- Так вы подозревали меня с самого начала?

- Я не подозревал вас в убийстве. Но думал, что вы нечто скрываете, быть может, защищая свою семью. Так что у меня была причина следить за вами – точнее, у меня появился предлог. Вы же знаете, меня тянуло к вам с первой нашей встречи.

- И вы знаете, что я говорила вам не преследовать меня. Я не знала, какие беды навлеку на любого мужчину, которому небезразлична, но знала, что ничего не испытываю к вам. Надеюсь, вы не влюблены.

- Я мог бы влюбиться, это было бы легко. Вам было достаточно стать чуть мягче, и Бог знает, что бы со мной произошло! Говорят, Пигмалион влюбился в статую, но я не думаю, что это возможно. В ней должен был быть хотя бы намёк на живую женщину. Вы никогда не давали мне увидеть её в вас. Всё, что я знал о ваших чувствах и страданиях, я вычислил, связывая разрозненные факты, будто нанизывал бусины на нитку.

- Какие факты?

- Вы помните, как позволили мне взглянуть в ваш альбом? Я был удивлён, что вы рисовали всех родственников, кроме Гэя. Даже на том листе, где были портреты всех членов семьи, и на которых было видно, как в них проявляются фамильные черты лица, Гэя не было.

- Я рисовала его. По ночам, когда не могла спать, я садилась и рисовала его снова и снова. Мне не нужна была свеча. Потом я прятала эти наброски под подушку, а утром смотрела на них и сжигала. Я всегда боялась, что стоит кому-то увидеть такой рисунок, как он всё поймёт. На этих набросках мои чувства проявлялись так сильно, что бумага горела под пальцами. Но не мог же вам всё подсказать лишь мой альбом?

- Я был не уверен. Я не знал, что думать. Когда я спросил вас вчера, не хотели ли вы выйти за вашего троюродного брата, я и сам едва ли понимал, кого из них имею в виду. Но потом я услышал, как вы набросились на мисс Крэддок, а Гэй решил, что эта вспышка была из-за того, что вы хотите выйти замуж за Хью. Но я сделал другой вывод.

- Я никогда не хотела замуж за Хью. Все так думают, а я позволяю им это. Лучше так, чем если узнают, что это Гэй… Что я всегда… – Она с трудом сглотнула. – Я ничего не имела против мисс Крэддок до вчерашнего вечера.

- Когда Гэю вдруг взбрело в голову любезничать с ней.

- Да. Вы можете решить, что мне уже не стоило об этом думать. Что после того, что я сделала с этой девушкой, я буду так переполнена чувством вины и раскаяния насколько, что уже не смогу ревновать. Но это не так. От этого нет лекарства. Я думаю, что когда умру и буду похоронена, моё сердце всё ещё будет болеть от того, что он улыбается другим и что его губы, его… его тело… принадлежит другой.

Не думайте, что я обожаю его, мистер Кестрель. Не подумайте ни на миг, что он хотя бы нравится мне. Я знаю, что он тщеславный, самовлюблённый, безответственный вертопрах. Вы знаете, каково это – любить кого-то недостойного? Когда вы не можете уважать того, кого любите, вы не можете уважать и себя. Меня утешало то, что он сам об этом не знает. Теперь я потеряла и это – теперь всё будет известно. Но это правильно. Кто я такая, чтобы цепляться за скромность и достоинство? Было время, когда я утешала себя тем, что Гэй ничего не знает о моих чувствах. Если бы он знал, он бы попытался воспользоваться моей слабостью, или – что ещё хуже! – мог бы подумать, что я вовсе не стою его усилий. Мог бы не почувствовать ничего, кроме веселья и триумфа от сознания того, что я – в его власти, как и многие другие. Вы не знаете… Вы не знаете, каково мне было слышать обо всех его победах! Мне не говорили об этом, это неприлично, но я кое-что слышала, и я знаю, каков он. Я знаю, что у него были любовницы – так много! – и я ненавижу их всех! Я ненавижу их! Этих шлюх!

Она спрятала лицо в ладонях. Сквозь пальцы струились слёзы.

- Но я хуже их всех. Я считаю себя лучше их. Я притворяюсь добродетельной. Но я всегда была готова продать свою душу за то, чтобы быть с ним хотя бы один раз, как самая ничтожная из его женщин!

- Изабель… – Он попытался обнять её, утешить – сделать всё, что угодно, чтобы прекратить эту боль. Она сбросила его руку и отодвинулась. Даже сейчас она отстранялась от него, отстранялась ото всех. Она никогда не изменится. Изабель стояла прислонившись к колонне и упёршись лбом в согнутую руку.

Он осторожно подошёл к ней и молча протянул платок. Она взяла его, вытерла глаза и нос.

- Спасибо. – Произнесла Изабель, бросив на него призрачное подобие своего обычного холодного прямого взгляда.

- Могу я что-нибудь для вас сделать? – Спросил Кестрель.

- Да. Мне нужно немного времени, чтобы подготовиться к встрече с дядей Робертом. Я буду в своей комнате. Вы можете подождать четверть часа, и лишь потом отнести ему моё признание?

Джулиан поспешил сказать, что может. Но потом его настигло понимание. Он мрачно покачал головой.

- Я не могу. Простите.

- Это же мелочь. Вы сами спросили, не можете ли что-то сделать.

- Я не могу этого сделать. Это не мелочь. Я понимаю, почему вы об этом просите.

- Тогда вы должны понимать, что это единственный верный путь. Дядя Роберт не заподозрит, что мы были в сговоре. Вы не могли знать, что у меня на уме. Вы скажете ему, скажете чистую правду, что не знали, что я собираюсь делать.

- Я беспокоюсь не о том, что может подумать сэр Роберт. Здесь и сейчас я говорю вам, мисс Фонтклер, что не могу этого сделать… Изабель, вас могут оправдать. Присяжные часто бывают мягки к женщинам, даже самым расчётливым убийцам.

- И что же будет потом? Я стану камнем на шее всей семьи – изгоем – узником, что считает дни до освобождения! Я не хочу так жить, мистер Кестрель! Я не хочу ждать освобождения, когда могу обрести его сама! Кроме того – это и будет правосудием. Закон может быть снисходителен, но закон слаб и пристрастен. Я – убийца, мистер Кестрель, и временами меня снова и снова захватывают мысли о том, что я была рада… Я была рада убить её! Я заслужила смерть.

- Вы думаете так сейчас. Прошла всего неделя. Вы потрясены. Вы не представляете…

- Я не потрясена. Это не внезапное решение. Я всегда знала, что я сделаю, если буду раскрыта. Если бы я была мужчиной, вы бы не препятствовали мне и позволили мне сделать всё по чести. Вы бы даже одобрили мой поступок.

- Но вы не мужчина, а я – да, и я не позволю вам наложить на себя руки. Позвольте мне пойти с вами к сэру Роберту, позвольте помочь вам пройти через всё, что произойдёт…

Изабель качала головой. Она наклонилась к нему и взмолилась, сжимая его руку в своих:

- Пожалуйста! Я никогда ни о чем не просила прежде. Пожалуйста, умоляю вас! Имейте сострадание!

- О, Боже! Я хотел бы. Простите.

Она отпустила руку. Её лицо потемнело. В свечном свете оно казалось серым и очень спокойным.

- Тогда сделайте то, что должны. Позвоните слуге и пошлите его за дядей Робертом. Я встречусь с ним здесь.

Она отвернулась. Кестрель подошёл к двери и позвонил в колокольчик. С той стороны комнаты, он увидел, как Изабель наклонилась и сняла что-то с пояса платья. Внезапно девушка подняла руку и в свете свечей блеснула сталь.

Он закричал, рванулся к ней, но успел лишь подхватить падающее тело. Нож с перламутровой рукоятью, принадлежавший когда-то её отцу – нож, которым была убита Ами Дешам – теперь был в её груди. Джулиан укачивал девушку в своих объятиях. Он не знал, могла ли она видеть или слышать его. Последних слов тоже не было. Глаза Изабель остекленели, и она умерла.

Глава 33. Семейная Библия Мод

Слуге, что явился на звонок Джулиана, хватило одного взгляда на безжизненную Изабель на руках Кестреля, чтобы опрометью броситься за сэром Робертом и доктором МакГрегором. Когда они, ошарашенные и сбившие дыхание, оказались в комнате, Джулиан рассказал, что произошло и передал судье признание Изабель.

Система начала работать. МакГрегор осмотрел тело Изабель и признал её мёртвой. Сэр Роберт заставил себя прочитать признание, вызвал Синдерби из Олдертона и сообщил, что расследование закончено. Роулинсон выпустил Гэя и Джеффри из своего кабинета и сел записывать показания Джулиана о смерти Изабель. Тем временем, леди Фонтклер собрала семью и сообщила новости, терпеливо повторяя всё тем, кто был слишком потрясён, чтобы принять произошедшее, и утешая тех, кто слишком быстро перешёл от изумления к скорби.