Но вот нужно ли ему с ней заниматься? Нужно ли раз за разом открывать перед ней своё сознание ради призрачной надежды, что она всё же учится выстраивать защиту? Всё было бы просто, не случись с ним прошлой ночью того, что случилось. Снейп понимал, что не должен показывать девчонке эту свою постыдную слабость. Взрослый мужчина, преподаватель, мечтающий о ласках студентки… Мерзость. Имеет ли он право лишать этого ребёнка иллюзий о мире вообще и своей персоне в частности? Во всяком случае, Снейпу этого очень не хотелось.

Но с другой стороны… Если девчонка узнает, насколько он отвратителен в своих тайных страстишках и желаниях, это поможет ей избавиться от любви к нему? Так было бы лучше для всех… При этой мысли сердце Снейпа вновь заныло, протестуя против подобного исхода. Он, годами создававший образ чудовища, подонка и ядовитого гада, страстно не хотел, чтобы девчонка верила в этот образ. Да она и не верит, потому что знает о нём всё. Но вдруг отвернётся от него, узнав эту сторону его личности?

Однако, если отменять занятия окклюменцией по этой причине, следует также отменить и приём зелья перед визитами к Тёмному Лорду. Потому как, выпив зелье, он становится для девчонки открытой книгой, так же, как во время их занятий окклюменцией. Стоит ли ему, в таком случае, отказаться от Охранного зелья? Выдержит ли он пытки Хозяина?

Самолюбие говорило Снейпу, что он вполне может справиться с этим. Выдерживал же он Круциатусы Волдеморта ранее. Но здравый смысл подсказывал, что не стоит быть таким самонадеянным, тем более что с годами пыточные заклинания Тёмного Лорда становились всё изощрённее и болезненней. Что, если ему удастся прорвать окклюментный барьер во время одного из таких воздействий? Снейп не имел права на подобный риск.

Единственным правильным решением в этой ситуации был Обливэйт. И не нужно никакой окклюменции, всех этих страданий и сомнений. Но Снейп знал абсолютно точно – он не сможет сделать этого. Девчонка будет продолжать любить его и мучиться от невозможности вспомнить что-то важное, ускользающее, навсегда утраченное. Это было слишком жестоко даже для слизеринского монстра.

«Признайся наконец, что тебя удерживает не жалость к девчонке, а нежелание потерять это потрясающее ощущение – знать, что тебя не только любят, но и понимают так, как только ты сам себя понимаешь. И принимают таким», – сказал себе Снейп. «Ну да, – ответил он сам себе. – А ещё – возможность постоянно видеть эту любовь и понимание и убеждаться, что они – не плод твоего воображения, а реально существующие вещи. Имеешь ли ты право на них?»

Снейп знал ответ на этот вопрос. Не было у него такого права. Ни права на любовь этой девочки, ни права рисковать её жизнью и жизнями многих людей. А ещё Снейп знал, что у каждого человека есть черта, переступить через которую он не в состоянии. Потому что, переступив, сломает себя, превратит в развалину, в груду бесполезного, ни на что непригодного хлама. И для него такой чертой стало заклятие «Обливэйт», которое он не в состоянии применить к Лавгуд.

А это значит, что завтра ровно в восемь часов вечера они встретятся на уроке окклюменции. Что она увидит, какими похотливыми бывают взрослые мужчины. И что от того, простит ли она ему это желание, зависит, с чьей любовью ему предстоит справляться – только лишь со своей или с её чувствами тоже. Ещё неизвестно, что окажется тяжелее. Но раз он справился сегодня, значит, сумеет справиться и в дальнейшем.

Пэнси не сводила взгляд с удаляющейся по коридору Луны до тех пор, пока та не скрылась за поворотом. Злость и возмущение душили её. Как она смеет, эта сумасшедшая? Она ходит к Снейпу… Что они там делают под видом отработок? Насколько далеко у них всё зашло? Просто целуются или уже..? Нет, не может быть. Снейп такой холодный, мрачный, неприступный. Неужели он мог настолько забыться? Но ведь это продолжается с прошлого года. За столько времени они могли бы уже достаточно сблизиться. Хотя… Пэнси следила за ними в прошлом году. Их встречи не были частыми. А может, они встречались тайно, и она просто не всё знает? А в этом году они настолько обнаглели, что не считают нужным скрываться?

Пэнси не знала, сколько времени продолжаются эти «отработки» и теперь корила себя за потерю бдительности. Нужно обязательно проследить за ними. Чтобы точно знать, как часто и как подолгу они встречаются. А для этого ей, как и в прошлом году, потребуется помощь. И к кому же, как не к Драко, ей обратиться за этой помощью? Правда, в последнее время Драко отдалился от неё. Они больше не вели секретных разговоров «по душам», да и на людях обменивались лишь короткими деловыми фразами. Пэнси не хватало доверительного общения с Драко. Она привыкла относиться к нему как к брату, на которого можно положиться. Ну, насколько вообще можно положиться на человека, особенно, если он – слизеринец. Главное – они понимали друг друга и знали, чего им друг от друга ждать.

Изменения, происходившие с Драко, Пэнси списывала на неблагоприятные события, случившиеся в семье Малфоев. По вине Поттера Люциус оказался в Азкабане. Семья Драко потеряла всю свою власть и влияние, и, скорее всего, значительные деньги. Всё это не могло не беспокоить её друга. Драко стал ещё более высокомерным, холодным и закрытым и всё чаще даже ей отвечал грубо и резко. Пэнси казалось, что он строит планы мести Поттеру, а может быть, даже самому Дамблдору. Возможно, Драко обдумывает, как освободить отца из тюрьмы. Всё это вместе взятое делало его угрюмым и отчуждённым. Любые разговоры, отвлекающие его и не относящиеся к его планам, раздражали Драко. И всё же Пэнси решила по старой памяти обратиться именно к нему. Потому что Драко всегда поддерживал её. А ещё потому, что больше обращаться было не к кому.

Бросив снова злобный взгляд в ту сторону, куда удалилась Лавгуд, Пэнси решительно развернулась и направилась в противоположный конец коридора. Она не заметила, как добралась до подземелий. Всю дорогу в голове у неё бился один и тот же вопрос: «Почему Лавгуд? Что он в ней нашёл?» С прошлого года она так и не нашла другого объяснения, кроме непритязательности Снейпа и доступности Лавгуд. Злость на них обоих переполняла Пэнси через край, когда она влетела в гостиную. Хвала Мерлину, Драко был здесь. Он стоял у стола и скручивал в трубочку пергамент, исписанный его аккуратным изящным почерком. Вот и хорошо. Значит, он закончил свои дела и не откажется уделить ей время.

Пэнси, запыхавшись, подскочила к нему и тихо произнесла:

- Нужно поговорить.

Лицо Драко не выражало восторга от этого заявления. Он недовольно скривил губы и протянул:

- Тебя Снейп искал.

- Зачем? – Пэнси обдало жаром. Неужели она пропустила что-то важное? Она была нужна ему, а ей пришлось разбираться с этой дурой пучеглазой. Сердце Пэнси заколотилось чаще.

- Он мне не докладывал, – услышала она презрительный голос Драко сквозь гул крови в ушах.

- А где он сейчас?

- Слушай, Паркинсон. Если ты считаешь, что он отчитывается мне в таких вещах – ты глубоко ошибаешься. Вы достали своими дурацкими вопросами: «Где Паркинсон?» «Где Снейп?» Я не обязан знать о ваших перемещениях и докладывать вам друг о друге.

Пэнси попыталась справиться с охватившим её волнением и никак не отреагировала на грубость Драко. Конечно, он прав. Незачем злить его и задавать такие глупые вопросы. Тем более сейчас, когда она нуждается в его помощи.

- Конечно, не обязан, – примирительно сказала Пэнси. – Мне нужно поговорить с тобой.

- Ну, говори, – лицо Драко выразило недовольство и усталую покорность.

- Не здесь, – Пэнси собрала всё своё самообладание, чтобы не высказать ему всё, что она думает по поводу его недовольных гримас. – Пойдём в наш чулан.

Уголок его рта приподнялся в скептической полуухмылке, но Драко промолчал. Пэнси повернулась и направилась к выходу, полностью уверенная, что он следует за ней, несмотря на все свои гримасы. Они молча дошли до лестницы, ведущей из подземелий наверх. Пэнси легко открыла низкую дверцу их тайного убежища и вошла внутрь, осветив помещение Люмосом. В чуланчике всё оставалось по-прежнему – ряд мётел у стены, сундук с мячами для квиддича, паутина по углам. Драко закрыл за собой дверь, наложил на неё заглушающее заклятие и остановился перед Пэнси, всем своим видом показывая, что он слишком занят, но готов выслушать её ради их старой дружбы. Пэнси ничего не оставалось, как принять его условия, хотя такой расклад ей совершенно не нравился.