«Странное имя для воина», – только и успел подумать Ван Юань.

В это время Наргиз снял шлем и оказался… милой улыбающейся девицей. А эти глаза… В них совсем не надменное презрение, а озорное лукавство.

– Не было еще в степи коня, которого бы не укротил настоящий борджигин, – заявила девица, распрямив плечи и подняв при этом очень даже приметную грудь. Ван Юань удивился, как он раньше ее не заметил.

– Знакомьтесь, моя сестрица Наргиз – «проходящая сквозь огонь», – представил Налгар. – И только поэтому эта телушка находится в обществе настоящих багатуров.

Налгар попытался дать своей младшей сестре подзатыльник, но сам тут же получил «пятой» ладони в лоб. Наргиз в один миг приняла странную боевую стойку. В следующий момент ее могучий братец отлетел на три метра и приземлился на пятую точку.

– Вот так, будущие нойоны, никогда не имейте дело с монгольской женщиной, если не желаете каждый день ронять свое собственное достоинство.

– Где ты видел в Монголии таких женщин? – с напускной важностью спросила Наргиз.

– Ее мать – настоящая Хатум, царица Бухары²³, – объяснил Налгар. – Отец привез ее из похода и лишь только потому, что она задала ему хорошую трепку. Перед тем, как пленить ее, он сражался с ней двое суток, преследуя по пустыне. В конечном счете, Хатум его чуть не убила, вероятно, пожалела… И ввиду настойчивости преследовавшего ее воина согласилась стать его женой. Свою дочь она научила драться, подобно дикой кошке, и теперь у меня есть такая чудесная сестра.

– У матери был учитель, похожий на тебя. – Наргиз указала пальцем на Ван Юаня. – Он объяснял ей о Небе, о Вечности, о Тао… Ты случайно не знаешь, что такое Тао?

– Тао – это древнее учение о бессмертии, – с достоинством ответил Ван Юань, ведь его тоже обучали учителя из Поднебесной. – Но нет нужды бессмертному со Христом искать бессмертия на стороне.

– Ты надеешься войти в Рай? – вдруг совсем откровенно спросила Наргиз.

– А ты нет? Тогда зачем отправляешься в поход?

– Ну, пожалуй, это моя тайна, и я тебе ее не открою, – с хитринкой в глазах промолвила девица.

– Наргиз надеется достичь Бухары и отыскать там сокровища, спрятанные ее матерью. Только она одна знает это место, – открыл все планы сестры ее разговорчивый брат.

– И сокровища тоже, – уверенно объявила Наргиз, давая понять, что это не самая важная ее тайна.

Они еще долго болтали о разных вещах, а Ван Юань замечал, что Наргиз действительно чем-то отличается от женщин и девушек, которых он знал до этого. Его привычная наблюдательность неожиданно открыла новые территории – пустынные и пронзительно утонченные области, пропитанные нежностью и огнем, еще неизвестные его сердцу. Но все же, пожалуй, чем-то напоминающие ту самую древнюю монету, зажатую в его кулаке.

Невзирая на то, что Ван Юань не смог победить бестию из Хорезма и не занял первое место, сотне Налгара выдали положенную награду – десять зажаренных баранов и бочонок архи – «священного пота»²⁴, изготовленного из козьего молока. Сотне Наргиз выдали тоже десять баранов и бочонок крепкого напитка, но изготовленного уже из отборного кумыса, что было намного престижнее; впрочем, Наргиз, как и монгольское войско, считалась непобедимой, так что Ван Юаня все поздравляли, и он стал героем дня.

На устроенный по этому поводу пир были приглашены все друзья, родственники и само собой – вышестоящее начальство, а также сотники тумена кэшиктенов со своими помощниками. Вскоре на дорогих коврах, расстеленных прямо в весенней благоухающей степи, разлеглось пол-улуса. Десять баранов и бочка архи – капля в море, Ван Юань начал чесать затылок, но ему на выручку пришел Боржгон Мэргэн. Он шепнул что-то на ухо Налгару, и в считанные минуты возле разведенных в степи костров появилось целое овечье стадо, а из столицы прибыла арба с бочонками. Оказалось, резать баранов, вымачивать мясо в кумысе и жарить его тут же на костре настоящим монголам куда приятней, чем просто лежать, объедаться, упиваться и ничего не делать. Особенно, когда молодая кровь играет в жилах – здесь каждый показывал, чему его научили в родном курене, ведь правильно выбрать, приготовить и зажарить барана – это еще то искусство. Тут нашлись и настоящие мастера, и искушенные в дегустациях эксперты с особым мнением – неподкупные критики, которым сложно было угодить. С ножом в руке они ходили от барана к барану, отрезали лакомые куски и, пробуя, кривили губы: этот жестковат, этот пережаренный, этот отдает старым козлом, а этот мог бы еще погулять в стаде, так как не набрал нужный аромат. По степи плыл услаждающий чувства и будоражащий внутренности запах; вскоре этот запах добрался до столицы, и оттуда прибыло много уважаемых гостей, они подходили с дорогими подарками лучшему стрелку, и Ван Юань в один день стал богатейшим воином в степи. Он даже чувствовал себе несколько виноватым, будто украл победу у Наргиз. Но она веселилась вместе со всеми и, похоже, не собиралась обижаться.

– Женщина в степи привыкла к унижениям, – усмехнулась Наргиз в ответ, когда Ван Юань подошел к ней и извинился за весь этот праздник в его честь. – Мне достаточно того, что я пью и веселюсь вместе со всеми, а не сижу в юрте и терпеливо жду пьяного мужа. И хотя порой я веду себя вызывающе, это просто бравада. На самом деле я знаю свое место, но не более того… И не стану сидеть сиднем у семейного очага, а умру вместе со своим избранником в один день, сражаясь с ним плечом к плечу. Это лучшая доля, и я выбрала ее для себя.

И снова повеяло знойным дыханием пустыни, увлекающей вглубь своей неведомой тайной – пески хранили ее с осторожностью, показывая лишь издали в неясном мираже и, обнажая время от времени выбеленные солнцем кости падших, отправившихся на ее поиски.

В это время Ван Юаня, виновника торжества, позвали. Пришли очередные гости, к ногам победителя был брошен прекрасный ковер, сотканный где-то в далекой родине Наргиз, – взглядом царицы она по достоинству оценила подарок, а Ван Юань понял, что это она дарит ему этот ковер, этот праздник и все, что вокруг. Так, пустые вещи, и по праву она не пренебрегает даже ими, но есть гораздо большее. И это большее – её еще никем не открытая тайна.

По мере продолжения праздника гости упивались, кто-то уже лежал, отяжелевший от мяса и архи, кого-то уже уронили, так как монголы не могли прожить и часа без борьбы: голые по пояс, они сталкивались друг с другом, словно бараны, а у побежденного уже не было желания подниматься. Благодаря появившимся новым героям, среди которых в первых значился Налгар, слава рыцаря дня Ван Юаня ушла в тень, и он был очень этому рад. Он чувствовал себя обязанным истинной виновнице торжества – Наргиз, и все никак не мог забыть ее взгляд, разрезающий, словно острый меч, надвое степь и его сердце. Невероятно, но там существовали иные просторы, иные бескрайности, по которым он еще не гулял.

– У тебя хороший конь, – послышалось сзади, когда Ван Юань сидел в задумчивости, пытаясь за мутной пеленой праздника разглядеть истинную внутреннюю степь.

Ему казалось, что оттуда надвигается опасность: обещающая золотые горы страсть, но отнимающая его свободу и уверенность в себе. С другой стороны, он понимал, что ему недостает полноты жизни, и в том, чтобы быть господином сразу всей степи, нет ничего плохого или зазорного. Тогда откуда опасность? Неужто из пустыни? Но ведь в той стороне Святая Земля, а за ней – вечное Царство Небесное, Райские сады с плодами, похожими на солнце. Сколько их уже кануло за горизонт, старые «вороны» говорили, что все солнца уходят в Рай, и нет ни одного, что осталось бы в степи. Глядя на закат, они часто рассуждали о своем последнем путешествии на запад, а юному Ван Юаню почему-то всегда при этом представлялся восток – открытые двери в Рай и сверкающая, слегка извилистая, дорога, по которой он восходит навстречу Солнцу-Христу.

– Этот конь знает пески, по которым гуляла твоя мать, – Ван Юань обернулся на голос Наргиз. – Он не менее вынослив, чем монгольские лошадки, и может по нескольку дней обходиться без воды. А в галоп переходит прямо со старта. Хороший конь.