Женщина с незнакомым лицом тоже рядом. Неста хотела было обернуться к ней, но когда отвлеклась от Нира, оказалось, что гостья уже присматривала травы и водоросли у лавки Кавина. Неста не хотела ее отвлекать, а потому вновь обернулась к Ниру.

– Кому угодно пошли бы твои доспехи. Но – все еще мое стоическое «нет».

– А зря, вот ты бы примерила и сразу бы поняла, а… а, ну, наверное, не буду я много чего говорить, а то опять что-нибудь скажу.

Неста в шутку укоризненно покачала головой. Случайно скользнула взглядом по волнам.

Темные. Темнее, чем утром.

Или, может, ей просто казалось.

– Она немного мрачная, и я ее совсем не знаю, – отмечает Нийриэл, проследив за взглядом Несты, но подумав, что она вновь смотрит на гостью. Неста встрепенулась.

– Что?..

– Да эта. Говорю, не знаю ее. А я, на минуточку, хожу везде. Ну, кроме старых храмов. И этой рощицы пальмовой. А так я везде хожу, и ее не видел. Надо спросить кого, кто ее знает.

– Да… наверное, – ответила она немного невпопад. Слова Нийриэла доходили немного с запозданием, потому что ее не отпускало ощущение… неправильности. Потому что, конечно, вода меняет множество оттенков за день, в зависимости от времени суток, погоды и других мелочей, но когда ты наблюдаешь эти оттенки каждый день, несоответствие дергает словно крючком.

И с водой что-то не так. Никто не видел этого, у берега по-прежнему плескалось множество людей. И все же…

– Нир, прости, я вернусь через минуту.

Но не успела она дойти до берега, как вода взбурлила по-настоящему. Черная, мрачная и внезапно совершенно чужая, она потеряла свои прекрасные блики и краски – а потом расцвела красным цветом. И там, под волнами, крутились и вились… цепи.

Цепи, смещающиеся кости, блестящие зубы. Вода с грохотом упала с тощей костлявой фигуры, медленно выходившей на поверхность. Когда оно полностью вышло, черное, с три метра ростом, дымящееся, Неста замерла от ужаса, инстинктивного страха.

Оно – клыкастый вытянутый череп чудовища и истлевающий костяк на теневых лапах. Вышло из воды, но из моря к его пробитому крюками хребту тянулись черные цепи. Кажется, будто бы он вот-вот вытащит что-то из пучины за собой.

Но он не приносит ничего сюда, только забирает. Деревянный причал разлагается и плесневеет, а затем распадается на щепки, когда существо проходит мимо.

Оно везде, и его много. Кажется, на пляже – тысяча теней и силуэтов, но Неста видела первого – истинного.

Рука его растягивается и хватает чье-то горло. Смуглое лицо Сэлитара, который проверял свои сети, растягивается приоткрытым ртом и истлевает, и на песок падают только его голые кости.

Не подошел, решило оно.

Рука трогает Киа за волосы, и от волос не остается ничего. Она хочет крикнуть, но страх не кажется этому достойным, и от нее теперь тоже остался только скелет.

А затем оно двигается к незнакомке.

В голове вместо мыслей – звенящая пустота. Она не могла думать, не могла ничего просчитывать, потому что кости ее людей, ее друзей, падали на солнечный пляж.

Она не смогла и ничем не сможет помочь им, но успеет сделать так, чтобы это существо не дотронулось до кого-то еще. И она бросилась вперед, схватила незнакомку за руку, рывком оттащила прочь и толкнула. Пошатнулась сама, и тогда ледяные черные пальцы сомкнулись на ее шее.

Существо поднесло ее к себе, заставив заглянуть в черные бездны глаз – и, казалось, время остановилось. Звуки приглушились, как будто ее уши залила вода, и только пульсация крови осталась, когда в голове зазвучал его голос:

– Благородная, значит?

Он вглядывался в ее лицо. Все вокруг замерло.

– Такая редкость, такая ценность.

Его костлявая рука сжалась на ее горле сильнее. Он поднес ее к себе, костная маска расступилась на его лице, и холодные мягкие губы поцеловали ее в лоб.

А затем ее сердце остановилось.

Проснись

Голоса издалека казались неразличимым сумбуром незнакомых языков и звуков. Было больно дышать, горели глаза, но она все равно заставила себя открыть их – и встретилась взглядом с незнакомым лицом.

Или… или нет. Она знала эту загорелую кожу, знала эти золотые кудри, высокую прическу с вплетенным в пряди дорогим жемчугом. Она хорошо запоминала людей – тем более, тех, кого отпихнула с дороги чудовища.

– Гарантии, Лидиа?

От звука родного голоса Неста словно вспомнила, как дышать. Чуть поодаль стояла ее Шеэмин, собранная, маленькая и обеспокоенная.

– Гарантии есть, – сказала Лидиа, поднимаясь. – Она очнулась.

Теперь Неста понимала, что незнакомка не была такой уж и незнакомой. Все слышали о солнечной ведьме из пальмовой рощи, о той, кто помогает найти силы и может исцелить и успокоить. Но она не успела ничего ни сказать, ни даже подумать, потому что Шеэмин немедленно сгребла ее в объятиях.

– Неста!

– Видишь? Выглядит она хорошо, – Лидиа отступила на шаг и закопалась в свои травы, недовольная. У нее такое лицо, вдруг поняла Неста, – надменное, странное. В отличие от нее, Шеэмин кажется образцом открытости эмоций.

– Как ты себя чувствуешь? – Шеэмин отпустила ее только затем, чтобы взять за руку.

– Я не знаю, – Неста ответила еще до того, как полностью прислушалась к своим ощущениям. Выработанная привычка, необходимая модель поведения. Она – будущая кассида и должна владеть собой.

Она рассеянно погладила Шеэмин по руке. В голове вертелись вопросы, к которым она не знала, как подступиться. Не могла сформулировать даже для себя.

– Что… что случилось?

Шеэмин неуверенно оглянулась на целительницу, но та ей не ответила и покинула комнату, оставив их наедине.

– Я не знаю. Мы… никто наверняка не знает, Неста, – регент-кассида вздохнула и устало оперлась о колени, зарывая пальцы в седовато-голубые волосы. – С тобой будто бы все хорошо, но эта вещь… штука… чем бы оно ни было… ох.

– Не торопись, – собственный голос звучал словно издалека. Неста не верила, что это она сейчас успокаивает регента.

Шеэмин кивнула, пристыженная.

– Конечно, мы обязаны знать, что выбредает из пучины, но такое я вижу в первый раз. И никто ранее не оставлял… знаков. Не метил тех, к кому прикасался. Ты же знаешь – обычные чудовища из пучины, мелкая напасть, не хуже диких зверей. Но это…

Нимнесте пробирает мороз. Никогда еще регент не была такой растерянной, не терялась в словах, не позволяла волнению накрыть ее с головой. Образец самообладания и уверенности в ситуации, она была маяком, образцом.

Взгляд серых, всегда густо зачерненных глаз Шеэмин останавливается где-то в районе груди Несты.

– Неста, я не знаю, но оно рассеялось, когда тебя коснулось. То чудовище. Не осталось и следа на волнах. А ты… мы еле тебя откачали – и, по правде говоря, мы и не смогли.

Что?..

Неста сама не поняла, как коснулась груди, как осознала кое-что, чего до этого так легко не замечала.

Ее сердце не билось.

Она соскочила с кровати и бросилась к зеркалу. Она не чувствовала ничего неправильного, не видела ничего необычного. Это ее смуглая кожа оттенка темного шоколада, это ее светло-карие глаза, теплая карамель с золотыми искрами, ее буйные кудри медно-древесным ореолом обрамляющие лицо. Ничего в ней не изменилось, она чувствовала себя хорошо – как обычно, будто бы ничего не случилось. Но ее сердце не билось, и она не понимала, как это возможно.

Она прижимала к груди ладонь, смещала, искала, но не находила ни признака. Она все еще теплая, все еще живая и ничем не отличающаяся от обычной себя, но ее сердце не откликалось! Словно его и вовсе не было, словно она прекратилась в одно из тех существ, что, по преданиям, населяли мир в древние времена.

Реликты, рожденные не из плоти и крови, существа иных форм и природы. Те, кому никогда и не требовались сердца, чтобы жить.

Но… она не такая. Она живая, земная, у нее всегда текла кровь, она могла плакать, потеть, ей требовалась пища и сон, она была смертной!