– А чай только в пакетиках? Россыпь есть?-Хохол с удовольствием бы чифирнул, но говорить об этом ни стал.
-Нет, милок,– казалось, и буфетчица стояла влитая своей продукцией.
-Хорошо, тогда два пакетика мне.-Хохол очень надеялся, что чай хоть немного взбодрит.
– Пацаны, куда едете?– дядя с протокольной рожей, проявил интерес к ребятам. Его рожа после выпитой водки уже производила неприятное впечатление. Вообще как не идет человеческому лицу сильное опьянение, особенно людям с гнилой душой. Когда смотришь на пьяные лица таких людей, становится до того противно, что тянет плюнуть в лицо. Ехидность, чрезмерная наглость проявлялась на их лицах не хуже хронического псориаза.
– В Сочи,– ответил Хохол.
– Опа-па! Ты что, картёжник!?– всё-таки даже разбитые очки придавали внешности Хохла неординарный вид. Дядя даже в ладони захлопал.– А то, давай, поехали вместе!– незнакомец так решительно предлагал поехать в Сочи, будто у него на стоянке стояла машина с водителем, а он как минимум был Анатолием Барбакара. Такого подельника Хохол мог представить только в овраге доедавшего лошадь, которая умерла по дороге в Сочи, возле Ростова.
– Нет, я работать. Да и вообще считаю, что лето нужно проводить на море, и каждому желаю, вот и еду.
– Давай, по пятьдесят?– Хохла раздражал интерес к его скромной персоне, тем более таких шаромыг.
– Я не пью, благодарю.– а молдаванин присел на стул, решил воспользоваться моментом.
-Наливай,– было видно, что «Виктор Палыч», он же винт, придавал ему смелости. «Бэтмен, в рот компот»!– подумал Хохол и ушёл в зал ожидания.
Шумные компании до хорошего не доведут, менты периодически появлялись на виду. Дождавшись десяти часов, Хохол решил укладываться спать. Положил сумку под голову и закрыл глаза. Спать не хотелось. Рядом, напротив тоже ворочалась женщина. В зале оставалось ночевать семь человек, Хохол их зачем-то посчитал. И все эти люди, по- внешнему виду которых можно было понять, что не всё у них в жизни хорошо, и даже плохо скорей всего. Как же много людей в России, которые не хотят работать, осознанно выбирают путь убогих, привыкают к нему и вполне довольные собой, своей участью, существуют. Вспомнились слова из песни Ивана Кучина: «Брожу один по белу свету, без друга, без жены, да без коня». Во сколько точно Морфей забрал к себе Хохла в своё царство, но проснулся он в шесть утра. В бодром расположении духа. Слегка ныло тело. Но в двадцать один год можно стать в позу- мостик и в таком положении уснуть. Молдаванина в зале не было. Солнышко уже радовало щедростью золотых лучей, таксисты нападали на пассажиров.
– Куда едем!? Поехали, недорого возьму?!– когда нет денег, их липучесть раздражает.
Умывшись и почистив зубы, почувствовал себя ещё лучше. Хохол не мог полностью включить свою голову без утреннего чая. «Хотя и жрать хочется больше чем освободиться!»
В семь часов тётя Катя открыла свой Макдак, и на последние пять рублей стаканчик чая был в его руках. До электрички оставался час. Опять прошёлся подальше от вокзала, лишь бы убить время. За десять минут до поезда подошёл Вадик. Хохол не спросил, где он был, а Вадик не стал рассказывать.
– Слушай, поедем в разных вагонах, чтобы контролёры меньше возмущались, – предложил Хохол, и они разошлись. На этот раз контролёром оказался молодой парень.
– Ваш билет?
– Дружище, извини, такая ситуация…– и он не стал дослушивать, ушёл. « Ну, а что с меня взять, я гол как индеец!»
За окном мелькали берёзы, и казалось вся Россия перед глазами. Серёга Есенин очень любил Россию и берёзы. « Ты моя ходячая берёзка, создана для многих, и меня». Многие воспевали Россию и каждый по- своему. Кто-то с претензией, кто-то даже с ненавистью, эту всему миру до сих пор непонятую, удивительную страну.
На перроне в городе Сергачи к Хохлу снова подошёл Вадик. Солнце будто обнимало лучами, чтобы согреть. Прогонять молдаванина Хохол не стал, ведь вдвоём вдвойне веселей. Возле вокзала был небольшой рынок и несколько магазинов. Вадик мог пригодиться помочь сделать отводняк, прикрыть, если подвернётся хороший вариант, что-то отвернуть. Азы отвёртки Хохол освоил ещё у себя в городе. А в Москве стал профессионалом. С витрин отворачивалось всё: вещи, продукты, хоз. Инструменты и т.д. Всё что не приколочено гвоздями, а если и приколочено, Хохол отколачивал. Если вещи приматывали на скотч, Хохол резал скотч лезвием. Если продавщица попадалась внимательной и ему не везло, то в другом магазине повезёт однозначно. Волка ноги кормят.
Сергачи оказался уютным городком, расположенным на холме. Центральная улица была похожа на набережную. Стояли вдоль дороги фонари с круглыми плафонами, а дома, выкрашенные в светло- зелёный цвет, приятно гармонировали на общем фоне. Ребята заходили в каждый магазин, но ничего не стащили. Покупателей не было, а без толкучки сложно, что- либо исполнить. У Хохла была особая чуйка, которая его никогда не подводила. Бывало, что вот, вариант сам просится в руки, бери и иди, а он не брал. Вадик не задавал вопросов, что-то бурчал себе под нос о своей жизни и ходил рядом. На предплечье левой руки у Хохла висел пакет, на дно пакета он кинул бутылку с водой, а сумку отдал Вадику, чтоб не мешала. Когда зашли в очередной магазин, Хохол понял: это оно. Магазин из двух комнат, обклеенный обоями. В одной сидел продавец, а в другой, на круглой стойке на тремпелях висели шмотки, а в коробках возле стен, лежали новые в целлофане туфли- кроссовки. Хохол, долго не раздумывая, взял женскую пару кроссовок и без малейшего шума, аккуратно положил в пакет. И как ни в чём не бывало, вышел на улицу. На ценнике, приклеенному к подошве, написано триста рублей.
– Круто, красавчик!– внёс свою лепту Вадик. Хотя это был самый простейший отворот. То ли дело, когда продавец смотрит прицельно и подозревает, когда продавец такой же матерый и чуйка у него не хуже чем у Хохла, тогда да, адреналин, как в аптеке. На рынке возле вокзала, ребята решили продать кеды.
– Здравствуйте, по дешёвке кеды купите?– ценник Хохол специально не снимал.– В полцены отдаю.
– А ну, дай гляну, какой размер,– на женщину они оказались малы. Где-то на пятом лотке, кеды продали. На удивление никто не спрашивал, ворованные они или нет. Просил сто пятьдесят рублей за них а продал за сто.
– Неблагодарное это дело, Вадим, всегда в три раза меньше дают денег, а то и вообще за бесценок порой отдаёшь. Хотя рискуешь не слабо. Очень неудобно продавать одеяла, подушки, большие вещи. С ними возиться неудобно и избавиться хочется скорее, я однажды одеяло за три тысячи, продал за пятьсот рублей, в шесть раз меньше. А за такие мероприятия, если в КПЗ не сдадут, то по соплям, так надают, что долго помнить будешь.
Но Сергачи не Москва, сто рублей был неплохой капитал. Ребя купили целую полторашку молока, булочек и ещё осталось немножко денег. Молоко особенно запомнилось, домашнее и очень вкусное.
– Такое молоко я пил только в детстве, когда с другом Саней, пасли коров у его бабушки. Пасти коров, это было гениальным занятием моего детства. Мы разжигали костёр, когда коровы усталые и сытые отдыхали, лёжа на земле, и крутили своими большими и рогатыми бошками, отгоняя мух и оводов. Я всегда считал корову тупым животным, но любил эти огромные божьи создания за их спокойствие и за молоко, конечно,– Вадик уплетал булочку и, казалось, так внимательно слушал Хохла, будто тема о коровах, это самое увлекательное, что он слышал в жизни.– Жарили на огне сало, хлеб, пекли картошку. Самым классным было кататься на коровах. Саня всегда выбирал по- больше животину, с маленькими рожками, а я поменьше, чахленького телёнка. Но иногда тоже запрыгивал на большую, чтоб Саня не считал меня трусом, хотя он никогда так не думал. Мы очень крепко дружили и дружим до сих пор. Сашкин дед ругал на нас и гонял лозиной, что тоже нас здорово веселило.