Князь вернулся к концу ноября –

Словно солнце вернул он Москве.

За Христовым же вслед Рождеством,

Умножая Москвы торжество,

По исходе счастливом всех бед,

Князь Василий родился на свет.

Время мира, как радостный вздох,

Пронеслось по Московской Руси.

Софью-дочь дал Димитрию Бог,

И народ о покое просил.

Юрий сын и Мария дитя…

Годы радости мчались, летя.

Но возможен ли в мире покой,

И бывает ли долго – легко?

В Нижнем тысяча встала монгол

Под водительством Сары-аки.

И обычай их груб был и зол,

И жестоки дела и дерзки.

СкОлько тешиться было Орде?

В русских кузнях ковАлся металл.

И отмстить за обиды мурзе

Нижеградцам их князь не мешал.

Но отмстил за послов и Мамай:

Там, где Пьяна петляет и Кишь,

Подымался кровавый туман

И царила безлюдия тишь.

Там царевич прошел Арапша,

Наказуя, рубя и круша.

Стала водною Вожа межой

Для злосчастия русской земли.

Больше крови проливши чужОй,

Мы победе поверить смогли

Наконец. После долгой беды

И тяжелого ига Орды.

Наконец после горестных лет

Нам забрезжил спасения свет.

Пять туменов и Бегич-мурза

Не сломили Москву и Рязань.

И из Полоцка Ольгердов сын,

Князь Андрей стал Москве не чужим.

Стало ясно, что вместе князья

Побеждают, как порознь нельзя.

Годом прежде Василий, Иван

И Димитрий Михайлов Боброк

Победили, где правил Асан,

И Солтан-Махамат не помог.

Обязали Булгар и Казань

Взять даругу и выплатить дань.

Что незыблемой было Ордой,

Становилось имен чередой.

Двадцать ханов безвестных сменя,

Только прежнею славой звеня,

Распадался чудовищный зверь,

Все еще не прощая потерь.

В годы те, что Димитрий мужал,

И светлел и душой и умом,

Сердце приняло тысячу жал,

Горе горькое – княжеский дом.

Снова осенью мор проходил

По Москве. И сгорели в три дня

Симеон и за ним Даниил,

Дорогие его сыновья.

Пять детей оставалось в живых,

Что княгиня ему родила.

Пять младенцев. И с думой о них

Брался князь за святые дела.

Съезд давно благородных князей

В древнем городе Переяславль

Согласился, что много ладей

Не идут, как единый корабль.

За Тарусу, Мечу и Оку

И не нужен был больше приказ.

Только вышел Мамай на Москву –

Каждый понял, что прОбил их час.

Много было бояр, воевод

За оградою монастырей.

И судьбы своей ждали приход

Братья там Александр и Андрей.

ПрорицАют святые уста,

И игумен то Троицкий мог.

Братьев-иноков к князю послав,

Дважды Сергий победу предрек.

На востоке сияла заря.

Жены княжьи, бояр, воевод,

Целованьем прощальным даря,

Провожали любимых в поход.

Евдокия, Мария средь них.

Князь Димитрий был нежен и тих.

На рыданье ответил жены:

«Аще Бог по нас, кто же на ны?»

Собрались Ярославль и Ростов,

Дмитрий, Ольгерда сын, и Андрей.

И Таруса, и Полоцк, и Псков

На горячих садились коней.

И Владимир, князь Серпуховской,

Как всегда, рядом с братом-Москвой.

Много славных в поход собрались

И потоком единым слились,

Как теченье сливается струй,

На Дону, где лежит Березуй.

Недостойно, чтоб доблестный князь

Слал на гибель, от ран уклонясь.

И войскам он своим обещал

Чашу общую пить сообща.

Сотни ратных прошедши дорог,

Ведал знАменья Дмитрий Боброк.

Ночь сгустилась. Туман и роса.

Было тихо. Теплы небеса.

И Волынец меж станов меж двух

Напрягал свой испытанный слух.

Только Дмитрия взял он с собой,

Чтоб узнать, что готовит им бой.

И ланитой десною приник

Он к земле, чтобы тайный язык

Распознать по дрожанью ее

И разведать, что завтра их ждет.

Будто клекот и плеск лебедей

Подымался навстречу беде.

Гром разнесся и смолк вдалеке

На Непрядве и Смолке-реке.

«Словно конница бросилась вскачь,

Грай вороний и волчий там вой,

Жен татарских безудержный плач», –

И, приникши к земле головой,

Продолжал испытанье примет:

«В стане русском злознАменья нет.

МнОго русских в той битве падет,

Но Мамай поражЕнье найдет.

Войску, княже, не дОлжно то знать.

Силен Бог, чтоб Своим помогать.

Пусть себя осеняют Крестом:

Он оружье в сражении том.»

И разбойник Фома Кацибей,

Ради храбрости взятый своей,

Быв на Чурове средь сторожей,

Видел в небе двух светлых мужей,

Что явились на битву помочь

Тьму врагов разогнать, словно ночь.

В Рождества Богородицы день,

Разрывая туманную сень,

Трубы грянули, бой предваря

И могучих коней ободря.

Крест Господень Димитрий лобзал

И к Вершителю судеб воззвал:

«Боже правый! Защита нам будь!

Как один, мы подставили грудь

Под удар Исмаила сынов.

Нас избавь от жестоких оков!

Заключив с Исааком завет,

Не оставь и идущих вослед!»

Войско шло, за волною волна.

Трепетали над ним знамена.

Стяги черны, и Солнце на них –

Iисуса спасительный лик.

В войске врАжеском был исполин.

Десять ратников бил он один.

С ним сразился один – Пересвет,

Исполняя священный обет

Жизнь за други своя положить.

Ведь без этого душам не жить.

И, ударивши оба копьем,

Бездыханные пали вдвоем.

Друг на друга большие войска

Наступали, как тучи, вперед.

Так плывут над землей облака,

Предваряя тенями свой ход.

И Мария, державная Мать,

Укрепляла священную рать.

Жизнь отдавшим за други своя

Над землей есть иная земля,

Где венчают их пламенем роз,

Где Царем их встречает Христос.

Но, пока не наступит конец,

Эти розы – терновый венец.

Аэр, будто огнем, полыхал,

Дикой яростью боя палим.

Плоть терзая, металл уставал.

Гибли наши один за одним.

И с любовью склонялась к ним Мать,

Чтоб их храбрые души принять.

А Волынец Димитрий Боброк

Свой засадный удерживал полк.

Князь Владимир, на сечу спеша,

Негодуя, его вопрошал:

«Поредела совсем наша рать.

Да кому ж станем мы помогать?»