– К-какую? – голос гриффиндорца задрожал.

– Я должен кое-кого убить, – Малфой прикрыл веки. – Но я не могу, Невилл, – он распахивает глаза, и Невилл видит в них страх. – Я не убийца, – голос Драко дрогнул, но он все же закончил, – поэтому он убьет меня.

– Тебе можно как-то помочь? Может быть, рассказать директору или пожаловаться в Министерство магии?

– Тогда он убьет мою мать.

Они молчали. Оба думали о том, что у них не было выбора. Не сговариваясь, они решили сохранить тайны друг друга. Невилл протянул руку и взял из пачки новую сигарету, не спрашивая. А Драко и не был против. Невилл курил в первый раз, поэтому закашлялся, чем вызвал улыбку у слизеринца.

Никто не расскажет о том, что происходило в ванной старост на пятом этаже этой ночью.

Джинни Уизли застала как-то Теодора Нотта, целующегося с девушкой. Это была не Гермиона Грейнджер. Но Гермиона Грейнджер об этом никогда не узнает, потому что Джинни никому не расскажет.

Рон Уизли и Лаванда Браун помирятся. Она будет славно стонать, утыкаясь в его плечо, но Рон поймет слишком поздно, что эта двуличная сука, мечтает насолить Гермионе Грейнджер и отомстить Драко Малфою. Ошибка будет фатальной для гриффиндорца.

Особо темным вечером Драко возвращался из Выручай-комнаты. Его привлек тихий говор в конце коридора, и Драко, предварительно наложив на себя дезиллюминационные чары, поспешил посмотреть, кому не спится в столь поздний час. Удивлению не было предела – сумасшедший старик и декан факультета.

– Год, Альбус, я даю вам максимум год.

– Дожить бы хоть до конца этого учебного года, – попытался улыбнуться старик, но улыбка резко сменилась гримасой боли. Драко чуть не ахнул в голос, заметив почерневшую руку Альбуса Дамблдора.

– Альбус, а вы не думали, что я не хочу этого делать?

– Северус, ты же мне дал обещание.

– Да, директор, я дал вам обещание, но я не знал, о чем именно вы меня попросите.

– Северус, мы должны защитить Драко. Он не должен в столь юном возрасте калечить душу.

– А как же моя душа, Альбус?

Дальше Драко не стал слушать. Он и так узнал слишком много и не мог все уложить в голове. Таким образом, ворочаясь в постели, Драко сделал следующие выводы: во-первых, Северус Снегг был или действительно двойным агентом, или слишком хорошо вжился в роль, во-вторых, Альбус знал о задании Драко, а в-третьих, Малфой узнал, что старик может умереть в любой момент от какого-то проклятья.

– Хоть бы ты умер сам, – шептал Драко, метаясь в постели. – Мерлин, пожалуйста, – молился слизеринец, – я не хочу никого убивать.

Но никто так и не узнает, что за глубокая морщинка залегла у него между бровями.

В одно прекрасное утро Гермиона, проводящая все ночи за книгой, будет опаздывать на Защиту от Темных искусств. Она уже представила, как исказится в презрении лицо профессора Снегга, когда она войдет в аудиторию спустя пятнадцать минут от начала занятия, но не думала, что услышит конец одного диалога.

– Драко, – голос профессора необычайно нежен и заботлив. Местами даже испуган. – Я могу тебе помочь.

– Профессор, вы же знаете, что мне никто не поможет.

– Я смогу, – утверждает тот.

– Если мне хоть кто-то поможет, то меня убьют.

– Но ты сам сейчас умираешь! Драко, ты не доживешь и до конца года! Заканчивай, чтобы ты не делал – заканчивай, – пока они были заняты диалогом, Гермиона незаметно проскочила в класс.

Мыслей в голове было много, девушка даже успела подумать, что Драко – Пожиратель, но она своими глазами видела его белую кожу на предплечье.

– Наверное, ему угрожают, но он пытается противостоять, – думает Гермиона. – Мерлин, он такой одинокий, – она тут же вспомнила его слова, что у него никогда не было настоящих друзей. Синдром “рано повзрослевшей девушки” с синдромом “спасительницы” был успешно активирован мгновением ранее.

Этим вечером она специально дождалась его в коридоре и составила компанию на дежурстве. Он не стал просить ее отстать от него, но и попыток заговорить с ней тоже не делал. А Гермионе это было необходимо. Поэтому она шла по его стопам. Она пыталась его задеть, как это делал он. Но он молчал. Упорно. Но и Гермиона была упрямой. Она сама не поняла, когда она успела вывести его из себя. Он просто затолкал ее в какой-то класс, больно отшвырнув от себя. Никто из них не заметил, что класс был не заперт.

– Чего ты, блять, добиваешься? – рычит он, стоя в проходе. Она уже хотела ему ответить, но он с резким звуком захлопывает дверь. Да, она хотела его разозлить, чтобы вывести на диалог, но она совсем забыла, какой он, когда злится. – Что молчишь, Грейнджер? Язык проглотила?

– Я… – весь словарный запас резко покинул голову. Слезы стали скапливаться в уголках глаз. Но сжав руки в кулачки, она продолжила. Она должна пройти это унижение. – Помнишь, ты сказал, что… – голос предательски дрожал, как и она сама, – что не хочешь х-х-холодную и бесчувственную девушку… в постели? – она прерывалась, чтобы сделать глубокий вдох.

Малфой был заинтригован.

– И? – облокотился он спиной на дверь и скрестил руки на груди.

– И вот, Малфой, я здесь, – трясется, но не от холода. Трясется, но не от унижения. Трясется от признания.

Несколько секунд он смотрит на нее в недоумении, а потом смысл ее слов дают ему под дых. Если бы он не облокачивался, он бы точно рухнул. Он прикрывает глаза, подглядывая за девушкой сквозь ресницы. Он не верит в происходящее. Поэтому дает ей свободу выбора. Он понимает, что он не на той стороне, и у их истории всего два конца – или трагический, или разбитое сердце.

– Я не облегчу тебе ни одного шага.

Гермиона смотрит на расстояние, что разделяет их. Каких-то десять шагов. Девушка уверена, что если она сделает пять, он сделает пять навстречу. Ноги ватные, не слушаются, но она делает свои пять шагов, а он и с места не сдвинулся, только наблюдает внимательно.

Шестой шажок, а он не реагирует.

– Пожалуйста, – мысленно молится она. – Не заставляй меня унижаться еще больше.

Седьмой.

“Сделай шаг, – кричит ее душа, – шаг ко мне”.

Восьмой.

Его взгляд немного потеплел, и Гермиона поняла, что победила. Она победила!

Девятый – делает она.

Десятый – он шагает к ней, сжимая в крепких объятиях.

Оба не поняли, как она оказалась сидящей на парте. Страсть затуманила разум обоим. Драко первый пришел в себя, когда ее мантия упала вниз, к его ногам.

– Не тут, – взял он себя в руки.

– Но я хочу этого, – настаивает Гермиона, понимая ситуацию неправильно.

– Грейнджер, не тут, – он поднимает ее мантию, а затем подхватывает девушку на руки, заставляя ту смеяться. – В спальню, – торжественно заявляет он.

– Ты меня понесешь на руках? – глупая, но счастливая улыбка появляется на лице. Он утвердительно мычит. – А если нас кто-то увидит? – обеспокоено спрашивает она.

– Грейнджер, так похуй, – она смотрит в его потемневшие от желания глаза и прячет свое лицо на его плече.

Панси Паркинсон была свидетельницей этой необычной сцены. Если бы ей кто-то рассказал, она бы так смеялась, что наверняка сошла бы с ума. Но она это видела собственными глазами.

Иногда она приходила в этот кабинет, чтобы побыть одной, а именно – выпустить пар и поплакать. На самом деле жизнь Паркинсон стала налаживаться. Она завела отношения с Блейзом Забини, который делал ее лучше. Он научил ее ценить себя, не раздвигать ноги по первому требованию, а главное, показал, что не на каждый комплимент надо отсасывать в благодарность. У них была привязанность. Было много старых обид, много новых ссор, но им двоим было очень комфортно. Ей нравилось, как он целовал ее на ночь и не лез в трусы. Они оба зализывали свои сердечные раны, черпая утешение друг в друге. Но было огромное “Но” – ее семья отчаянно нуждалась в Драко Малфое, чтобы укрепить положение. И теперь она видела, как он добровольно шел на эшафот, ведь эти отношения могут закончиться смертью, если о них узнают ее родители, его родители, да кто угодно.