
Теперь я уже понимал всех. И тех, кто распахивал форточки лютой зимой, ссылаясь на духоту. И надевших дурацкие кепки, предохраняя свои ценные головы от перегрева. И Ыккщщера, который так ненавидел день. Дрожа от холода на заснеженной остановке сорок первого, я мечтал о знойных летних деньках, а теперь превращался в жуткого летофоба. Серая пелена дождей, навевавшая тоску и скуку в былые дни, сейчас вовсе не спешила смягчить мои страдания в непереносимом пекле. Ну и не надо, я начинал подозревать, что справлюсь и без нее. Над близким горизонтом показался девятый этаж общежития, предвещавший тот сладостный момент, когда мои ноги достигнут ровной поверхности.
Даже плотная джинсовая ткань насквозь пропиталась потом, а футболку можно было выжимать. Меж тем этажи вырастали один за другим. За шестым следовал пятый, за пятым четвертый, затем третий. Я впился глазами в белые плитки стен, покрытые желтыми подтеками и сетью мелких трещин, так как на трамплин смотреть уже не было сил. Его черный силуэт зловеще нависал надо мной. Казалось, он вот-вот опрокинется и рухнет на меня. В этот миг правая кроссовка чуть не сорвалась.
Вообразив себя катящимся по склону в режиме замедленной съемки, я уже не заглядывался по сторонам, отгоняя видения все новых и новых стаканов с живительной влагой.
Ступив на ровную поверхность, я замер. Во мне росло блаженство. Постепенно, секунда за секундой, оно заполняло мое тело и устроило настоящую бурю в голове. Я сделал это, я поднялся.
Посторонний человек вряд ли сумел бы вникнуть в истоки моего блаженства и счел бы происшедшее за пустую трату сил и времени. Мол, это не дело - в игрушки играть. Не тем занимаетесь, молодой человек. Что же вы, как дурак, то в гору скачете, то обратно? А ведь сколько разумного и полезного можно было бы совершить за эти бездарно потерянные минуты. Да, в мое время все по другому текло, и молодежь другая была. Лучше, чище. Вам до нее тянуться и тянуться.
Вот этими самыми руками выстроены КамАЗ, БАМ Уренгой. А вы вместо того, чтобы бумажку на улице поднять, да в урну бросить, горным козлам уподобляетесь. Нам бы и в голову такое не пришло, а вам бы только выпить, в подъезде покурить, да набезобразничать, вот как сейчас. Глаз да глаз нужен за вами. Взять вот тебя.
Ну кто, скажи-ка, может поручиться, что ты там от трубы какой-нибудь краник не отвернул? "Да нет там никакого краника!" - хочется крикнуть в ответ. "Не краник, так что-нибудь другое!" - продолжает наш мучитель, оседлавший любимого конька. Мол, вам и слова не скажи, а вы сразу огрызаетесь. Да, не та нынче молодежь. Не та! Мы к звездам с детства стремились, к подвигам, а вы...
