Луна вдруг почувствовала, что ей очень мешает одежда. Ей страстно захотелось ощутить Северуса всей кожей, каждым нервным окончанием, как в том памятном сне, в котором она была Снейпом. Но она не решилась прервать поцелуй и начать раздеваться самостоятельно. К тому же ей вспомнилось, как она представляла руки Северуса, избавляющие её от одежды — и у неё защемило под ложечкой от того, что это может произойти прямо сейчас. Одно дело — представлять всё в своём воображении, раздеваясь при этом самостоятельно. И совсем другое — испытать это по-настоящему.
Снейп прервал поцелуй и на мгновение замер над Луной, опираясь на локоть. Выражение его лица поразило Луну. Куда подевалась его обычная холодная маска? Лицо Северуса сейчас казалось на удивление живым, на нём отражались такие чувства, от которых у Луны сладко замирало сердце. Он показался ей красивым. Да-да, именно, красивым. Глубокие глаза, резкие черты лица, высокий лоб, крупный благородный профиль… Даже тонкие пряди волос, сосульками обрамлявшие его худое лицо, потерявшее в полумраке желтоватый оттенок не портили его — они органично вписывались в образ нового Снейпа, о котором не знал никто на свете, кроме Луны.
Встретив её восхищённый взгляд, Снейп пришёл в замешательство. Неужели на него возможно вот так смотреть? Что в нём может вызвать восхищение? И тем не менее девчонка смотрела на него именно так. Будь на её месте кто-то другой, Снейп решил бы, что над ним издеваются или смеются. Но Луне он верил, что не мешало ему удивляться её реакции. Девчонка и впрямь странная, раз смотрит на него, как на Аполлона. При всей её любви к нему, на эталон красоты он явно не тянет. И всё же, этот взгляд… Очередной всплеск желания волной прокатился по его телу. Луна подняла руку и, не отрывая восхищённого взгляда от его глаз, провела ладонью по щеке Снейпа, по шее, по обнажённой груди. Её доверчивый, сияющий взгляд, её жадно приоткрытые припухшие губы, напряжённое, стремящееся к нему тело молча умоляли о продолжении.
Снейп сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Ему нужно взять себя в руки, иначе он не выдержит — набросится на неё, разорвёт одежду, зацелует до смерти, овладеет стремительно, жадно… но он не хотел этого. Это их первая близость. А он — первый мужчина в её жизни. Он не имел права испортить её первый опыт, навсегда или, по крайней мере, надолго отбить у девчонки желание физической близости с ним. Это с проститутками из Лютного можно не церемонится — сделал всё, что захотел, получил своё, заплатил — и не заботься о её ощущениях. Не ради них же она этим занимается. А тут всё не так. Он должен, он просто обязан сделать всё так, чтобы девчонке понравилось, чтобы она получила удовольствие. А для этого он должен контролировать себя и делать всё обдуманно, а не инстинктивно. Думать прежде всего о ней, о её удовольствии. Но, Мерлин, как же трудно держать себя в руках! Особенно когда на тебя так смотрят… И, кстати, долго ли он ещё собирается называть её девчонкой? Ведь у неё есть имя. Красивое имя — Луна. Лу-на… Снейп мысленно произнёс его по слогам, перекатывая во рту, словно камушки. Это помогло ему немного успокоиться и взять себя в руки.
Он начал медленно, нарочито медленно расстёгивать пуговицы на её блузке. Чтобы доказать самому себе, что он владеет ситуацией. Что может себя контролировать. А это была действительно нелёгкая задача. Он чувствовал, как вздрагивает тело Луны от его прикосновений. Как оно напряжено в ожидании неизвестного. И как тянется к нему, несмотря на сладкий страх перед этим самым неизвестным. Ну и как тут, скажите на милость, контролировать себя?
Расстегнув пуговицы до конца, Снейп провёл ладонью сверху вниз, от шеи Луны до живота, раздвигая в стороны тонкую ткань блузки. Касаться нежной кожи было невыносимо приятно. Снейп с раздражением взглянул на лифчик, нарушавший гармонию, прерывавший его контакт с подрагивающим от прикосновения Снейпа телом Луны. Кажется, ей он тоже мешал, не давая полностью насладиться этими прикосновениями. Луна села в постели, дрожащими пальцами расстегнула манжеты и быстро стащила с себя блузку. А затем так же торопливо расстегнула лифчик и сбросила его с себя, обнажая небольшие груди с затвердевшими сосками.
Воспользовавшись паузой, Снейп освободился от рубашки, не сводя глаз с Луны. Ему нравилась её смелость. Она так хотела доставить Снейпу удовольствие, так стремилась к этому, что он не мог не оценить её порыв. К тому же Луна, сидящая перед ним с обнажённой грудью, с распущенными по плечам длинными светлыми волосами, казалась ему удивительно красивой. Её красота была нежной, хрупкой, по-детски незамутнённой и такой трогательной, что у Снейпа сжимало горло от мысли о том, с каким безграничным доверием она тянется к нему навстречу, как беззаветно стремится выполнить его желание и, что самое главное – их желания полностью совпадают. Луна не боялась его, не опасалась того, что с ней происходит и может произойти. Она знала — что бы ни сделал Снейп, он никогда не обидит её, не причинит вреда. И от этой её уверенности в душе Снейпа поднималась благодарность, которую он раньше не испытывал никогда и ни к кому. А вместе с ней — острое желание сделать для этой девочки всё, что только в его силах, чтобы ей с ним было хорошо. Сказочно хорошо. И вот это желание затмило в нём и страсть, и неудержимое сексуальное влечение. Оно помогло ему полностью установить контроль над собой. Разумеется, он получит наслаждение от близости с ней. Но это будет не стихийное животное наслаждение, это будет чувство, подчинённое разуму. Его наслаждение будет напрямую связано с тем, насколько хорошо этой девочке рядом с ним. От этого и только от этого будет зависеть, сумеет ли он справиться со своей задачей.
Снейп шевельнул губами — и тёмно-зелёное покрывало из тяжёлого шёлка с серебристым шитьём сдвинулось на свободную часть постели вместе с лежавшим под ним одеялом. Снейп обнял Луну спереди за плечо и мягко уложил её на подушку. Наклонившись над ней, он стал гладить её шею, грудь, живот, одновременно покрывая их короткими поцелуями. Когда его губы касались сосков, Луна вздрагивала, выгибалась и тихонько постанывала. Внизу её живота творилось что-то невообразимое. Она непроизвольно двигала бёдрами, стараясь прижаться к Снейпу. От того, как тело Луны реагировало на ласки, желание Снейпа разгоралось с новой силой. Он снова и снова делал несколько глубоких вдохов и выдохов, а после продолжал разжигать огонь в этом нежном, но довольно крепком юном теле. Целуя Луну, Снейп пытался расстегнуть её юбку. Когда ему это удалось, он нетерпеливо стянул её вниз, к ногам. Через пару секунд туда же отправились колготки Луны. Её сердце бешено колотилось. Оставалась последняя преграда между ней и Северусом. Она приподняла бёдра, словно призывая его избавить их от этой преграды, и Снейп мгновенно откликнулся на её призыв.
Луна лежала перед ним совершенно обнажённая. Её била мелкая дрожь, но совсем не от холода. Ей было немного страшно, немного стыдно, немного неудобно и непривычно, но всё же неимоверно приятно чувствовать свою полную незащищённость и открытость перед ним. Хотелось накинуть на себя одеяло, чтобы скрыться от его внимательного взгляда, в котором явно читался какой-то опасный, доселе неведомый ей огонёк. И в то же время страшно хотелось оставаться перед ним совсем открытой, чтобы он разглядывал её своим волнующим взглядом. Борьба этих противоположных желаний была настолько возбуждающей, что Луна почти изнемогла в те несколько минут, в которые Снейп молча восхищённо разглядывал её. Он чуть было не ляпнул вслух: «Мисс Лавгуд, вы красивы». Но вовремя прикусил язык, наклонился к её уху и тихо прошептал:
— Ты красавица.
То ли от этих слов, то ли от мягкого прикосновения его губ к уху, всё тело Луны покрылось сотнями мурашек. Она задрожала, обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом, вновь с удовольствием отмечая прикосновение его невероятно твёрдого члена к своему животу и прошептала ему на ухо:
— И ты красивый. Очень.
