– Я не об этом, – вздохнула Дара, – дело в том, что, произнося комплимент подобного типа, делая упор на красоте, мужчины едва ли понимают, что они видят на самом деле.
– Ты имеешь в виду, они видят красоту внешнюю, забывая о духовной красоте, о богатстве внутреннего мира, который они едва ли могут оценить после первой встречи? – быстро начал я высказывать свою догадку. – Но я же общаюсь с тобой уже…
– Опять не то. – перебила Дара. – Я пытаюсь сказать, что эти мужчины не знают, что такое красота. Вот ты знаешь?
– Что такое красота? Ну, это фундаментальное понятие, вряд ли определяется, тем более что красота для всех разная. Кому-то одно нравится, кому-то – другое.
Тут я начал пытаться объяснять относительность красоты для каждого человека, что красота также зависит от настроения, от уровня понимания субъектом того, что он перед собой видит, от его склонностей, намерений, уровня развития его психики, возраста, пола и так далее. Одновременно с этим мы начали потихоньку двигаться в сторону Набережной, дойдя уже почти до мостика через речку. Дара всё это время слушала, не выражая ничего на своём лице. Когда я закончил речь, она произнесла:
– Всё что ты сказал – это поверхностное представление, свойственное скорее ни в чём не разбирающемуся обывателю, чем человеку, претендующему на высшее образование. Ты описываешь отношение к красоте, а не даёшь определение. Ты пытаешься показать относительность восприятия людей, а не определить сам объект этого восприятия.
– Но я же математик, определением красоты должны заниматься искусствоведы, культурологи, философы, наконец. – пытался я найти оправдание, так пока и не понимая, что же было сказано неправильно.
– Глупости, Артём, в математике тоже есть красота, и ты прекрасно об этом знаешь. Тем более, если ты математик, то должен знать, чем правильное определение отличается от поверхностного описания объекта. Ты не видишь общего в том, что говоришь, не видишь, что красота, например, в математике, ничем концептуально не отличается от красоты в чём-то другом. Природа и смысл красоты одинаковы и объединены таким абстрактным понятием, как красота в широком смысле, чем-то фундаментальным, как ты верно сказал сначала. Однако фундаментальность вовсе не означает оторванность от реальности. Твои рассуждения совершенно никак не привязаны к реальному миру, в них нет ничего полезного, ничего такого, что можно было бы использовать для решения какой-то реальной задачи. Все рассуждения должны быть согласованы с реальностью, без этого они будут лишь пустой болтовнёй. – Дара говорила поучительным тоном. – Артём, красота – это высшая целесообразность, степень гармоничности в сочетании отдельных частей всякого целого. Красота показывает, насколько гармонично и правильно с точки зрения всеобщей целесообразности сложен предмет. Если что-то является некрасивым, значит оно где-то сделано неправильно, без соблюдения нужной меры или неправильно исполняет свои функции, не входит в гармонию с целым, частью которого является. Некрасивость является отражением нарушения этой гармонии.
– Ну да, я всё это понимаю и так, это определение не новое для меня. – продолжал оправдываться я.
– Если понимаешь, почему не смог сказать? Если знаешь правильный ответ, что заставляет тебя говорить иначе? – начала нападать Дара.
– Я как бы интуитивно понимаю, но сказать как ты не могу. – я уже казался сам себе совершенно неполноценным человеком, проигрывающем в споре юной девушке.
– Послушай, что я хочу тебе сказать. – начала издалека Дара, понимая, что уже загнала меня в угол и могла более не торопиться. – Если человек не может объяснить то, что как будто бы понимает или если он не может применить знания на практике, то это означает, что на самом деле ничего он не знает и не понимает. У него в голове просто есть смутно-интуитивное представление, обрывочные кусочки несобранной мозаики, беспорядочный мусор, называемый им самим не иначе как богатый внутренний мир. Эта кусочная фактология, обрывки частичных знаний, выхваченных из контекста при поверхностных попытках разобраться в чём-то непонятном, и называется таким человеком словом знание, тогда как настоящего знания и понимания у него нет и не было. – Дара продолжала говорить поучительным и наставническим тоном, сопровождая речь богатым набором жестов. – Помни, Артём, когда ты, рассказывая достаточно сложные вещи, услышишь от кого-нибудь, что ему всё это знакомо, понятно и он всё это давно знает, насторожись: скорее всего, перед тобой человек, заблуждающийся относительно своей собственной значимости, думающий о себе гораздо больше, чем он представляет собой на самом деле. Попроси его продолжить мысль, применить его воображаемые знания для решения той или иной проблемы, поделиться мнением относительно того или иного явления, дать оценку того или иного события, связанного с обсуждаемой темой. Проще говоря, дай ему задание по теме – и ты как в капле воды увидишь истинную картину представлений этого человека.
– То есть ты считаешь, что на самом деле я ничего не знаю о красоте? —заинтересовался я, чувствуя, что Дара права.
– Именно так, Артём, ты совершенно ничего не понимаешь, а то, что понимаешь – это смутно-интуитивные обрывки, из которых даже при сильном желании не сшить хоть сколько-нибудь полной картины. Знающий и понимающий человек способен поддерживать разговор на обсуждаемую тему на самых разных уровнях: он может как в общих чертах обрисовать проблему или решение, так и выполнить глубокий обзор возможных причин, следствий, смежных и сопутствующих проблем, связать своё повествование с другими догадками и мнениями присутствующих на обсуждении людей. – тон Дары стал мягче и она говорила уже в своей обычной манере.
Я задумался. А ведь верно, когда разговариваешь с человеком, и он говорит убедительно, складно, то кажется, что ты всю жизнь это знал…
– Когда один человек подстраивается под другого, рассказывая что-то понятными ему образами, приводя понятные ему примеры, – продолжала Дара, как будто прочитав мои мысли, – тогда собеседнику кажется, что он всю жизнь это знал и новыми для него идеи рассказчика уже не кажутся. Почему? Потому что передаваемые образы человеку знакомы и понятны, элементы обрывочных мыслей, которые лежали в голове человека, ему также знакомы, просто они переставляются другим способом, и наделяются другой мерой, более целостной, как бы связывая кусочки мозаики в более полную картину. Дальше нужно незаметно задать человеку несколько очень простых вопросов, чтобы он сам захотел на них ответить – и вот, человеку кажется, что эта картина у него в голове уже была, настолько удачно она вписалась в уже усвоенные им представления. От рассказчика-учителя требуется большое мастерство, чтобы вот так незаметно для ученика открыть ему новое знание, а ученик при этом думал, будто он до всего дошёл сам.
– В таких случаях тяжело не похвастаться своими способностями перед учеником, не сказать ему, что на самом деле это ты так мастерски заложил в него что-либо. – предположил я, поставив себя мысленно на место мастера-учителя.
Дара задумалась, лицо её сделалось грустным. Помолчав немного, она сказала тихо:
– Да, тяжело поначалу. Наблюдаешь за учеником, он делает успехи и говорит, что добился чего-то, что добился он этого сам, а на деле без точных и незаметных ударов мастера ничего бы не добился вовсе. Потом ученик уходит своей дорогой, забывая про учителя… Хочется сказать ему, мол, неблагодарный ты. Но нельзя! Мудрый учитель понимает, на что идёт, понимает, что слова благодарности всё равно ничего не значат, значимыми являются только дела, поступки, устремления и результат всего этого… Слова без содержания всё равно пусты, а если есть содержание, то всё видно и понятно без слов. Возвращается такая благодарность далеко не сразу… Со временем понимаешь, что важно для учителя: чтобы благодарность ему выразилась в том, что ученик добился своих целей, стал счастливым и помог другим понять что-то важное… Но что-то я не о том. – Дара снова начала говорить громче. Она взбодрилась, как бы отмахнувшись от этого странного лирического отступления, навеянного моей репликой, затем продолжила:
