Мне кажется, Навбахор думала о том же самом, потому что села между мной и Джорджем – ближе ко мне – типа ради перевода, но я услышал бы ее и за соседним столиком – в этом ресторане было совсем не шумно. Если я правильно понял, здесь по вечерам жуют свои какашки старые мудаки. Слупи я бы сюда не пригласил. Откровенно говоря, я подозревал, что и Джордж думал в одном направлении со мной. Он большей частью молчал, время от времени покашливал и иногда закатывался в громком смехе, когда я или Бэн пытались объясниться друг с другом. Вопросов Джордж не задавал. С таким скудным столом приглашающая сторона не имеет права на вопросы. Один Бэн этого не понимал.

– Ваш президент Путин, – щурился он на меня из-за своих очков, – он какой-то страшный. Никогда не улыбается, только уголком рта. Все время хочет воевать на своей территории, и никто не знает, что от него ожидать. Ельцин был веселый, он пил водку и говорил то, что думает. Ельцина мы любили. Путина мы опасаемся. Вам с ним хорошо? Он как робот. Скажи, Ягр, у него есть слабости?

На мой взгляд, Путин – сам по себе слабость. В противном случае он не стал бы перекраивать под себя Конституцию и городить забор из каких-то вертикалей власти, больше напоминающих прутья тюремной решетки. Но американец – это не тот человек, с которым я могу откровенно обсуждать своего президента. С русским мог бы. Особенно с тем, кто предложил бы мне побаловаться напильничком среди путинских решеток. Американец не поймет. Он своего президента, даже такого клоуна, как младший Буш, выбирает. У нас наоборот – президент выбирает народ. Какой мне смысл жаловаться на судьбу, если я и есть этот народ? Если я позволяю так поступать со мной? Слабости, говоришь…

– Думаю, – собрался я с мыслями, – если у Путина есть две дочери и любимый лабрадор, значит, у него есть и слабости.

– Уот?

Навбахор перевела, Джордж расхохотался, показывая мне большой палец. Бэн понял, что я не склонен к разговору о политике.

– Я бывать в Россия, – сказал он ностальгически. – 92 год, Петербург. Один русский парень, журналист, подходил и давать мне какие-то бумаги. Он был очень худой, он просил меня помочь. Говорил, что занимался наркотиками. Я думал, что он их употреблял…

– Что он говорит? – интересуюсь я у Навбахор.

– Говорит, что этот парень-журналист писал о наркомании и хотел передать ему какие-то бумаги, просил о помощи, но Бэн испугался, решил, что это провокация, и не смог ему помочь. Этот парень приходил к его автобусу и стоял у окна, протягивая пакет с документами. Он плакал и просил помочь.

– Бред, – резюмировал я. – В 92-м мы не могли просить о помощи, мы еще сами не знали, что происходит. Наверно, это какой-нибудь свихнувшийся наркоман и был.

– Я не смог ему помочь, – чуть не плача, повторял Бэн. – Он до сих пор стоит у меня перед глазами. Очень худой, с черным лицом, небритый. Ягр, помоги ему, когда вернешься.

– Обязательно, – не раздумывая, пообещал я. – Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите. Это Сергей Шнур – он теперь солист рок-группы «Ленинград». Увижу, помогу.

– Да, Ленинград, худой, небритый, у него были бумаги, он просил помочь, может, он уже умер, потому что я ему не помог, – заклинило Бэна.

– Ты его действительно знаешь? – вдруг спросила Навбахор. – Он играет в группе «Ленинград»?

Я посмотрел на нее с удивлением и понял, что она не шутит. И Бэн, оказывается, не шутил. И если бы я сейчас признался, что пошутил, то мне сложно было предсказать их реакцию. Ненавижу чувствовать себя идиотом.

– Уот дид ю лайк ин Ленинград? – постарался я сменить тему.

Бэн меня не понял, и Навбахор пришлось повторить вопрос. Не могу догнать, почему они меня не понимают. Я специально подстраиваю произношение под них, а они не понимают. Может, с дикцией что-то не то? Но ведь русские понимают.

– Да, я бывать в Ленинград, – пошел на второй круг Бэн. – Я видеть там Достоевский и долго с ним говорить…

– Что он сказал? – переспросил я Навбахор.

– Сказал, что разговаривал с Достоевским.

– Но ведь Достоевский давно уже умер, – подозрительно покосился я на Бэна.

Навбахор перевела ему мои сомнения, он что-то ответил.

– Бэн утверждает, что встречался с живым Достоевским, – также в небольшом недоумении сообщила Навбахор. – Мне кажется, ты ему очень понравился. Я никогда не видела его таким пьяным.

«С одного бокала вина?», – чуть не вырвалось у меня. Джордж, до которого только что дошел смысл разговора, на всякий случай хохотнул, но тут же закашлялся. Может, специально – чтобы не выглядеть дураком. Вполне вероятно, что он тоже не знал о смерти Достоевского.

– Я любить Россия, – окончательно расчувствовался Бэн. – Жаль, что я не смог помочь этому парню…

– Мне тоже нравится американская литература, – поспешно перебил я его, чтобы не возвращаться к Шнуру. – Драйзер, например.

– Ху из Драйзер? – спросил Бэн.

Вот те на! В центре американской столицы сидят пожилые американские интеллигенты, которые ничего не слышали об авторе «Финансиста»?! Для меня это явилось откровением. Может, у них традиция такая – забывать классиков. Но, с другой стороны, Достоевского-то они помнят.

– Буковски, Кизи, – закинул я удочку в более близкие времена. Ну, эти-то ваши – лихие 60-е, сексуальная революция, рок-н-ролл – очнитесь, ребята – бог с ними, с какашками – сейчас я тряхну вашей стариной. Вы же с ума сходите по Джеку Николсону!

– Буковски, – повторил Бэн, поворачиваясь к Джорджу.

– ЦРУ? – предположил он.

– Кристофер Бакли, – предпринял я последнюю попытку. Белый дом, сплетни и интриги большой политики, и все это за углом Пенсильвании-авеню.

– Бакли…– задумчиво произнес Бэн.

Охренеть. Мне это сложней переварить, чем неожиданное воскресение Достоевского. Как вы здесь живете, ребята? Вице-президент, боец идеологического фронта ничего не знает о самых популярных американских авторах в России. Нет, ну не про Твена же мне с ними говорить – смешно, ей-богу.

– Я любить Россию, – завел свою волынку Бэн, как будто я ни о чем и не говорил. – Надо заказать еще одну бутылку вина (!).

– Я пас, – поднял руки Джордж.

– А я бы выпил, – сказал Бэн.

– Дэди! – подал, наконец, голос его сын и быстро-быстро начал в чем-то убеждать отца.

Перевод был не нужен. Я и так понял, что речь идет о завтрашнем отлете Бэна в Камбоджу, и о том, что мэми волнуется дома из-за их отсутствия. Я был на стороне Бобби. Мне стало скучно, и очень хотелось есть. А вот Навбахор, как мне показалось, готова и задержаться. Причем без Джорджа, которого она как-то по нарастающей игнорировала. Джорджу это вряд ли нравилось, но виду он мужественно не подавал. Такова участь мудаков.

В продолжительном споре отца и сына победу, к моей великой радости, одержала молодость.

– Окей, – поднял Бэн руку, подзывая официантку, чтобы рассчитаться.

– Какая жалость, что я должен завтра улетать, – сказал он мне уже на улице. – Приходи ко мне, когда я вернусь, в любое время.

– Обязательно, – сказал я, пожимая его руку.

Если буду умирать на улице от голода, холода и чесотки, то обязательно заползу в твой офис, благо, у тебя там нет охраны. Раньше не жди.

– Извини, что так сумбурно все получилось, – отдельно подошла ко мне Навбахор.

Значит, она догадалась о моих впечатлениях от первого ужина с американцами. Немудрено – хоть она и из Узбекистана, но тоже знает, что почем у нас в России и бывшем СССР. А может, и знает как раз потому, что из гостеприимного Узбекистана.

– Возьми, – она протянула мне визитку. – Будет свободное время – звони. Может, помощь какая-нибудь понадобится…

Она хотела сказать что-то еще, но на заднем плане демонстративно закашлялся Джордж.

– Пока, – быстренько попрощалась она и вернулась к своему мудаку.

На удивление, всем было в сторону, противоположную моей. Я помахал им рукой и отправился восвояси.

***

Вы здесь? Тс-с-с. Извините, что запудрил вам мозги. Сначала березки и тетка из Томска, потом Слупи… Меня раздирают двойственные чувства. Не думаю, что я вас убедил, и вы поверили, что клевый перепих с чернокожей красоткой и в самом деле сподвиг меня на своего рода геройский поступок. Я, быть может, и стоял бы на своем, но этот разговор с Бэном разбудил во мне ощущение реальности. Даже странно. И разговор-то вроде ни о чем – Шнур с наркотой в пакете, Путин с лабрадором, а почему-то накатило. Может, от голода… Вам знакомо ощущение полной безысходности? Такой, что на месте развернуться невозможно? Такой, когда фильмы шизофреников и про шизофреников нравятся больше, чем комедии? Такой, что само слово «секс» убивает сознанием тупика? Такой, когда кажется, что это полный писец – надо выкурить последнюю сигарету, нажраться в хлам и как-то попытаться от всего этого избавиться на веки вечные? Сейчас я вам расскажу про свой вариант. Забудьте пока про сперму в машине Слупи. Она нам будет только мешать. Я буду говорить очень серьезно.